Разве есть в Куштиряке парень моему Самату под стать!» Стахан, тоже плут из куштиряковских, покричал маленько и предложил брату: «Сыртлановы расшумелись, шкуру неубитого зверя делят, а мы что же? Ходим, как телята. Давай возьмем и украдем Танхылыу! Девушку умыкнуть — за грех не считается». Но Гата отважные помыслы брата отверг, потому что от Самата опасности он не ждал, здесь душа была спокойна. Теперь же, увидев, что дело запутывается еще больше, во все глаза уставился на Диляфруз:
— Как это — сватается?
— А как сватаются? По обычаю. Сам он не то что словом перемолвиться — даже близко к Танхылыу подойти боится. Потому переговоры с дедушкой Фаткуллой Ведут родители Самата. Точь-в-точь по старинке, как моя бабушка рассказывала.
Новость оглушила Гату. Порядком прошло времени, пока он осознал, что Диля ушла, а сам он сидит на скамейке возле чьих-то ворот. Вот она, жизнь, — мах колеса, то в грязь, то в небеса. Из-за Танхылыу он Одессу, а вместе с Одессой хорошую работу бросил, вернулся домой, старанием, прилежанием своим с уважаемыми людьми в один ряд встал, и в работе спор, и на язык скор… Впрочем, нет, на слова-то он не мастер. Ну и что? Из слов дворца не выстроишь. Сила Гаты в технике, в борьбе за новую культуру. А Самат? Кто он такой, Самат? Кроме того, что в армию сходил, где он еще был? Какие далекие от Куштиряка земли повидал? Может, статью-силой своей, мастерством или геройством прославился? Сидит день-деньской в сельсовете, лицо, как шафран, пожелтело, в глазах света живого нет, уже, наверное, все бумаги в сельсовете съел. Нет, если уж родители девушку уговаривать взялись, тут дело не выйдет, как день ясно. С какой стороны ни возьми, Танхылыу ему не пара. Да он, наверное, и сам видит. До чего не дотянешься — и тянуться нечего.
Значит, кто-то другой. Но кто же? Сколько ни перебирал Гата парней, но равного себе так и не нашел. «Пустое говорит Диля. Свой аркан на мою шею пытается накинуть, хочет, чтоб я к Танхылыу остыл. А Танхылыу оттого такая задиристая, оттого все эти подковырки, что любовь свою боится выказать», — успокоил он себя.
И Гата поспешил к универмагу. Там разгадка тайны. Тетка наверняка выведала, что у племянницы на душе. Гата вспомнил, как он растерялся в прошлый раз, когда приезжал за свадебными подарками, и пи о чем не спросил у Нисы. «Эх, абитуриент!» — вздохнул он.
Танхылыу в магазине не видать. Покончила, наверное, с делами и ушла. Тоже удача.
— A-а, здравствуй, земляк! — Завидев Гату, Ниса поспешила ему навстречу. — Как дома, отец с матерью как? А наши? Живы-здоровы?
— Здоровы, — буркнул Гата. «Та-ак!» — сказал он про себя, подобно своему учителю Шамилову, и навострил уши. Вот тебе и Танхылыу! Сама: «К тетке пойду», — а сама, значит, куда-то еще отправилась. Если бы она уже побывала здесь, разве стала Ниса об их здоровье расспрашивать?
— Все ты мельком, все по работе, даже в гости тебя пригласить не могу, — изобразив на широком довольном лице огорчение, сказала Ниса. — Ладно, придет еще день… Спасибо, что навестил, тут у меня посылочка для Танхылыу.
— Опять, наверное, свадебный подарок. — «Что-то слишком частыми стали эти посылки», — отметил он про себя, но ничем себя не выдал, поулыбался даже немного, глазки сощурил.
— А ну их! И свадьба-то все не как у людей! Что в ауле-то говорят?
— Говорят, Танхылыу за сына Юламана Быстрого сватают…
— За Самата, что ли? — Ниса так расхохоталась, что сновавшие по залу покупатели с удивлением посмотрели на нее. — Ой, насмешил!.. Да разве он Танхылыу пара? Ты ей скажи, лучше парня, который уже есть, днем с огнем искать будет — не найдет. Самат, говоришь, а? Если бы у меня спросили… — Но тут Ниса оглянулась на зов молоденькой продавщицы, бросила Гате: — Я сейчас! — и ушла в комнату позади прилавка. Слова, готовые сорваться с языка, так на языке и остались.
Убил бы Гата эту продавщицу! Другого времени нет, чтобы в самый интересный момент встрять в разговор? На пожар, что ли? Впрочем, долго ждать не пришлось, с узелком в руке показалась Ниса. Но прерванный разговор снова связать — все равно что мотор на морозе разогревать.
— Тоже чтоб люди не заметили? — сказал Гата, кивнув на узелок.
— Нет, не секрет. В прошлый приезд Танхылыу деньги оставила, сумку просила купить. Привет от меня передай, ладно?
— На свадьбу-то приедешь, наверное?
— Прилетела бы! И чего тянут. Хоть бы Танхылыу наведалась, знает ведь, что нет у меня времени туда-сюда ездить.
Все ясно, сомнений нет. Ниса другого парня имеет в виду. Не Самата и не Гату. Кого-то другого любит Танхылыу, а с Гатой как кошка с мышкой играет. Но выдавать себя нельзя. У Нисы глаз приметливый. Стиснуть зубы и терпеть.
— А парня-то… и не видела разве? — Лицо у самого безразличное, можно сказать, даже каменное. Дескать, так просто спрашиваю, тебе сочувствую, мне-то все равно.
Но у Нисы, кажется, зубы не из редких, собственный-то язык поприжать умеет. Женщина острая, хваткая: как змея под землей ползет, и то услышит. Улыбнувшись, она погрозила Гате пальцем:
— Ах-хай, парень, много знать хочешь! Может, говорю, Танхылыу и тебе голову вскружила?
— Эх, апай! — И Гата, оставив ее в изумлении, ударяясь о встречных, выбежал на улицу. Выбежал и встал как вкопанный. «Эх, абитуриент!» — с ненавистью сказал он себе. Так и не сумел сдержаться, секрет, готовый уже развязаться, не развязал, бежал, как мальчишка. Обратно в магазин вернуться? Стыдно. Он ведь куштирякский джигит. Гордость прежде ума ходит.
Возвращаясь на квартиру, Гата попытался все увиденное и услышанное смотать в один клубок. Кто же этот парень? Ниса его до небес возносит. И Диляфруз его знает. А вот Гата не знает. Самата из списка можно сразу вычеркнуть. Его с Танхылыу и рядом-то поставить нельзя. Смех один. Алтынгужин? Вот кто всерьез тревожил Гату. Но, по словам Шамилова, не тот он человек, чтобы в ауле остаться. Ну кто же, кто? Кажется, если узнал бы — так и меньше жалел обо всем этом…
Завидев его, Танхылыу и Диляфруз, о чем-то со смехом спорившие на крыльце, оборвали разговор и ушли в дом, то ли дело вспомнили, то ли просто так. Танхылыу-то, вы только посмотрите! Говорила, что «завтра поедет», а уже в дорогу уложилась. Тетю проведать и в мыслях нет. Где же она до этого часу ходила?
Гата забросил узелок в машину и начал разогревать мотор.
