Амелия спала всего ничего, но навалившаяся за трудное лето усталость исчезла, как по волшебству. Куда-то делись последние беды и невзгоды, даже страх перед наползающим с Севера кошмаром. Теперь беда кажется вполне преодолимой, если действовать, а не дрожать от страха, уповая на Богов. Или, как сказали бы родители, медарские моряки, не сушить весла.
— Старейшая, пришла Лалика, — раздается голос верной Аласты. — Говорит, скоро Совет.
— Собираемся немедленно, — распоряжается жрица. — Ала, оповести остальных.
Девушка юркнула в дверь комнаты, где расположилась свита (Верховной отвели отдельную комнату, чтобы никто ее не беспокоил). Покидая избушку, жрица испытывает легкую грусть — отчего-то кажется, что сюда она больше не вернется.
Но сожалей — не сожалей, а дело делать надо. Амме быстро одевает простое, но изысканное шелковое платье из Аркота. Хвала благой богине, храмовый этикет не требует устраивать из утреннего туалета представление с участием слуг и пажей. «Все-таки хорошо, что я не император Ствангарский» — усмехается жрица.
Остальным еще проще. На всякий случай тем, кто не требуется на Совете Храмов, Верховная предлагает отправиться на корабль:
— Мы тронемся в путь сразу после Совета, никого ждать не будем.
…Знала бы она, сколько жизней спасет эта предусмотрительность…
Все в сборе. Верховная жрица, глава Помнящих жрецов и хранитель архива Храма Леонард, высшая жрица Ками, Аласта, представитель Магистрата Этьен Ланрезак — свита у Верховной жрицы на редкость скромная, зато здесь лишь те, без кого не обойтись. Ланрезак вроде бы лишний (единственный в свите Амелии мирянин), но на него наложено заклятие — кому попало не разболтает, даже за очень большие деньги. А его знание светского права пригодится.
Лалика ведет отряд по аккуратной, усыпанной галькой тропинке, освещая путь факелом. Вокруг кромешный мрак: жрицы Амриты то ли не смогли, то ли не захотели сделать нечто, подобное луне и звездам. Тишину нарушают лишь шаги — разговаривать нет нужды.
Вот и озеро. Неожиданно большое, противоположный край теряется во мраке, а островок посередине угадывается только по свету факелов прибывших ранее. Лалика привела исминианцев на крошечный причал, у которого покачивается на волнах искусно раскрашенная и оттого кажущаяся живой лодочка. Амелия ощущает едва заметный, но приятный ток магии Амриты. Ладья зачарована: сердце плывущего в ней обязательно наполняют радость, любовь и покой. И когда плавание заканчивается, приходит пора ступить на берег островка, Верховной жрице Исмины становится немного грустно.
Под ногами зеленеет пышная трава, над головой покачиваются огромные листья пальм. Амме на миг удивляется: пальмы растут южнее, в Кханнаме или на Тейри, самые холодостойкие — в Эрхавене и, возможно, Марлинне. Да и здесь на берегу озера растут обыкновенные ивы и березы. Но женщина вовремя вспоминает, что магия Амриты — магия жизни и живородящей земли. Жрицы могут вырастить что угодно и на скалах, а сюда наверняка завезли лучший чернозем. Готовый сорваться с губ неуместный вопрос отпадает сам собой.
— Совет проведем здесь, — объявляет Лалика, указывая на небольшую полянку между четырьмя самыми высокими пальмами. Амме невольно любуется грациозной, соблазнительной походкой жрицы. «Верно их называют жрицами любви!» — приходит ей в голову. Хотя Великая Мать Амрита — богиня не только и не столько любви, сколько плодородия, семейного счастья и, конечно, того наслаждения, которое дарит плотская любовь. Сама отдавшая многие годы храмовому танцу, Амелия по достоинству оценивает походку.
Говорят, у жриц Амриты есть свои священные танцы. Но если богиню Исмину танцем могут славить и мужчины, и женщины, у жриц Амриты все не так. Великая Мать и от служительниц своих требует быть, прежде всего, женщинами. И уж потом — политиками, законниками, администраторами. Их танец призван подчеркнуть соблазнительность и гибкость исполнительницы. Амелия считала их вульгарными, но, как свидетельствует пример Лалики, и в вульгарности есть смысл: разбудить любовь и разжечь страсть, ибо, как учат людей жрицы, для прибавления жизни на земле нужно и то, и другое. Потому в Храме Амриты и есть правило, которое до глубины души возмущает жрецов Единого: жрицей Амриты не может стать девственница. Только та, кто уже дарила любовь и жизнь.
Усилием воли Верховная заставляет себя сосредоточиться на предстоящей встрече, обещающей стать главным делом жизни. Посланцы Храма Исмины располагаются под одной из пальм. К берегам островка пристают лодки, с них сходят небольшие группы людей, располагаясь на поляне. Несмотря на гарантию безопасности, Амелия вздрагивает, когда неподалеку усаживаются несколько представителей Храма Лиангхара, одетые в армейские черные плащи. Перед глазами, как наяву, встает дым пожаров над Эрхавеном, жуткие валы изуродованных трупов на ведущих на мостах, грохот пушек и рев погребальных костров… И, конечно, ни с чем не сравнимый вязкий ужас от творимых рядом смертоносных чар. Мертвые похоронены, руины восстановлены — но с теми, кто повидал бойню, война останется навсегда. Будет возвращаться снова и снова в кошмарах и навязчивых воспоминаниях — только дай им волю…
Чутье не подводит Верховную — она безошибочно выделяет из кучки страшных гостей главного. Верховная на миг даже забывает о приличиях, разглядывая короля и Высшего Палача Мелхиседека Третьего Атарга. Главного врага Эрхавена и Храма — хочется верить, что бывшего. Мелхиседек еще довольно молод и, надо отдать должное, красив. В черных волосах, аккуратно подстриженной бородке достаточно седины, но — удивительное дело — она совсем не старит короля, скорее, придает своеобразное обаяние. Руки умеют держать ятаган не хуже, чем перо (и правда, на поясе висит боевое оружие, хотя зачем оно магу такого уровня?), и, конечно, виртуозно владеют разнообразным палаческим «струментом». Ибо звание Высшего Палача просто так не дается. Амме ежится от одной мысли о том, что нужно сделать, чтобы заслужить у жуткого Владыки такую милость.
А черные, наверное, как Черный Лед, глаза так же внимательно изучают ее саму. В них читается ум, непреклонная воля и — утонченная жестокость, развитая годами страшного служения. Если враг — Мелхиседек Атарг, проще сразу прыгнуть в море с камнем на груди. Впрочем, и это не выход: Высший Палач Лиангхара, помимо прочего, еще и первый некромант Мирфэйна.
— Приветствую старейшую, — неожиданно в полном соответствии с храмовым этикетом, произносит Мелхиседек. — Рад, что вы проявили благоразумие, пожелали встретиться и обсудить ситуацию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
