не забудьте надеть что-нибудь теплое… ночь холодная… Я сейчас вернусь…
— Господин Агриколь, — сказала Адриенна со слезами на глазах, — я знаю, чем вы для меня рискуете… Надеюсь когда-нибудь доказать вам, что у меня память не хуже вашей. Вы и ваша названная сестра — замечательные люди: какое благородство, какое мужество! Я рада, что столь многим вам обязана… Но приходите за мной только тогда, когда будут освобождены дочери маршала Симона!
— Благодаря вашей помощи дело практически сделано… Я бегу к отцу, а затем вернусь за вами…
Агриколь последовал совету Адриенны: выбрал толстую, длинную жердь, взвалил ее на плечи и пошел к отцу.
Но еще в ту минуту, когда Агриколь направился к постройке, Адриенне показалось, что из-за купы деревьев в саду отделилась какая-то темная фигура, быстро перебежала через аллею и скрылась за деревьями. Испуганная Адриенна, желая предупредить Агриколя, позвала его вполголоса. Но он не мог уже ее слышать: в это время он был возле отца, который в мучительной тревоге ходил от окна к окну, внимательно прислушиваясь.
— Мы спасены! — шепнул ему Агриколь. — Вот окна твоих девочек!
— Наконец-то! — с неописуемой радостью сказал Дагобер. — В них нет решеток! — воскликнул он, осмотрев окна.
— Убедимся сперва, здесь ли они… А потом я с помощью этой жерди поднимусь наверх… Не высоко ведь.
— Ладно, ладно. Как взберешься туда, постучи в окно, позови Розу или Бланш и, когда они тебе ответят, спускайся вниз. Эту же жердь мы прислоним к окну, и они по ней спустятся… Они ведь ловкие, смелые девочки… Живо за работу!
Пока Агриколь устанавливал жердь и собирался по ней лезть, Дагобер постучал в окно нижнего этажа и громко сказал:
— Это я… Дагобер!
Роза Симон, действительно, жила в этой комнате. Разлученная с сестрой, девушка не спала и, охваченная лихорадкой, обливала слезами свое изголовье. При стуке Дагобера она сперва задрожала от страха. Затем, услыхав дорогой, знакомый голос солдата, она вскочила, провела рукой по лбу, чтобы увериться, что не спит, и с радостным криком бросилась к окну.
Но вдруг… прежде, чем она успела открыть окно, раздались два выстрела и послышались крики:
— Караул!.. разбой!
Сирота остановилась, окаменев от изумления. Она совершенно машинально взглянула в окно и при бледном свете луны увидела ожесточенную борьбу между несколькими мужчинами, причем неистовый лай Угрюма покрывал беспрерывные крики:
— Караул!.. Грабят… Убивают!
X
Накануне великого дня
За два часа до событий в монастыре Роден и отец д'Эгриньи сидели в знакомом уже нам кабинете на улице Милье-дез-Урсен. После Июльской революции д'Эгриньи счел необходимым перенести в это временное помещение секретный архив и бумаги ордена. Мера очень благоразумная, так как он боялся, что государство выгонит святых отцов из великолепного помещения, щедро пожалованного им Реставрацией.*
* Страх, оказавшийся напрасным, так как в газете «Конститюсьоннель» от 1 февраля 1832 г. читаем:
«Когда в 1822 г. господин де Корбьер[265]грубейшим образом закрыл блестящую Нормальную Школу[266], давшую так много замечательно талантливых людей за несколько лет своего существования, решено было в виде компенсации купить особняк на почтовой улице, где она помещалась, и предоставить его конгрегации св. Духа[267]. На приобретение этого помещения были отпущены средства морским министром, и оно было передано в распоряжение общества, которое тогда царило над Францией. С этого времени общество мирно занимало это помещение, превратившееся как бы в гостиницу, в которой иезуитизм вскармливал и лелеял своих многочисленных приверженцев, прибывавших из различных провинций страны, чтобы получить должную закалку у отца Ронсена. Так дело шло до самой Июльской революции[268], которая, казалось бы, должна была выселить конгрегацию из занимаемого здания. Но кто поверит? Ничего подобного не случилось. Иезуитам отказали в денежных ассигнованиях, но оставили в их владении особняк на Почтовой улице, и сегодня, 31 января 1832 года, люди из Сакре-Кер по-прежнему живут здесь за счет государства, в то время как Нормальная Школа не имеет приюта: реорганизованная Нормальная Школа занимает грязное помещение в маленьком закоулке коллежа Людовика Великого»[269].
Вот что мы читаем в «Конститюсьоннеле» 1832 года по поводу особняка на Почтовой улице, нам неизвестно, какие сделки, условия и договоры имели место с этого времени в отношениях между св. отцами и правительством, но мы вновь обретаем в статье, опубликованной недавно в одном журнале по поводу организации общества Иисуса, особняк на улице Почты, упоминаемый как часть недвижимого имущества конгрегации.
Приводим отрывки из этой статьи:
«Вот перечень владений, известных как собственность общества Иисуса:
Дом на Почтовой улице, оцениваемый приблизительно в 500 000 франков. — Дом на улице Севр, оцениваемый в 300 000 франков. — Поместье в двух лье от Парижа в 150 000 франков. — Дом и церковь в Бурже[270] в 100 000 франков. — Нотр Дам в Льессе[271] в 60 000 франков. — Сент-Ашель[272], дом послушников, 400 000 франков. — Нант[273], дом, 100 000 франков. — Кенпер[274], то же, 40000 франков. — Лаваль[275], дом и церковь, 150 000 франков. — Ренн[276], дом, 20 000 франков. — Ванн[277], то же, 40 000 франков. — Мец[278], то же, 40 000 франков. — Страсбург[279], то же, 60 000 франков. — Руан[280], то же, 15 000 франков.
Мы видим, что стоимость этих владений составляет в общей сложности около 2 000 000 франков.
Кроме того, образование также является для иезуитов важным источником доходов. Один только коллеж в Брюжлетте приносит 200 000 франков.
Генерал ордена в Риме разделил Францию на два округа — лионский и парижский. Оба эти французские округа обладают, кроме того, казначейскими билетами и ассигнациями, обеспеченными серебряной валютой, и имеют свыше 200 000 франков ренты. Религиозная пропаганда также приносит ежегодно по крайней мере от 40 до 50 тысяч франков. Проповедники пожинают со своих проповедей 150 000 франков. Прилив пожертвований на добрые дела выражается в не меньшей цифре. Так составляется доход в 540 000 франков.
К этому доходу нужно присоединить еще выручку от продажи трудов Общества и доход, получаемый от торговли религиозными гравюрами.
Каждая доска[281], включая рисунок и гравюру, обходится в 600 франков. С нее можно сделать десять тысяч оттисков, которые обходятся — тираж и бумага — 40 франков тысяча. Издатель получает 250 франков; следовательно, чистая прибыль на каждую тысячу — 210 франков. Разве это не ловкая операция? И можно себе представить, с какой быстротой все это проделывается. Отцы сами же и являются
