Менее виртуозен, нежели мистер Мейчен, в изображении крайних степеней абсолютного ужаса и в то же время бесконечно более предан идее постоянного давления мира нереального на мир людей талантливый и плодовитый Алджернон Блэквуд, который может похвастать несколькими шедеврами сверхъестественного характера, резко выделяющимися на фоне неоднородной массы его творческого материала. Пожалуй, никому не придет в голову сомневаться в характере литературного дарования мистера Блэквуда — ибо никому до него даже близко не удалось подойти к столь высокой степени выразительности, объективности и убедительности, с которой он регистрирует все проявления необычного в самых, на первый взгляд, обычных вещах и ощущениях, а также достичь той пронзительной ясности, с которой он возводит сложную пирамиду чувственного опыта, на вершине которой нам открывается вход в другую реальность. Не обладая ярко выраженной способностью сплетать колдовские узоры слов, он все же остается непревзойденным мастером в области нагнетания атмосферы ужаса и своим безыскусным языком может сказать в одном абзаце больше, чем любой другой автор в огромном рассказе. Как никто другой, этот писатель осознает трагедию чувствительных умов, всю жизнь вынужденных пребывать на границе неизведанного, и относительность различий между образами реального и воображаемого миров.
Второстепенные произведения мистера Блэквуда страдают такими серьезными недостатками, как тенденциозность, поверхностность, неубедительность проявлений сверхъестественного и слишком частое обращение к расхожим терминам современного оккультизма. Основной порок его более серьезных вещей заключается в той затянутости и многоречивости, что вытекает из тщетных стараний как можно точнее передать ощущения и впечатления человека перед лицом потусторонних сил — тщетных оттого, что стиль автора от природы немногословен и сух, не обладая при этом ни обаянием, ни красочностью, ни живостью. Несмотря на все это, лучшие вещи мистера Блэквуда можно без сомнения причислить к классике жанра, ибо они являются одними из тех немногих работ, что вызывают физическое ощущение присутствия рядом с нами неведомых сфер, населенных загадочными тварями.
В обширном творческом багаже мистера Блэквуда имеются как романы, так и короткие новеллы, причем некоторые из последних объединены в циклы. Среди рассказов прежде всего заслуживают внимания «Ивы» — о двух путешественниках, причаливших к островку посреди Дуная и ставших свидетелями чьего-то чужеродного присутствия. В этом рассказе искусство повествования достигает невиданных высот, и автору удается создать напряжение, которое ощущается в каждом безошибочно выполненном абзаце текста. Другим образцом психологически насыщенной, но сюжетно незавершенной прозы является «Вендиго», в котором читателю предстают свидетельства существования некоего лесного демона, вызывающего панический страх у лесорубов из Нортвуда. Аккуратность в изложении деталей, описывающих странные следы, по которым можно угадать невероятные вещи, свидетельствует о расцвете мастерства писателя. В «Случае в меблированных комнатах» нам предлагается жуткое описание невидимого существа, вызванного из космических бездн колдуном, а в «Слушателе» повествуется о смертоносном облаке психической энергии, затаившемся в доме, где недавно умер прокаженный. В сборнике, озаглавленном «Невероятные происшествия», собраны, пожалуй, лучшие рассказы автора, в которых читатель знакомится с запрещенными обрядами, творимыми под покровом ночи на далеких холмах, с потаенными и ужасающими ликами, проглядывающими из-под маски повседневности, и с невообразимыми таинственными безднами, скрывающимися под песками и пирамидами Египта. Все эти новеллы выполнены с точно угаданной степенью изящества и деликатности; чуть легче или чуть сильнее окажись нажим авторского пера — и они превратились бы в обыкновенное развлекательное чтиво. Некоторые произведения вряд ли можно назвать собственно рассказами, они представляют собой скорее отчеты о трудно поддающихся описанию ощущениях или обрывках снов.
Роман «Джон Сайленс, парамедик» состоит из пяти взаимосвязанных новелл, каждая из которых повествует о подвигах заглавного героя. За исключением одного-единственного недостатка, состоящего в явном приближении к детективному жанру: доктор Сайленс предстает одним из тех самоотверженных гениев-одиночек, что всегда готовы прийти на помощь страждущим согражданам, — вещь эта, несомненно, заслуживает того, чтобы назвать ее едва ли не лучшей работой писателя. Первая новелла, «Психическое вторжение», повествует о том, что предстало внутреннему взору доктора в доме, в котором некогда творились темные дела, и о том, как из него были изгнаны целые легионы демонов. «Древние заклятья», пожалуй лучшая вещь книги, содержит почти гипнотическое по силе воздействия описание древнего французского городишки, в котором в былые времена люди, оборотившись кошками, свершали нечестивые шабаши. В «Мести огня» рассказывается об извлечении из пролитой крови ужасного духа, а в «Тайном культе» — об одной немецкой школе, где в древности предавались сатанизму, отчего над ней еще долго витала черная аура. «Собачье логово» представляет собой классическую историю о вурдалаках, несколько, правда, испорченную профессиональными терминами современного оккультизма.
Пожалуй, чересчур мягкими, чтобы их можно было определенно отнести к литературе ужасов, хотя, быть может, и более артистичными в лучшем смысле этого слова являются такие утонченные фантазии Блэквуда, как «Джимбо» и «Кентавр». В этих романах мистер Блэквуд вплотную подступает к сокровенной субстанции сна и играючи разрушает все условные барьеры между реальным и воображаемым мирами.
Несравненным волшебником хрустально поющей прозы, творцом сверкающего и манящего мира переливающихся экзотических красок можно назвать Эдварда Джона Мортона Дрэкса Планкета, восемнадцатого барона Дансени, чьи рассказы и короткие пьесы привносят абсолютно уникальный оттенок в литературу. Создатель новой мифологии, собиратель поразительного по своей красоте фольклора, лорд Дансени воспевает порожденный его воображением мир фантастической красоты и противопоставляет его уродству повседневной жизни. Он оперирует универсальными, всеобщими, космическими понятиями, равных которым доселе не было в мировой литературе. Обладая столь же острым чувством драматизма ситуации и оттенков слов, как Эдгар Аллан По, но будучи гораздо лучше его подготовлен риторически (его стиль напоминает немудреный, но исполненный лиризма текст Библии короля Иакова[385]), автор не пропускает мимо своего внимания ни один миф, ни одну легенду, зафиксированную европейской культурой, и в конечном итоге создает уникальный эклектический цикл фантазий, в которых восточный колорит, эллинская форма, тевтонская трезвость и кельтская тоска соединились столь чудесным образом, что дополняют и украшают друг друга без ущерба для общей гармонии. Чаще всего действие рассказов Дансени происходит в вымышленных странах — «восточнее Востока» или «на краю мира». Система, по которой он выбирает собственные имена для своих персонажей или географических точек и которая во многом заимствована из классической, восточной и других традиций, представляет из себя чудо поэтической изобретательности и вкуса, о чем говорят хотя бы следующие примеры: «Аргименес», «Бетмура», «Полтарнис», «Кэморак», «Илуриэль» и «Сардатрион».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
