По прошествии некоторого времени, скорее долгого, нечто подобное произошло со мною при призывании Имени Иисуса Христа. В тот час я вынужден был прекратить произносить сие Имя: действие его было слишком могучим; душа, без слов, без мыслей, была в трепете от близости Бога. Тогда мне приоткрылась тайна священ–нослужения.
На другой день я совершал литургию, и Христос–Бог был во мне, и со мною, и вне меня, и в святых тайнах Тела и Крови Его. И Имена Божий, и слова литургических текстов — выходили из уст, как пламя. В таком состоянии я пребыл три дня, и затем умалилась интенсивность переживания. Но память о нем резцом выгравировал Господь в уме и сердце моем [2219].
Описание действий имени Иисуса Христа при совершении священником Божественной Литургии заставляет нас вспомнить о святом Иоанне Кронштадтском, для которого призывание имени Божия и служение Литургии были неразрывно связаны. Как и у кронштадтского пастыря, у о. Софрония речь идет о таком переживании присутствия Божия, при котором каждое слово богослужения в абсолютном, онтологическом (как любил выражаться о. Софроний) смысле отражает стоящую за ним реальность:
Помню, как призывание Имени Иисуса Христа слилось с пришествием (невидимым) Его Самого; и с того момента сие Чудное Имя, да и другие Имена Божий, значительно более прежнего являются для меня каналами единения с Ним. В то время я был уже иереем. Совершение Божественной литургии также приняло иной характер: это был не только акт благочестивой, чистой от колебаний веры, но ощущение всем моим существом факта присутствия Бога, совершающего Таинство. Тогда ощутил я глубоко смысл и реальность, заключенные в словах Василия Великого:«Ты даровал нам небесных тайн откровение» [2220]. Да, Господь и нам, последним из всех людей, открывает тайну священнодействия.
Много после сего приходило умных постижений действенности литургического служения, но не знаю, найду ли я слова для выражения пережитого мною? Литургия, как Божественный акт, воспринимается всем существом: нет вопросов — как это возможно? Пред иереем это очевидность бытийного факта.«Приимите — это есть Тело Мое… Пиите — это есть Кровь Моя». И раньше я причащался не без веры, не без любви, но с менее ярким сознанием происходящего. Чрез призывание Имени Иисуса Христа был дан мне опыт блаженного, но и вместе страшного присутствия Вечного Бога [2221]°.
Рассмотренный нами трактат архимандрита Софрония (Сахарова)«О молитве Иисусовой»является последним по времени»имяславским»сочинением, написанным в XX веке. Этим трактатом, опубликованным на русском языке в 1990 году [2222], подводится еще один итог спорам вокруг почитания имени Божия, всколыхнувшим афонское монашество на заре XX столетия. Особая ценность трактата заключается в том, что автором его является не просто богослов, сумевший оценить афонские споры со стороны, но человек, сам проживший много лет на Святой Горе и познавший силу имени Божия в своем собственном молитвенном и литургическом опыте. Воздерживаясь от догматизации этого опыта, о. Софроний, однако, безусловно убежден в его подлинности. Призывание имени Иисусова воспринимается им не просто как одна из форм молитвы, но как делание, которое должно пронизывать собой все аспекты человеческой жизни:«Именем Иисуса Христа, — пишет он, — возможно покрывать всякое внутреннее и внешнее событие; таким образом сия дивная молитва становится всеобъемлющей, универсальной, космической» [2223].
***
Имяславие в том виде, в каком оно выражено протоиереем Сергием Булгаковым и архимандритом Софронием (Сахаровым), может быть представлено в следующих тезисах:
1. Имя Божие есть Сам Бог в смысле присутствия Бога в имени Божием, но отнюдь не в смысле отождествления имени Божия с Богом. Имя Божие есть Бог, но Бог не есть имя (Булгаков).
2. Имя Божие есть энергия Божия в том смысле, что через имя Божие действует Бог (Булгаков, Софроний). Имя Божие есть человеческое воплощение божественной энергии (Булгаков). Всякая энергия Божия может быть названа»Божеством»(Софроний).
3. Ветхозаветное различение между Богом и именем Божиим соответствует паламитскому различению между сущностью Божией и энергией Божией (Булгаков).
4. Сущность Божия неименуема, энергии Божий именуемы (Булгаков).
5. Имя Божие есть вместилище Бога живого, место Его присутствия (Булгаков, Софроний).
6. Имя Божие есть словесная икона Божества (Булгаков). Так же как и икона, оно служит мостом между человеком и Богом (Софро–ний). Однако, в отличие от иконы, становясь местом присутствия Бога, оно пресуществляется, утрачивая свою материальную сущность и превращаясь в»символ». Поэтому оно иерархически выше иконы (Булгаков).
7. Имя Божие может стать причиной созерцания Фаворского света (Софроний). Имя Божие равно Фаворскому свету (Булгаков).
8. Имя Божие относится к Богу так же, как сказуемое к подлежащему (Булгаков).
9. Имя Божие есть проекция трансцендентного на имманентное, божественного на человеческое (Булгаков).
10. Имена Божий существуют в человеке и для человека (Булгаков). Однако они не являются лишь человеческим созданием: не только человек называет Бога на своем языке, но и Бог называет Себя на человеческом языке (Булгаков, Софроний). Следовательно, имена Божий — продукт синергии Бога и человека (Булгаков).
11. Всякое имя Божие указывает на то или иное свойство Божие, но являет всего Бога (Софроний).
12. Имена Божий онтологически связаны с Самим Богом (Софроний).
13. Всякое имя Божие может относиться как к одной из Ипостасей Святой Троицы, так и ко всем трем Ипостасям (Софроний).
14. Именем Божиим совершаются таинства Церкви (Софроний).
15. Имя Божие — сердцевина православного богослужения (Булгаков, Софроний).
16. В имени Божием есть внешняя оболочка и внутреннее содержание. Внешняя оболочка имени Божия может совпадать с внешней оболочкой других имен; она становится вместилищем присутствия Божия тогда, когда отнесена к Богу (Булгаков). Вся сила имени Божия заключена в его содержании, а не во внешней оболочке (Софроний).
17. Звуковая оболочка имени Божия не действует магически (Булгаков, Софроний).
18. Действенность имени Божия в молитве не зависит от настроения или психологического состояния молящегося. Имя Божие действенно само по себе, но его действие ощущается человеком не тогда, когда он молится рассеянно (Булгаков), а когда молится с сознанием онтологической связи между именем и Именуемым (Софроний).
19. Ветхозаветному имени Яхве в Новом Завете пришло на смену имя Иисус (Булгаков, Софроний).
20. Имя Иисус — не только божественное, но и богочеловеческое (Булгаков).
21. Имя Иисус применительно ко Христу не равно именам других Иисусов. Только внешняя оболочка совпадает, но не внутреннее содержание (Булгаков).
22. Спор между имяславцами и их противниками отражает разницу в подходе к природе имени между, с одной стороны, номиналистами и рационалистами, с другой — реалистами и идеалистами (Булгаков, Софроний).
Разница между Булгаковым и о. Софронием заключается лишь в том, что последний не употребляет»имяславскую формулу»и не называет имя Божие Богом, хотя вплотную подходит к такому утверждению, когда говорит об имени Божием как энергии Божией, а энергию называет»Божеством». Кроме того, о. Софроний не ставит имя Божие выше иконы и не отождествляет его с Фаворским светом, но сравнивает его с иконой и говорит о том, что оно может стать причиной пришествия божественного света. В главном же о. Софроний сходится с Булгаковым — а именно, в том, что имя Божие есть энергия Божия, вместилище присутствия Божия, онтологически связанное с Самим Богом.
Заключение
Рассмотрев основные источники по истории и проблематике имяславских споров, мы можем теперь сделать некоторые выводы богословского и церковно–исторического характера. Подчеркнем еще раз, что окончательная оценка имяславия и окончательная формулировка учения об имени Божием и об имени Иисусовом может быть дана только после того, как свои выводы сделает высшая церковная власть на основе соответствующей экспертизы в рамках Синодальной Богословской Комиссии. Поэтому нижеследующие выводы будут иметь сугубо предварительный характер. Не сомневаемся в том, что эти выводы не удовлетворят ни горячих сторонников имяславия, ни его рьяных противников, поскольку тщательный анализ истории и проблематики имяславских споров привел нас к критической оценке позиций обеих сторон.
Выводы богословские
Нам представляется, что имяславские споры отнюдь не были вызваны простым недоразумением, недопониманием, неточностью отдельных формулировок. В ходе споров выявились два принципиально разных подхода к природе имени вообще. Один рассматривает имя как нечто неразрывно связанное с предметом, неотделимое от предмета, выражающее сущность предмета. Другой видит в имени лишь добавленный к предмету опознавательный знак, перемена которого никак не влияет на сущность предмета [2224]. Первое представление характерно для Библии, для античной философии (оно встречается, в частности, в платоновском «Кратиле»), для православного богослужения, для восточно–христианской аскетической традиции (в особенности, для практики Иисусовой молитвы), для некоторых учителей Церкви (например, Оригена) и для некоторых русских богословов (в особенности, Филарета Московского и Иоанна Кронштадтского). Второй подход также отражен в античной философии (в частности, у Аристотеля) и у большинства восточных Отцов Церкви (в частности, у Великих Каппадокийцев).
