«Тогда речь была проста. Человечек с частью речи и родился, — подумала Нарана. — С частью речи и частью поведения. Воистину, Брама был случаен, коль скоро достало его слабого мозга на повторение звуков, издаваемых первой Нараной…»
…«Только слова повторял, — вспоминала Нарана речи второго Хранителя, преемника Брамы — Скотовода, произнесенные столь давно, что потерян был и счет поколениям, умершим с тех пор. — Повторял бессмысленно. И возгордился Брама, задумав научить его пониманию смысла. Закрывал лазы к рту его и молчал. Открыв, пропевал слово со смыслом «еда». Из звуков, издаваемых безногим, составил это слово. Открывал шкуру у входа, пел слово со смыслом «холод» — в дожди. Со смыслом «жара» — в полуденный жар. Думал много. Мальчика взял помогать себе. Каждый раз, начиная петь, издавал слово со смыслом «говорю». Так же сам составил это слово и другие слова. Плакал радостно, ибо безногое отродье коровы повторяло слово со смыслом. Когда Брама закрывал лазы ко рту его, стало произноситься им слово «дай — еды». И многие годы учил так Брама, и стал пускать в пещеру людей, научив их новым словам, и они дивились и падали ниц. По созвучию со словом «говори» стали звать безногого «На — ра — на…»
Дойдя в воспоминаниях до своего имени, Материнское Ухо прервало их и отпустило в область бессознательного. Они пробежали там всю цепочку от незапамятного времени до нынешнего, не занимая сознание ненужными подробностями, интонациями речи второго Хранителя, ощущениями голода и телесного недовольства, которые были знакомы первой Наране в первые годы ее жизни. И Материнское Ухо вместе с остальными пустилось в труд Великой Памяти, во все времена поразительный для людей своей скоростью и безошибочностью. Оно ощущало свои мысли, как густой поток, мягкий и сладостный, и работа сотен других сознаний, вовне направленных, ему не мешала. Там, вовне, женщина по имени Тиами, Строительница, такое — то воспиталище, хотела, чтобы ее сын родился с наклонностями Художника. Хранитель гонии по Большой дороге жаловался, что дерево хиреет от нехватки таких — то личинок для верхнего питания. На первый и второй Посты второй дюжины обрушилось невиданное полчище летающих белок, а за ними идут хищники, и вся местность заражена уже вредоносными блохами… И Великая Память отвечала: «Тиами, Строительнице, можно родить Ученого любой степени, но не Художника или Певца. Хранитель гонии пусть обратится к Управляющему Равновесием со своей жалобой и советом: каждую шестую землеройку в округе скормить красным роющим собакам. Первому и второму Постам: свободные Управляющие есть в таком — то поселении; оттуда будет полезно привести хищных птиц и молодых охотничьих обезьян; такие — то растения пустить в рост на будущие две ночи и день…» Не то чтобы Врачи, Воспитатели, Управляющие Равновесием сами не знали, что им делать, им были знакомы все пути и все способы — Нарана не знала ничего, неизвестного людям. Но люди, каждый в отдельности, помнили мало, и потому не могли предвидеть всех последствий своих поступков. Кто из Врачей мог мысленно просмотреть всех предков и родичей Тиами и ее мужчины? Кто из Управляющих мог знать поголовье всех тварей в каждом кусочке Равновесия и влияние всех этих тварей на каждый кусочек Равновесия?
Никто.
Люди не в состоянии запомнить и познать даже дела себе подобных. В поселении Срединного полудня много свободных Управляющих Равновесием — так сообщала Нарана из этого поселения. Ибо сами люди не замечают того, что они свободны, они приходят туда, куда им нравится, и уходят тогда, когда пожелают, и там, где нужен один Управляющий, часто работают трое и четверо, и что бы они делали, предоставленные самим себе? Благополучие их началось в дни Скотовода, когда На — ра — на стала оракулом поселения Красных Ливней. Малоголовые расширили пещеру своими каменными рубилами, и, устав носить воду для муравьев, подвели к ней ручей. Когда второй Хранитель достиг старости, в поселении все были сыты, ибо На — ра — на, прародительница, запоминала все случайности и не боялась их — у нее не было прошлого и не было страха. Она помнила каждую ветку с крупными и сладкими плодами, и каждого теленка от каждой коровы, и всякое снадобье, вылечившее больного. Она росла. Ко дню смерти второго Хранителя она имела уже три Уха Памяти, и день и ночь сменялись у Ушей двенадцать Хранителей, рассказывая ей новости и выслушивая советы. А Нарана играла случайностями — она было молода и не знала еще истинной значимости случая и игры в случай…
— …Родилось Ухо Великой Памяти! — пропел старец. — Радость, радость! — Он восклицал, руки его дрожали, и он не заметил, как Нарана засмеялась в четвертый раз.
Она засмеялась, услышав голос «старикашки», почти забывшего свою речь. Но в то же мгновение по всем звеньям Нараны прошел сигнал. Просьба Немого Уха, координатора, о помощи. Решалась загадка железных Головастых — заново, в ее связи с новыми сведениями.
Пришельцы не знают существ, подобных Наране, употребляют животных в пищу. Для охоты они сооружают железные убивала, для путешествий — железные дома. Несомненные Головастые высокого уровня, приспособлены к раздвоению, но, по — видимому, не пользуются им. Требовалось решение, содержащее два ответа: где находится Равновесие пришельцев, и кто сформировал их разум. И впервые за все времена от Скотовода осознала Нарана свое бессилие. Смолкли большие гонии. Одна за другой присоединялись к Наране Синих Холмов все Нараны Равновесия. Ужасом пораженные люди поднимались на ноги от Ушей Памяти — свет угасал, в подземельях наступала тишина. Такая тишина, что и дыхание людей казалось громом урагана. И так длилось время, до дюжины дюжин ударов сердца, пока не заговорила Нарана из поселения Водяной Крысы. Дав решение, она спасла разум своих сестер, гибнущих под гнетом неразрешимого… И свет загорелся, и заговорила речь Памяти, но в поселении Синих Холмов старый Хранитель лежал мертвым. Старческие его руки были прижаты к груди, к знаку Управляющего Равновесием.
Глава 5
«На охоте мы ищем утраченную доблесть», — вспоминал Колька чьи — то слова. Правильно было замечено. Добыв пятиметрового саблезубого тигра, Колька приободрился. Поверил, что не пропадет. И дело было не в удачных выстрелах, не в пистолете счастье, тем более, что оставался один лишь патрон. Тигров — то он не испугался! Дрожь в коленях и обморок не в счет, бесстрашных навовсе людей не бывает. Он не делал глупостей, как в первые секунды с ходячими нардиками. И стрелял метко — тоже приятно, конечно. Ощущение собственной доблести приподнимало: не пропадем! Он не придал особого значения словам Дхармы: «Я рада, Адвеста, что ты лишился сознания». Рада так рада. Они сидели в лечилище после разговора по гонии, очень уютно сидели и закусывали дыней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
