– Позвольте кольцо, – вместо «здравствуй» сказал полковник Толстов, как будто не узнав Дарьюшку.
Дарьюшка подала кольцо.
– Покорнейше прошу. – Полковник подал стул. – Побеспокою вас, Андрон Поликарпович. Самоварчик подогрейте. Чайком побалуемся.
Когда хозяин ушел, полковник подошел к Дарьюшке и тихо спросил:
– Своего имени хозяину не называли?
– Нет.
– И что у вас в городе муж?
– Нет.
– Отлично. Хозяин разговаривал с ямщиком и с тем, кто приехал с вами?
– Нет. Он сразу меня повел в дом.
– Минуточку!
Полковник накинул на плечи полушубок и ушел, оставив Дарьюшку. Вернулся он минут через пять, а вслед за ним казак Тужилин с мешком овса. Мешок пронесли в комнату. Потом полковник опять ушел с Тужилиным, и Дарьюшка не утерпела, подошла к окну и взглянула в ограду, В кошеву уселись Микула с Тужилиным и уехали. Полковник закрыл за ними ворота. «Как же я, боже!» – испугалась Дарьюшка, возвращаясь на свой стул.
Но где же «отец Мирон»? Туда ли она попала? Не спутала ли адрес явки?
Полковник вернулся и успокоил:
– Они придут за вами завтра под вечер. Нам предстоит серьезный разговор… Дарья Елизаровна. – И внимательно, чуть усмехаясь, взглянул в растерянное лицо Дарьюшки.
– Я вас узнала, – промолвила Дарьюшка, но не успела назвать полковника по имени-отчеству.
– Тсс! Того, кого узнали, нету. А есть отец Мирон: добрый христианин. И вы… Какое вам имя удобнее? Назовем вас Аннушкой. Располагающее имя. Еще более располагающее: Анна Ивановна, – сказал первое, что пришло в голову, и глаза его испытующе щурились. – Будем знакомы, Анна Ивановна. Да не запамятуйте мое имя: Мирон Власович Кузьмин – мещанин из Екатеринбурга. Торгующий скобяными товарами. Ну, а хозяин мой, скобянщик Андрон Поликарпович Шмандин, мой должник по скобяным товарам.
Дарьюшка вздохнула: она еще не обвыклась с такими тайнами и тем более со своим новым именем и отчеством. Аннушка! Да еще Анна Ивановна! Смешно просто.
– Как вы доехали, Анна Ивановна?
– Мороз!
– Настали морозы. Жестокие морозы, – отозвался отец Мирон и пошел вокруг стола по ковру с проплешинами. Он был в войлочных туфлях, в черных суконных штанах и в рубахе под пояском по чреслам. – Жестокие морозы сковали Россию!
Дарьюшка ничего не ответила. И что она могла сказать, «заочно кооптированная в губернский подпольный комитет «Союза освобождения России от большевизма»? Что ей известно из подлинных намерений союза? С кем они и за кого они, заговорщики? Сами за себя и за свои драгоценные холеные шкуры или они в самом деле пекутся о судьбе России?
«И где она теперь, Россия?» – грустно спросила себя Дарьюшка, глядя на расписную китайскую чашку.
Отец Мирон заметил перемену в лице гостьи, спросил:
– Что вас беспокоит?
– Ничего. Так. С дороги. – И передернула плечами. Она была в шерстяной вязаной кофте, в черном длинном платье, и на шее у нее был красный гарусный шарф. Волосы на голове были уложены в толстый узел.
– Будем откровенны, – предупредил отец Мирон, присаживаясь на стул подле Дарьюшки. – Наш союз – добровольный союз патриотов. Вас рекомендовали в союз как патриотку нашего несчастного отечества, и мы ждем от вас откровенности. Если возникают сомнения – скажите, а не прячьте. Сомнение, запрятанное в сердце, это опасный червь, который потом подточит его.
– А разве есть человек без сомнений? – спросила Дарьюшка. – Я думаю: человек без сомнений – это мертвый человек. Если он не сомневается, он не живет.
Отец Мирон согласился, что человек без сомнений – пустой и никчемный; но есть идеалы, в которые человек верит, как в истину, и сомнения здесь неуместны.
– Можете ли вы сомневаться, что отечество в смертельной опасности? Можете ли вы принять власть узурпаторов, попирающих весь мир? Они же на весь мир кричат про мировую революцию. И если им дать волю, они без тени страха и сомнения зальют кровью весь мир! Тут никакого сомнения быть не может. Над Россией нависла страшная угроза, как во времена оные угроза нашествия орд Чингисхана. Были князья на Руси, которые сомневались в нашествии татар на Русь, и что стало с теми князьями? Они первыми легли на плаху кровожадной орды.
Дарьюшка подумала: «Золотая орда – это уже чужеземцы? А мы русские. Сами на себя нашествие совершили, или как? Большевики тоже русские, как и мы».
Отец Мирон вдруг спросил:
– Что слышно о Тимофее Прокопьевиче Боровикове? Дарьюшка не ждала такого вопроса.
– У меня муж Грива. Инженер Грива, – напомнила.
– Да-да. Он сейчас заседает в губернском Совете. Всемерно помогает большевикам. Им нужно золото. Много золота! А ведь он же вступил в партию социалистов-революционеров!
– Он не считает себя политиком. Отец Мирон помолчал.
– Сейчас нет даже тараканов вне политики, Анна Ивановна. Если инженер Грива работает на большевиков – он работает против России, против нас с вами. Вам предстоит серьезный разговор с вашим мужем. Весьма серьезный. Или – или. Другого выбора нет. Он должен быть с нами. На этот счет я вам кое-что подскажу… А теперь прошу вас быть хозяйкою. Скоро подойдут наши люди, и мы будем чаевничать. Да не забудьте: вас звать-величать Анна Ивановна. Пожаловали вы к нам не из тайги, а… из Канска, допустим. Из Канска. Кое-чему вы должны научиться, чтобы случайно не погубить дело. За нами наблюдают тысячи глаз; и даже стены имеют уши. Трудное время, Анна Ивановна. Очень трудное.
– Да, да, – отозвалась Дарьюшка.
Отец Мирон положил руку на колено Дарьюшки:
– Я не случайно обмолвился о Тимофее Боровикове.
– Это все прошло, – потупилась Дарьюшка.
– Он сейчас в Красноярске.
– Здесь?!
– Да, он здесь. Не исключена возможность, что вы можете с ним встретиться.
– Зачем? Нет, нет!
– Я сказал: не исключена возможность. Будете идти улицей и вдруг столкнетесь лицом к лицу.
– Нет, нет!
– В таком случае будьте осторожны. Лучше вам не показываться на людных больших улицах.
– А… что он здесь?
– Вы же знали, что он большевик? – Да.
– Ну, так вот. Он предал немцам батальон на фронте, и в том, как это ни тяжко, повинен я. То есть не я, а некий полковник Толстое.
Дарьюшка ничего не поняла из того, что сказал полковник и он же отец Мирон. Полковник продолжил:
– Я настоял перед тогдашним командиром гарнизона генералом Коченгиным присвоить прапорщику Боровикову звание штабс-капитана и назначить командиром батальона. Своими руками ввел рыжую свинью в каретный ряд. Но увы! Свинья осталась свиньёю.
Дарьюшка – ни слова, но глаза у нее потемнели. Она не забыла, как полковник говорил тогда, что на фронте Тимофей спас ему жизнь и честь.
Полковник говорит, что по тайному приказу Ленина большевики на фронте разложили армию: батальонами, полками сдаются в плен немцам. Одним из таких предателей оказался штабс-капитан Боровиков. Сейчас он приехал в Красноярск из Петрограда. По личному поручению Ленина. Теперь он, понятно, не штабс-капитан, а чрезвычайный комиссар по продовольствию и член военно-революционной тройки. Опасная фигура.
– Он тогда не был таким, – сказала Дарьюшка.
– То есть когда?
– В девятьсот четырнадцатом. В ссылке.
– Они все были добренькие и тихенькие в ссылках. И Боровиков, и здешний Дубровинский, и некий Вейнбаум. Теперь они показали себя во всем своем блеске и великолепии!
– Можно? – раздался голос хозяина.
– Пожалуйста, – пригласил отец Мирон.
Хозяин притащил фыркающий паром самовар, сообщив, что к отцу Мирону пришли почетные гости на чашку чая…
VII
На другой день, также под вечер, на паре отдохнувших рысаков Дарьюшка с кучером Микулой подкатила к двухэтажному деревянному дому на Набережной возле пристани, где снимал квартиру на втором этаже капитан Грива. Капитана не было дома – он зимовал в низовье Енисея в Подтесовой со своим пароходом «Орел», на котором плавал после «России».
Инженер Грива обрадовался нежданному приезду жены, не подозревая, что Дарьюшка сутки как в городе.
– Не окоченела, создание богов? – тискал Гавря. Нет, Дарьюшка не замерзла…
– Заезжали греться в Лалетино. Тут совсем рядом, – соврала мужу, пряча виноватые глаза.
– Побей меня гром, рад! Давно бы так.
Тетя Лиза – бездетная жена капитана, тоже обрадовалась приезду Дарьюшки и не знала, чем ее угостить.
– Ах, боже мой! – вспомнила Дарьюшка. – Я вам привезла гостинцы. Туес меду, варенья, крупчатку на рождественские праздники и орехов целый мешок.
