— Да здравствует император Александр! — вдруг услышал он где-то рядом.
— Ваше величество, Париж помнит вас и ждет! — послышалось вокруг.
Он привычно вскинул голову и, помахав приветственно рукой, приложил ее к груди.
— Смотрите, смотрите, какое счастье и какое великодушие написано на лице императора Александра! О боже, как он любит всех нас, парижан!
Белое перо на шляпе
Солнце уже поднялось и начало изрядно припекать. Иоахим Мюрат проснулся оттого, что яркие лучи, пробившись сквозь листву старой оливы, упали на щеку, и он почувствовал их тепло. Он тут же вскочил на ноги и глянул в сторону моря. Ровное и гладкое, как натянутый холст, оно переливалось золотыми блестками.
Ночью он и его товарищи недалеко отошли от берега — оливковая рощица, укрывшая их теперь, оказалась у самого подножья гор и отстояла от прибрежной полосы на расстоянии нескольких сот метров.
Теперь спуститься бы бегом к морю и окунуться в него с головой, чтобы окончательно взбодрить себя и сбросить остатки тревожного сна.
Каждое утро Мюрат так и поступал, когда просыпался в своем неаполитанском дворце. Он вскакивал с кровати, набрасывал на голое тело легкий зеленый шелковый халат, просовывал ступни в замшевые зеленого же цвета туфли без каблуков и совершал пробежку по открытой балюстраде, специально для этой цели возведенной вокруг дворца. Затем возвращался и окунал голову в большой серебряный таз, уже наполненный ледяною водой. Халат сбрасывался, и поток студеной воды выливался на его могучие широкие плечи, стекая на грудь и опускаясь к торсу, а затем струясь по сильным, мускулистым ногам.
Пока один из прислуживающих ему людей растирал его тело огромною холщовою простынею, другой слуга накручивал на свои пальцы его влажные волосы. Они были роскошны — смоляная грива, ниспадавшая до плеч, завитая на кончиках крупными локонами.
Иоахим машинально провел рукою по лицу — давно не мытые волосы были нечесаны, от них дурно пахло. Всклокоченной и грязной была густая борода, отросшая за последние недели.
Спускаться к морю было опасно. Наверняка их утлый баркас заметили еще вчера, когда они болтались на волнах вблизи берега, и теперь жандармы, наверное, ищут их вдоль всего залива.
Пять месяцев прошло, как он, король Неаполя и маршал Франции, оказался без армии. Она или погибла, или разбежалась по домам, когда в начале мая их разбили австрийцы. Уходить пришлось не в Неаполь, а к северу, в Швейцарию, и оттуда — во Францию.
Замысел был таков — достичь Тулона и перебраться на Корсику. Там имелись надежные люди, которые могли не только предоставить убежище, но помочь собрать удалых молодцов, чтобы с ними высадиться возле Неаполя и вернуть трон.
За все время, пока он пробирался на юг Франции, в нем жила вера в то, что жители Италии, все как один, поднимутся на его зов и со всего Апеннинского полуострова им удастся изгнать и австрийцев, и пришедших к ним с подкреплениями англичан. Каково же оказалось разочарование, когда люди, посылаемые им из Аяччо во Флоренцию, Геную, Рим и Неаполь, возвращались с постными лицами и говорили ему о том, что Италия смирилась с властью новых хозяев и их ставленников.
— Вы — трусы! — возражал он. — Готов биться об заклад, что вы не добрались до мест, куда я вас направлял, а пользуетесь лишь слухами, которые нарочно распространяют мои враги.
— Как можно, Иоахим? — оправдывались верные ему соратники. — Ты знаешь нас не менее двух десятков лет, когда ты сам еще не был маршалом, а только прислуживал в таверне своего отца. Клянемся Девой Марией и Всеми Святыми Отцами — Фердинанд Четвертый занял твой неаполитанский трон и объявил повсюду, что сыщет тебя и предаст смертной казни.
Не один Фердинанд охотился за Мюратом. Сбившись с ног, его искали австрийские солдаты и полицейские Людовика Восемнадцатого, уже второй раз за истекший год покидавшего и вновь обретавшего королевский престол.
— Простите меня, мои друзья. Я верю вам, — быстро смирялся мужественный великан с добрым и отходчивым сердцем. — В таком случае нам следует как можно скорее собрать несколько тысяч молодых и отважных ребят, погрузиться на суда и, высадившись на берегу Тирренского моря, вышвырнуть из Неаполя Фердинанда. А затем мы снова поднимем знамя свободной Италии. Уверен — за мною, королем Неаполя, пойдут все итальянцы от Сицилии до Милана.
В деревнях возле Аяччо удалось собрать несколько сот добровольцев. Никто из состоятельных корсиканцев не пожертвовал ни одного су. Лишь местный кюре подарил Мюрату свою лошадь. Каким же путем обзавестись оружием и провиантом, на какие деньги набрать и напечатать обращение к неаполитанцам и жителям других мест, которое уже составилось в воспаленной голове бесстрашного короля и маршала?
Высадиться не удалось. И тогда Иоахим обратился к своим новобранцам с коротким словом:
— Я не имею на то Божьей воли и Божьего благословения, чтобы позволить себе жертвовать вашими жизнями. В Неаполе — мой трон. Где-то скрывается моя жена с моими детьми. Я волен распоряжаться лишь собственной жизнью, а вас, мои друзья, я отпускаю домой. Мне нечем вас отблагодарить, кроме того, что у меня осталось. Я все отдаю вам.
И великан с добрым и щедрым сердцем передал им свой кошелек, в котором находилось немного золота и бриллиантов — остатки того, что он сберегал на последнюю дорогу к дому.
С ним осталось четверо или пятеро соратников, с которыми он проделал свой неслыханный побег из Италии на Корсику.
Теперь они спали под оливами, подсунув под головы ружья и палаши, обернутые тряпьем, — все, что недавно еще было мундирами, украшенными золотым шитьем.
Мюрат не стал их будить и попытался осторожно подойти к опушке, чтобы взглянуть на дорогу, ведущую в город Пиццо.
Он осторожно раздвинул ветви молодых олив-подростков, сделал один или два шага, как оказался сбитым с ног и лежащим на твердой как камень земле. Руки его были заломлены за спину и их держали здоровенные крестьянские парни, на ногах и туловище сидели такие же силачи.
— Отпустите меня сейчас же! — выкрикнул он. — Немедленно повинуйтесь своему королю!
В ответ был грубый и дружный хохот и с десяток пинков в живот и голову.
— Наш король — Фердинанд. А ты — пленник, которого велено доставить властям.
Как бы в подтверждение того, что они не шутят, рядом раздалось несколько выстрелов, и дюжие парни, приволокли к нему застигнутых врасплох его же товарищей. Все они были избиты до крови.
Освободив на минуту пленника, парни вдруг бросились к мюратовой шляпе, валявшейся в грязи, сорвали с нее дюжину драгоценных камней и, тут же поделив их между собою, принялись нещадно бить его по лицу его же шляпой. При этом им доставляло наслаждение плевать распластанному на земле в лицо, рвать на нем волосы и одежду.
