– Ну?
– Я приеду, – ответила девушка осторожно. – Но не сегодня. Завтра. Давай я приеду завтра? – если бы Женька мог мыслить адекватно в эту минуту, он бы услышал, как в голосе девушки появились почти счастливые нотки. Но он весь был в эмоциях, которым, правда, не давал выхода, и это грозило перетечь или во много часов репетиций – до боли и в без того мозолистых пальцах, или в шумную тусовку с какими-нибудь очередными приятелями, или даже в бессонную ночь с какой-нибудь милой девушкой.
– Или сейчас, или не приезжаешь вообще, – зло сказал парень, вновь пиная забор. – Поняла?
– Что? – не поняла Настя, которая терпеть не могла и такого тона, и чьих-то приказов. – Ты в себе? Или пьян?
– Я в себе, – огрызнулся снедаемый ревностью Женька. – Ладно. Понял. Могу не ждать, да?
– Да. До свиданья, – решила попрощаться с ним Настя.
– Почему он тебе нравится? – все же задал мучающий его вопрос Женька. Он прекрасно понимал, что обижает ее, и его это одновременно радовало (ведь она тоже делает ему больно!), и удручало.
– Кто он? – устало осведомилась Мельникова.
– Тот, кто рядом с тобой, – вновь вспомнил Хирург парня, подарившего его Насте проклятые розы.
– Ты идиот? – тихо, видимо, чтобы ее не слышали, спросила девушка.
– Да, я идиот, видимо, – с горечью подтвердил Женька.
– Рядом со мной учителя из школы, где я прохожу практику. Если ты больной – лечись. И не раздражай меня.
И Настя бросила трубку.
– Уродство, – пнув напоследок забор, хрипло произнес парень, который прекрасно понимал, что ни на какой практике Насти нет. И он набрал номер другой девушки.
* * *
Белые розы в магазинчике были, и выглядели они очень прилично. А пока я рассматривала их, Зарецкий, улыбаясь продавщицам, как заправский плейбой, махал гривой и смеялся. Судя по блеску в глазах, одна из девушек понравилась ему – невысокая, стройная, черноволосая, белокожая и чем-то неуловимо напоминающая Белоснежку – не диснеевскую, а ту, которую я видела на картинках в книге братьев Гримм.
Ярослав болтал с ней непринужденно, почти по-светски, отвешивая легкие комплименты и ловя ее делано смущенные взгляды из-под длинных угольных ресниц. Я выразительно покашляла за его плечом.
– Выбрала? – поскучнел он, увидев за своей спиной меня.
– Выбрала. Белые ро…
Однако Зарецкий меня перебил.
– Белые розы. Двадцать штук, – сказал он спокойно, но вместе с тем с каким-то джентльменским достоинством, так, как будто бы покупать сразу двадцать довольно-таки недешевых цветов для него – плевое дело.
– Двадцать одну, – поучительно поправила я его из-за спины. Что за память?
– А, да. Двадцать одну белую розу, – махнул кистью Яр, даже не оглянувшись на меня и продолжая улыбаться Белоснежке местного разлива. – Я люблю круглые числа, но из-за всех этих предрассудков с четным и нечетным количеством цветков… Сами понимаете, – его глаза еще ярче вспыхнули, когда брюнетка повела плечом и как-то невзначай расстегнула на кофточке пуговку. Я недовольно застучала ногой, но на меня не обратили внимания. Это мне почему-то не понравилось, и я мысленно мрачно усмехнулась.
– Сейчас все сделаем, – заторопилась вторая продавщица, тоже очарованная магией Енота. – Белые розы – отличный выбор! Берете для девушки? – осведомилась она с любопытством, вытаскивая по одному роскошные цветы с длинными колючими стеблями и укладывая их на широкий прилавок.
Яр было раскрыл рот, чтобы выдать еще один грандиозный ответ, как я оттеснила его плечом и заявила так уверенно, как будто бы это была правда:
– Для девушки. Вы правы.
– А-а-а… Вы – его девушка? – уточнила продавщица, занимающаяся цветами.
– Сложно сказать, что я – его парень. Да, Ярослав? – положила я руку парню на плечо. Он затравленно глянул на меня и ничего не сказал. Наверное, не хотел выглядеть глупо. – Какие упаковки вы можете предложить? – глянула я на недовольную Белоснежку. – Думаю, надо что-то простое и лаконичное. Согласен, Ярик? – похлопала я его по спине. Он промолчал, видимо, обидевшись, что я разрушила его флирт с девчонкой. Та, кстати, мигом потеряла к нему интерес и занялась своими прямыми обязанностями, зашуршав упаковками. Вообще-то Зарецкий должен был быть мне благодарен. Зачем ему девица, которая ради него неспособна противостоять даже слабому напору? Но он, видимо, так не считал.
Букет получился отменным – нежные полураскрывшиеся бутоны казались снежными и хрупкими, идеально подходящими для свадебного наряда невесты, а не для какой-то там Лилии Петровны из департамента образования, и я сама бы не отказалась от такого прелестного букета в простой прозрачной упаковке, которая, впрочем, только подчеркивала невинную красоту и самодостаточность цветов.
Пока я расплачивалась, обиженный Ярослав, подхватив букет, вышел на улицу, не подумав своей дубовой головой о том, что на холоде, пусть и десятиградусном, цветочкам не очень комфортно находиться даже лишние две минуты. Расплатившись, я почти выбежала на улицу, чувствуя, как спину жжет злобный взгляд Белоснежки.
– Зарецкий! Цветы отдай! – заявила я тут же свои права на букет, который буквально притягивал меня, ассоциируясь с гармоничной простотой, чистотой и нежностью.
– На, – небрежно вручил он их мне, и я тут же прижала довольно увесистый букет к себе. Надеюсь, с ним ничего не случится по пути в школьный автобус.
– Вежливее надо быть, Зарецкий, – сказала я. – Улыбайся – и люди к тебе потянутся.
Он осклабился в ответ, явно дразня.
– Ко мне и так сильно тянутся. Щупальца бы пооторвал половине.
– Будь добрее. А то в следующий раз телефон по-настоящему потеряешь, – отвечала я, переходя на быстрый шаг.
– Кто б говорил. Значит, ты моя девушка? – вдруг спросил он. Я хмыкнула. – Да ты мне в бабушки годишься, Анастасия Куропатовна. Знаешь, а я твоей наглости прямо восхищаюсь уже. Тебе палец в рот не клади – по локоть откусишь. И как не стыдно учительнице приставать к своим ученикам? – из-за того, что голос Яра был веселым, я слегка растерялась. Похоже, он уже перестал грустить о своей Белоснежке из магазина роз.
– Я к тебе не пристаю, – отозвалась я, с беспокойством глядя на букет и очень боясь, что цветы замерзнут.
– Пристаешь. – Зарецкий вдруг положил руку мне на талию – совершенно по-хозяйски, как бы между делом, но достаточно уверенно. – Видишь? – продолжил он, и рта не давая мне раскрыть. – Заставила себя обнять. Пригрозила поставить низкий балл по сочинению. А я не могу поступиться своей учебой и поступаюсь совестью…
