Асфах нос держал строго по ветру, и «Кухонная раковина» вскоре прославилась на всю округу своей прочной посудой и бросовыми ценами. С самого дня Разлома домохозяйки, обнаружив самих себя в новых стенах, среди непривычной обстановки, не переставая рыскали по магазинам в поисках подходящей утвари, и, случалось, торговый зал просто ломился, не вмещая всех желающих.
Орр как раз сравнивал деревянные шаблоны будущих разделочных досок, когда из зала донесся чуть скрипучий голосок одной из них:
— Пожалуй, я возьму одну из этих веселок.
Тембр ее голоса напомнил о безвозвратно утраченной Орром жене, и он не удержался, выглянул в зал. Асфах демонстрировал что-то невысокой негритянке лет тридцати с короткой курчавой стрижкой и затылком изящной лепки.
— Хитер! — воскликнул Орр, делая шаг вперед и все еще не веря своим глазам.
Женщина обернулась. Хитер, а это была и впрямь она, долго всматривалась в него, чересчур долго.
— Орр? — сказала она наконец. — Джордж Орр, кажется? Боюсь, мне не припомнить, откуда я вас знаю…
— Мы познакомились… — Орр замешкался. — А вы часом не адвокат?
Э’нимемен Асфах застыл в своей зеленой броне с веселкой в клешне.
— Нет, не адвокат. Юридический секретарь. Работаю у Ратти и Гудхью в Пендлетон-билдинг.
— Значит, именно там. Я был там у вас однажды. А вам… вам это понравилось? Сделано по моему эскизу. — Орр вынул из коробки и повертел в руках еще одну веселку. — Видите, как сбалансирована? И действует отлично. Обычно их изготавливают или слишком упругими, или слишком увесистыми. Французы, правда, тоже неплохо умеют.
— Выглядит очень мило, — ответила Хитер. — У меня есть старый электромиксер, но такую вещь я тоже не прочь повесить себе на стенку. А вы, стало быть, трудитесь здесь? Раньше как-то не замечала. Вспомнила теперь! Вы заходили в наш офис на Старк-стрит в поисках доктора по добровольной терапии.
Орр терялся в догадках, что именно она вспомнила и как соотносится это с его собственным слоеным пирогом воспоминаний.
Он ведь был женат на серокожей Хитер. Поговаривают, что в мире изредка еще встречаются люди такого цвета кожи, особенно на Среднем Западе и в Германии, подавляющее же большинство снова расцветились как прежде. Пусть его жена и была серой, но куда нежнее, деликатнее, чем эта женщина, вдруг подумал он. Эта Хитер, вооруженная тяжелым портфелем с латунными углами и, похоже, полупинтой бренди внутри, колючая противоположность той, прежней. Его жена отнюдь не была агрессивной, мужественной — да, пожалуй, но, главное, нежной и застенчивой. Эта, прямая и резкая, должно быть, куда стервознее…
— Да, верно, — ответил он. — Еще до Разлома. Мы даже… Вспомните, мисс Лелаш, ведь мы с вами даже свидание как-то назначили. В перерыве на ленч, в забегаловке Дейва, на Энкени. Так потом и не встретились.
— Я не Лелаш, то моя девичья фамилия, сейчас я миссис Эндрюс. — Она разглядывала Орра с нескрываемым любопытством.
А он стоял, медленно постигая новые черты реальности.
— Правда, муж погиб на Ближнем Востоке, — добавила Хитер.
— Да, — сказал Орр.
— А вы, значит, дизайнер всех этих милых вещиц?
— Значительной части. Инструменты — все мои. Кастрюли, иная мелкая утварь. Вот, взгляните, как вам это покажется? — Он извлек чайник с медным дном, массивный, но вполне элегантный, пропорциями схожий с корпусом парусника.
— Кому такое не понравится? — подивилась Хитер, принимая его в руки. Повертев, восхитилась еще раз: — Обожаю подобные вещицы!
Орр удовлетворенно кивнул.
— Вы настоящий художник! Это просто чудо!
— Мистер Йор Йор есть наш главный эксперт по предметность, — подал свой механический голос хозяин заведения.
— Послушайте, я вспомнила, я все вспомнила! — просияла вдруг Хитер. — Ну конечно же, это случилось еще до Разлома, вот почему у меня в голове такая каша. Вы ясновидец, то есть, я имею в виду, вы утверждали, что события ваших снов становятся правдой. Правильно? А доктор заставлял вас видеть их все чаще и чаще, и вы стали искать такой способ уклониться от «доброволки», чтоб не попасть взамен на «принудиловку». Видите, я все, все вспомнила! Так вам удалось получить направление к другому психиатру?
— Не-а. Но я все же легко отделался, — ответил Орр и весело засмеялся.
Хитер его поддержала.
— А как же все-таки с вашими загадочными сновидениями?
— А-а… Просто пошел себе и заснул!
— Я думала, что вы можете изменить весь мир. Эта каша вокруг — случайно не ваших рук дело, вернее, ваших снов?
— Увы, это было неизбежно, — ответил Орр.
Если честно, Джордж мог бы уменьшить путаницу в мире, но теперь это его ничуть не занимало. В конце концов, он ведь обрел свою Хитер. Он искал ее долго и мог искать еще, так же безуспешно, как и в прежних снах, но он вернулся и нашел утешение в труде, что оказалось непросто, но это была работа по призванию, а сам он — человек терпеливый. Теперь же его тихому невыплаканному горю настал конец, Хитер снова с ним — порывистая, угловатая, непокорная и хрупкая незнакомка, и ее снова предстоит завоевать.
Но он ведь знает ее, давно знает свою незнакомку, знает, как разговорить ее, как зажечь на ее лице улыбку.
И Орр нашелся — без проволочек.
— А не выпить ли нам с вами по чашечке приличного кофе? — предложил он отважно. — Здесь совсем рядом есть весьма уютное местечко. И у меня как раз время перерыва.
— Ну да, врете небось! — Хитер глянула на часы: без четверти пять. — Я, конечно, не прочь, но ведь… — Она смущенно кивнула на хозяина.
— Мистер Асфах, я отойду на четверть часа, с вашего разрешения. — Орр стянул плащ с вешалки.
— Пожалуйста брать весь вечер, — отозвался пришелец. — Есть время. Есть возвратность. Уйти есть вернуться.
— Спасибо, большое спасибо, шеф! — сказал Орр и пожал хозяину руку. Большая зеленая клешня обожгла холодком хрупкую человеческую ладонь.
Джордж выскочил вслед за Хитер в теплый летний дождь. Пришелец в витрине, напоминая большую черепаху в аквариуме, провожал взглядом теряющуюся за сеткой дождя парочку.
Морская дорога
Женщины пены, женщины дождя
Женщины пены подобны морским валам; они вздымаются и тут же опадают, и катятся стремительно, неся смятение, к берегу, белоснежные, сероватые, желтоватые, серовато-коричневые; они взмывают ввысь, точно желая улететь, и, надломленные, ложатся на песок, у самой дальней кромки прибоя, сворачиваются клубком и становятся похожи на свернувшееся молоко; их пышная плоть дрожит под пронизывающим насквозь резким ветром, который терзает их бедра и ягодицы, рвет тело в клочья, разбрасывая эти клочья по берегу, превращая в ничто, уничтожая. Но вот очередная длинная могучая волна разбивается о берег, и женщины пены вновь лежат на песке, белоснежные, сероватые, желтоватые, серовато-коричневые тела, дрожащие под ударами ветра, который снова превращает их плоть в жалкие разлетающиеся клочья, и опять берег пуст, ожидая нового удара волны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
