как иностранных захватчиков. Евреи тоже считали себя собственниками земли и, хотя были готовы позволить арабам жить на ней, не одобряли совместного владения. В конце концов стало ясно, что в гонке между осуществлением сионистского предприятия и формированием, а затем и неистовым всплеском палестинского национализма сионизм проигрывает. Только тогда евреи согласились разделить страну и создать два государства, еврейское и арабское. Однако арабы не согласились отрешиться от своего исключительного права на страну и отказались делиться им. Воодушевленные участием арабских государств в конфликте, они считали, что в итоге проблема будет решена силой. Крах арабского общества, поражение арабских армий в Войне за независимость и Накба стали революционными событиями, о чем арабы даже не догадывались. Для сионистов это был момент, когда сионизм доказал, что может создать государство, способное выдержать войну за выживание.
Для евреев бегство или изгнание арабов было непредсказуемым, но желанным исходом войны, которую не они начали и которая стоила им больших жертв. Палестино-израильский конфликт начался не с войны 1948 года, но в глазах арабов война была символом ущерба, нанесенного им сионизмом, лишившим их страны. Смена ролей между евреями и арабами, когда евреи стали большинством, а арабы меньшинством, стала источником травмы, которая все еще тяготеет над палестинцами. До 1967 года они надеялись, что «следующий раунд» между Израилем и арабскими государствами повернет время вспять. С тех пор, и особенно после войны 1973 года, они были вынуждены принять Израиль как жизненный факт. Но в то же время они никогда не рассматривали его как законное государственное образование на Ближнем Востоке. Согласно арабскому нарративу, сионизм не является национальным движением еврейского народа. Для арабов не существует такой вещи, как еврейская национальность, а есть только еврейская религия; или, в менее резкой интерпретации, израильтяне – это национальность, а мировое еврейство – нет. Таким образом, сионизм – это не освободительное движение еврейского народа, а скорее форма белой колонизации, которая украла страну у ее коренных жителей.
В результате на нынешнем этапе истории палестинцы готовы терпеть существование Израиля на Ближнем Востоке как неотъемлемый факт, но не рассматривать его как легитимное государство. Отсюда трудность в достижении мирного соглашения, поскольку Израиль добивается взаимности и принятия своих основных требований: чтобы арабы отказались от мифа о «праве на возвращение» и вечной природе конфликта и признали Израиль как еврейское национальное государство.
Тем не менее похоже, что после визита Садата в Иерусалим делегитимация Израиля на Ближнем Востоке несколько уменьшилась. Сионистское движение прошло долгий путь от скромных начинаний до предложения Лиге арабских государств о признании и мире. Несмотря на всю обиду и насилие с обеих сторон, Эрец-Исраэль не испытала геноцида или массовой резни, подобных тем, которые имели место в некоторых европейских странах, даже совсем недавно, в 1990-е годы. По сравнению с другими национальными конфликтами, палестино-израильский конфликт остается ограниченным, даже с учетом поселений и подавления Израилем народного восстания или, с другой стороны, действиями террористов-смертников. Поскольку Израиль – более сильная сторона в конфликте, можно сказать, что он заслуживает похвалы за моральные ограничения, которые наложил на себя в этой борьбе.
С 1967 года оккупация Иудеи, Самарии и сектора Газа бросила тень на израильское общество. Поляризация между сторонниками Великого Израиля и сторонниками «территории в обмен на мир» изменила израильскую политику. Если раньше разделение на правых и левых отражало разные социальные взгляды, то теперь в израильской политике обозначение идентичности – «голубь» или «ястреб» – это взгляд человека на оккупированные территории. Выпячивание этого конфликта отодвинуло в сторону вопрос дальнейшей интеграции самого израильского общества. Разочарование мирным процессом ослабило израильских левых. Однако в результате произошел сдвиг не вправо, а в центр. Среди большинства израильской общественности возникла новая трезвая готовность к миру, но без мессианского рвения, характерного для начала 1990-х годов.
Посторонний наблюдатель, следящий сегодня за Израилем, видит расколотое общество, снижение уровня национальной солидарности, борьбу между различными секторами, слабость объединяющей конструкции. Но взгляд извне может привести к ошибочной оценке. Возможно, осознание того, что израильское общество рушится и хватит последнего небольшого удара, чтобы его уничтожить, побудило Арафата усилить Вторую интифаду? Как оказалось, когда это общество, пронизанное неравенством, сталкивается с опасностью извне, оно находит силу духа, чтобы сомкнуть ряды, вывести общий знаменатель и набраться смелости для противостояния нападающим. Каждый раз, когда это происходит, встает вопрос: почему выдающиеся качества добровольчества и патриотической преданности проявляются только во время кризиса?
В первое десятилетие третьего тысячелетия в Израиле были опубликованы две книги, способные помочь разобраться в путанице израильского этоса. Первой была A Tale of Love and Darkness («Повесть о любви и тьме») Амоса Оза; через несколько лет вслед за ней последовала работа Давида Гроссмана A Woman Flees Tidings («Женщина, убегающая от вести»). С первых дней сионистской деятельности ивритская литература служила сейсмографом, фиксирующим настроение и господствующий дух движения, а также была его совестью и проводником. В 1980-е годы депрессия и замешательство, вызванные утратой ценностей и консенсуса в израильском обществе, выражались в литературных произведениях, описывающих страх перед хаосом и боль потери общественного пространства, чему была посвящена более ранняя литература. В 90-е годы этот вакуум стал предметом новой литературы, ни с чем подобным не связанной.
Теперь, в ответ на провал мирного процесса и вспышку насилия Второй интифады, эти два великих романа снова широко обсуждались публично. Амос Оз рассказывает историю своей семьи, в то же время излагая сионистскую метаисторию. Семья иммигрантов из Европы пускает корни под палящим солнцем Эрец-Исраэль в среде, враждебной молодым растениям, привыкшим к тепличным условиям. Встреча причиняет страдания и боль, но также ведет к индивидуальному и социальному возрождению и построению нового мира. В этом суть сионистской истории. В книге Гроссмана описывается непрекращающееся вторжение общественного в частное пространство Израиля и невозможность их разделения. Мать, которая бежит из дома, чтобы не слышать сообщение офицеров ЦАХАЛа о смерти ее сына на действительной службе, и отец молодого человека, страдающего от усталости в бою и терзаний во время войны Судного дня, – это фигуры, выплавленные в печи израильской реальности. Любовь к стране, преодоление скрытого слоя экзистенциальной тревоги, поддержание подобия человечности – все это типичные мотивы в ивритской литературе с начала XX века. Литература, документирующая пустоту, была вытеснена литературой, посвященной нации, обществу, всему человеческому.
Израиль – это история успеха глобального масштаба; это жизнеспособное, динамичное общество с развивающейся экономикой и наукой, получившее международное признание, находящееся в авангарде исследований, это радикальная демократия с крайней свободой слова и смелыми и агрессивными средствами массовой информации, которые без колебаний раскрывают все слабости
