– Отпусти меня! – взмолилась Гвенвифар. – Я обещаю… обещаю…
На лице Мелеагранта заиграла жестокая усмешка.
– Почему это я должен тебя отпускать? – спросил он. – Нет уж: раз ты тут, ты тут и останешься. Тебе что-нибудь нужно? Может, платье взамен этого?
Гвенвифар встала, продолжая всхлипывать, изнемогая от стыда и дурноты. В конце концов, она сказала:
– Я… можно мне немного воды и… и чего-нибудь поесть. И… – Она расплакалась, не выдержав унижения. – И ночной горшок.
– Как будет угодно моей госпоже, – с издевкой произнес Мелеагрант и вышел, снова заперев дверь.
Через некоторое время скрюченная старуха принесла Гвенвифар кусок жирного жареного мяса, ломоть ячменного хлеба, кувшин пива и кувшин с водой. Кроме того, она принесла одеяла и ночной горшок.
– Если ты отнесешь послание моему лорду Артуру, – сказала Гвенвифар, – я отдам тебе вот это, – и она вынула из волос золотой гребень. При виде золота старуха просияла, но сразу же испуганно оглянулась и выскользнула из комнаты. Гвенвифар снова разрыдалась.
В конце концов, она немного успокоилась, поела, попила и попыталась хотя бы немного отмыться. Она чувствовала себя больной и разбитой, но хуже всего было ощущение того, что она опозорена, осквернена.
Неужели Мелеагрант сказал правду, что Артур теперь не захочет ее возвращения? А может, он и прав… Будь она мужчиной, она никогда бы не пожелала ничего того, чем хоть раз воспользовался Мелеагрант…
Нет, это несправедливо! Она ведь ничего не сделала – ее просто заманили в ловушку и использовали против ее воли!
«А разве я этого не заслужила?… Я считала себя верной женой, а любила при этом другого…» Королеву замутило от вины и стыда. Но некоторое время спустя к ней все-таки вернулось самообладание, и Гвенвифар принялась обдумывать то неприятное положение, в котором она очутилась.
Она находится в замке Мелеагранта – старом замке ее отца. Ее изнасиловали и держат в заточении, и Мелеагрант заявил, что намерен владеть этим островным королевством по праву ее супруга. Нет, этого Артур не допустит. Что бы он ни думал о самой Гвенвифар, он все равно пойдет войной на Мелеагранта – хотя бы ради чести Верховного короля. Наверное, это будет нелегко, но возможно – отбить остров у Мелеагранта. Она не знала, каков боец из Мелеагранта, если не считать того случая, подумала королева с несвойственным ей мрачным юмором, когда его противник – беспомощная женщина. Но как бы там ни было, ему не выстоять против Артура, нанесшего сокрушительное поражение саксам при горе Бадон.
А после этого ей придется предстать перед Артуром и поведать, что с ней произошло. Нет, лучше уж покончить с собой. Невзирая на все старания, Гвен не могла представить, как же она будет рассказывать Артуру о том, что Мелеагрант сделал с нею… «Я должна была сопротивляться упорнее… Артур в сражениях смотрит в лицо смерти; однажды он получил такую рану, что на полгода оказался прикован к постели. А я… я перестала бороться после нескольких оплеух…» Если бы она была колдуньей, как Моргейна! Она бы превратила этого мерзавца в свинью! Но Моргейна никогда не очутилась бы в лапах у Мелеагранта – она сразу учуяла бы западню. И кроме того, она всегда носит с собой этот свой маленький кинжал – возможно, она и не убила бы
Мелеагранта, но он надолго потерял бы желание – а может, и возможность! – насиловать женщин!
Гвенвифар съела и выпила, что смогла, умылась и почистила испачканную одежду.
День начал клониться к вечеру. Надеяться было не на что; ее никто не хватится, и никто не придет к ней на помощь, пока Мелеагрант не начнет похваляться своим деянием и не объявит себя супругом дочери короля Леодегранса. Она ведь приехала сюда по своей воле, в сопровождении двух соратников Артура. До тех пор, пока Артур не вернется с южного побережья, – а может, еще дней десять после этого, пока не минует назначенный срок ее возвращения, король не заподозрит, что дело неладно.
"О, Моргейна, почему я тебя не послушала? Ты ведь предупреждала, что Мелеагрант – негодяй…" На миг Гвенвифар почудилось бледное, бесстрастное лицо ее невестки – спокойное, немного насмешливое. Видение было таким отчетливым, что Гвенвифар протерла глаза. Моргейна смеется над ней? Но нет, все развеялось – видение оказалось всего лишь игрой света.
«А вдруг она сумеет увидеть меня при помощи своих чар… вдруг она пришлет кого-нибудь на помощь… нет, она не станет мне помогать, она меня ненавидит… она лишь посмеется над моими злоключениями…» Но потом Гвенвифар вспомнилось: Моргейна могла потешаться и насмешничать, но если случалась беда, никто не мог сравниться с нею в доброте. Моргейна ухаживала за ней и утешала ее, когда у нее случился выкидыш; Моргейна сама захотела помочь королеве, хоть Гвенвифар и возражала, и дала ей амулет. Может, Моргейна и вправду не питает к ней ненависти. Возможно, насмешками Моргейна лишь защищалась от гордыни Гвенвифар, от ее язвительных замечаний в адрес чародейств Авалона.
Понемногу комнату заволокли сумерки. Надо ей было вовремя догадаться и попросить какую-нибудь свечку или лампу. Похоже, что ей предстоит провести здесь вторую ночь. А Мелеагрант может вернуться… При одной лишь мысли об этом Гвенвифар похолодело от ужаса; у нее до сих пор болело все тело, губы распухли, на плечах – и, наверное, и на лице, – проступили синяки. И хотя сейчас, пока Гвенвифар была одна, она могла спокойно думать о том, как можно сражаться с Мелеагрантом и, возможно, заставить его отступить, гложущий страх подсказывал ей, что стоит лишь Мелеагранту прикоснуться к ней, как она в ужасе съежится и позволит ему делать все, что угодно, лишь бы ее не били… она боялась новых побоев, так боялась…
Разве сможет Артур простить ее? Ее ведь не избили до потери сознания – она сдалась после нескольких ударов… Как сможет он принять ее обратно и продолжать любить и чтить, как свою королеву, если она позволила другому мужчине овладеть ею?
Он не возражал, когда она и Ланселет… он сам был частью этого… если в том и был грех, то она совершила его не сама, а по желанию мужа…
О, да, но ведь Ланселет был его родственником и ближайшим другом…
Снаружи донесся какой-то шум. Гвенвифар попыталась выглянуть в окно, но опять не увидела ничего, кроме все того же угла скотного двора и все той же мычащей коровы. Действительно, откуда-то долетал шум, крики и звон оружия, но Гвенвифар не могла ничего разглядеть, а шум, приглушенный стенами, был неразборчив. Возможно, это просто негодяи Мелеагранта затеяли драку во дворе, или даже – о, нет! Господи, спаси и сохрани! – убивают ее спутников. Королева попыталась извернуться, чтобы удобнее было смотреть через щель в ставнях, но у нее ничего не вышло.
Но тут по лестнице застучали шаги. Дверь распахнулась, и Гвенвифар, со страхом обернувшись, увидела Мелеагранта с мечом в руках.
– Убирайся в дальнюю комнату! – приказал он. – И чтоб ни звука, или тебе же хуже будет!
«Неужели кто-то все-таки пришел мне на помощь?» Судя по виду, Мелеагрант сейчас готов был на любое безумство и уж точно не стал бы объяснять Гвенвифар, что происходит. Она медленно попятилась по направлению к маленькой комнатке. Мелеагрант последовал за ней, не выпуская меча из рук; Гвенвифар задрожала и сжалась в ожидании удара… Что он сделает – убьет ее или постарается сохранить как заложницу на случай бегства?
Гвенвифар так никогда и не узнала, что же он замышлял. Внезапно голова Мелеагранта развалилась, и во все стороны брызнули кровь и мозги; Мелеагрант неестественно медленно опустился на пол – и Гвенвифар тоже осела, теряя сознание. Но прежде, чем она оказалась на полу, ее подхватил Ланселет.
– Госпожа моя, моя королева… любимая!
Он прижал Гвенвифар к себе, и королева, еще не очнувшись до конца, поняла, что он покрывает ее лицо поцелуями. Она не пыталась возразить; все это было словно во сне. Мелеагрант валялся на полу в луже крови, рядом лежал его меч. Ланселету пришлось перенести королеву через труп, прежде чем он смог поставить ее на ноги.
– Откуда… откуда ты узнал? – запинаясь, пробормотала Гвенвифар.
– Моргейна, – коротко пояснил Ланселет. – Когда я вернулся в Камелот, она сказала, что пыталась уговорить тебя не уезжать, не дождавшись моего возвращения. Она предчувствовала, что тут какая-то ловушка. Я взял коня и поехал следом за тобой, прихватив полдюжины воинов. Твою охрану я нашел в лесу, неподалеку отсюда – их связали и заткнули рты кляпами. После того, как я их освободил, остальное уже было несложно – этот мерзавец явно думал, что ему нечего бояться.
Ланселет лишь сейчас отстранился настолько, чтобы разглядеть синяки, покрывающие лицо и тело Гвенвифар, разорванное платье, разбитые, распухшие губы. Он коснулся дрожащими пальцами ее губ.