— Выходит, вы уже не раз пользовались таким способом?
— Еще бы! Я делаю это каждый день: я прячусь там же, чтобы послушать, как жалуется на меня графиня, и получить от этого удовольствие.
Наша героиня, которая на этот раз благоразумно решила не перечить, зашла с Жернандом в указанную комнату, а ничего не подозревавшая Доротея отправилась к мадам де Жернанд, которую очень удивил этот визит.
Мадам д'Эстерваль, властная, высокомерная, не менее жестокая, чем ее супруг, и получившая полную свободу действий, как и следовало ожидать, не стала церемониться и разыгрывать из себя влюбленную. Ее сопровождала одна из старых служанок, имевшая задание заставить несчастную хозяйку дома сделать все, что потребует от нее эта современная Мессалина. О сопротивлении не могло быть и речи: измученная уже жертва могла противопоставить наглости только свои слезы и свои прелести. Невозможно представить себе ярость мадам д'Эстерваль, и трудно описать ее безумное поведение. Забыв совершенно о своей женской сущности, гордая лесбиянка без малейшего стыда вытворяла все, чему предаются сладострастные мужчины: это была уже не Сафо в объятиях Дамофилы — то был Нерон, истязающий Тигеллина. Все мужские извращения, все мужские страсти, все мыслимые пороки самого жестокого сладострастия мужчин сосредоточились в этом вместилище мерзости и развращенности; не осталось ничего, чего бы она не употребила, чтобы утолить свою противоестественную похоть, и эта сцена измучила бедную хозяйку Жюстины так, как никогда не терзал ее жестокий супруг.
— Ух ты, черт меня побери, — бормотал Жернанд, все крепче прижимая лицо Жюстины к своим чреслам, — как это восхитительно, я никогда не видел ничего, столь возбуждающего. Как мне нравится Доротея в пылу ярости, будь у меня такая жена, я бы ни за что не сделал ее своей жертвой… Соси, соси сильнее, Жюстина! Пусть моя сперма брызнет одновременно с соками этой блудницы.
Но желания графа, слишком возбужденного, чтобы удовлетвориться так и не нашли выхода, а мадам д'Эстерваль насытилась, прежде чем дошел до кульминации тайный соглядатай ее забав. Утолив предмет своего наслаждения, она бросила на него презрительный взгляд, она осыпала его оскорблениями и несколько раз повторила, что граф слишком милосерден, не уничтожив жену до сих пор; под конец она снова осквернила прелести, которые совсем недавно опьяняли ее, жестоко избив несчастную женщину, и вышла, заявив, что даст ее супругу совет как можно скорее принять самые решительные меры в отношении столь презренной жены.
Как только Доротея покинула комнату мадам Жернанд, туда вошли хозяин и Жюстина; сделав вид, будто застал жену врасплох, граф обрушил на несчастную всевозможные оскорбления и угрозы. Та защищалась, как могла.
— Эту женщину привела одна из ваших служанок, — говорила, обливаясь слезами, графиня, — она сказала, что вы разрешили, и я не могла противиться…
Но Жернанд, который искал только повод для того, чтобы потешить свою насквозь порочную душу, незамедлительно приговорил жену к кровопусканию и, подогретый предварительными эпизодами, в одно мгновение сделал надрезы на руках и на нижних губках. На этот раз он обошелся без мужчин — ему было достаточно Жюстины, и несчастная девушка выдохлась, лаская его. Жесткое животное умело контролировало свою сперму, и она вырвалась наружу, только когда его жена потеряла сознание; этот сеанс был одним из самых чудовищных и жестоких, какие видела Жюстина.
Не успел распутник вернуться к себе, как во дворе послышался шум подъехавших экипажей. Это были господин де Верней и его семейство. Господин де Жернанд тотчас сообщил об этом своей супруге. Но в каком состоянии — о справедливое небо! — пребывала она, когда узнала об этой катастрофе! Одновременно Жюстину предупредили, чтобы она шла встречать гостей.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Портреты новых персонажей. — Необычайные оргии
Первой въехала немецкая дорожная карета, запряженная шестеркой лошадей, в которой находились господин и госпожа де Верней, Сесилия и Виктор, за ней следовала большая коляска, доставившая очень красивую женщину лет сорока, ее дочь, восхитительное двадцатидвухлетнее создание, и еще двух детей этой женщины в возрасти десяти и семи лет, рожденных от главы семейства. Мальчика звали Лили, девочку Роза, и не было, наверное, на свете детей краше, чем эта парочка. Два оставшихся места занимали двое молодых людей — двадцати и двадцати одного года, — сложенные как Геркулес и красивые как Амур, они были камердинерами господина де Верней.
Дамы и дети сразу удалились в отведенные им комнаты, Жернанд представил Вернею д'Эстерваля и Брессака.
— Это наш очаровательный племянник, с которым ты еще не знаком, — сказал брату Жернанд. — Обнимитесь, друзья мои: когда люди так похожи друг на друга, можно обойтись без церемоний. А этот любезный господин, — указал Жернанд на д'Эстерваля, — друг моего племянника. Это человек, в чьем доме я не советовал бы тебе останавливаться на ночлег, так как он убивает всех, кто к нему попадает… Ну ладно, ты доволен обществом, которое я тебе дарю?
— Я восхищен, — сказал Верней, обнимая д'Эстерваля, который не замедлил представить гостю свою жену и прибавил, что та, кто имеет честь приветствовать его, хотя и принадлежит к презренному полу, но обладает всеми злодейскими качествами мужчин.
— Вот это мне и нужно, друзья, — снова восхитился Верней, — я вижу, что в таком обществе мы проведем несколько приятных дней.
Тут появились четверо ганимедов и осведомились, не требуются ли господину де Вернею их услуги.
— Разумеется, — оживился Верней, — поездка меня возбудила, уже два часа, как мой член торчит, как у дьявола. Поглядите, — продолжал он, выкладывая на стол инструмент устрашающих пропорций. — Я иду за вами, дети мои, а эти господа, надеюсь, не обидятся, если я пролью немного спермы, прежде чем получше познакомлюсь с ними.
— Позвольте моей жене помочь вам, сударь, — почтительно сказал д'Эстерваль, — никто лучше нее не знает толк в таких делах, и ее воображение придется вам по вкусу.
— Охотно, — сказал Верней, — я не обижусь, если к нам присоединится юная дева, которая нас встречала. Кстати, кто она?
— Это Жюстина, дядя, — ответил Брессак, — образчик добродетели, чрезвычайно сентиментальная особа, чьи нравы и злоключения составляют удивительно яркий контраст с нашими принципами. Жернанд сделал ее чем-то вроде горничной и наперсницы своей супруги, они вместе плачут, молятся, они утешают друг друга, а мы с удовольствием топчем их.
— Восхитительно, восхитительно! Черт побери, братец, скорее зови сюда эту девушку, я с ней побалуюсь.
