Главной составляющей творчества Дансени является, конечно, не ужас, но красота. Его притягивает зеленоватый цвет нефритовых и медных куполов и слабый отблеск заходящего солнца на верхушках минаретов из слоновой кости, украшающих немыслимые города его мечты. Мягкий юмор и ирония также свойственны автору, что очень кстати смягчает некоторый цинизм и наивность его вещей. Но, безусловно, человеку, который столь воинственно воспевает мир, стоящий по ту сторону реальности, не удалось избежать ощущения космического ужаса, который присутствует и в традиции, ставшей прототипом его творчества. Рассказы Дансени исполнены робких и не всегда ясных указаний на существование неких чудовищных тварей и ужасных событий, какие мы иногда встречаем в сказках. В «Книге чудес» мы читаем о Хло-Хло, гигантском паукообразном идоле, который временами выбирается из своего логова, о Сфинксе, чего-то испугавшемся в лесах, о Слите, воре, спрыгнувшем с края земли, потому что он увидел свет какого-то особого огня и понял, кто его зажег, о трупоедах гиббелинах, живущих в зловещей башне и стерегущих сокровище, о гнолах, которые живут в лесу и у которых лучше ничего не красть, о Небывалом Городе, о глазах, которые присматривают за Нижними Ямами, и о множестве других созданий тьмы. А «Рассказы мечтателя» сообщают нам о загадочном роке, который выгнал всех жителей Бетмуры в пустыню, об огромных воротах Пердондариса, вырезанных из одного-единственного слонового бивня, и о плавании бедного старика Билла на судне, капитан которого постоянно бранился и заставлял команду приставать к омерзительного вида островам, только что поднявшимся из океана и усеянным низкими хижинами с темными, глядящими в никуда окнами.
Большинство коротких пьес Дансени также исполнены ощущения призрачного ужаса. В «Богах горы» семеро попрошаек выдают себя за зеленых нефритовых идолов и селятся на уединенном холме, наслаждаясь почитанием и подношениями со стороны жителей города до тех пор, пока до них не доходит весть, что настоящие идолы покинули свои обычные места. В сгущающихся сумерках им предстает весьма необычное зрелище — «камни не ходят по ночам!» — и, в то время как они сидят и ожидают прибытия своих почитателей, до них доходит, что шаги горожан на этот раз тяжелее обычного. Появившиеся вскоре каменные идолы обращают дерзких богохульников в зеленый нефрит. Однако сюжет является далеко не самым главным достоинством этой вещи. Развитие событий передано таким мастерским языком, что пьесу можно смело поставить не только в ряд шедевров драматургии, но и литературы вообще. В «Ночи в трактире» речь идет о четырех ворах, похитивших изумрудный глаз Клеша, чудовищного индийского бога. Им удается заманить в свою комнату и убить трех преследующих их жрецов, однако ночью Клеш сам приходит за своим глазом и, вернув его, поочередно вызывает каждого из похитителей в царящую снаружи кромешную тьму для того, чтобы подвергнуть их некоему страшному наказанию. В «Хохоте богов» повествуется об обреченном городе на краю джунглей и о звуках далекой лютни, слышимых только теми, кому предстоит умереть (ср. призрачную арфу «Дома о семи фронтонах» Готорна), а во «Врагах королевы» пересказывается упомянутый Геродотом анекдот о мстительной принцессе, пригласившей своих недругов на банкет, устроенный в просторном подземелье, а затем впустившей в него воды Нила. Однако простое описание не может передать и ничтожной доли очарования, исходящего от работ Дансени. Его призматические города и неслыханные ритуалы написаны со столь убедительной правдоподобностью, что читатель испытывает трепет соучастия в таинственных мистериях. Для поистине впечатлительных натур он остается талисманом — ключом, открывающим несметные сокровища мечты и неосознанных воспоминаний, отчего мы можем говорить о нем не только как о поэте, но и как о том, кто делает поэтами своих читателей.
Гениальностью диаметрально противоположного свойства и почти дьявольской способностью вызывать ужас путем незначительного отступления от прозы повседневной жизни обладает многоученый Монтегю Роде Джеймс,[386] ректор Итон-колледжа, известный антиквар и признанный авторитет в области средневековых рукописей и истории соборной архитектуры. Известный любитель рассказывать байки о привидениях в святочные вечера, доктор Джеймс с течением времени превратился в первоклассного автора литературных страшных историй и разработал свои оригинальные стиль и метод, пригодные служить в качестве образца для поколений прилежных учеников.
Доктор Джеймс не из тех, кто пишет как бог на душу положит: он творит, опираясь на три весьма основательных принципа, сформулированных им в предисловии к одному из своих собраний. Действие рассказа о привидениях, считает он, должно происходить в самой обычной обстановке, в самую что ни на есть современную эпоху и не должно слишком выходить за рамки каждодневного опыта читателя. Представители иного мира должны быть злонамеренны, а не благосклонны, ибо главная задача рассказчика состоит в том, чтобы вызывать у читателя страх. И наконец, следует тщательно избегать псевдонаучной терминологии и «оккультного» жаргона, дабы нежные ростки непринужденной достоверности не зачахли под зноем неубедительного педантизма.
Доктор Джеймс, воплощая свою теорию на практике, ведет повествование в раскованной и зачастую разговорной манере. Создавая иллюзию обыденности происходящего, он не форсирует потусторонние мотивы, но вводит их постепенно и на каждом шагу разбавляет прозаическими подробностями или образчиками своей потрясающей эрудиции. Отдавая себе отчет в тесной зависимости таинственного ореола, окружающего те или иные предметы и явления, от сложившейся в отношении них традиции, он, как правило, подкрепляет свои вымышленные ситуации отдаленной предысторией, находя, таким образом, весьма удачное применение своему исчерпывающему знанию прошлого и свободному владению архаической манерой изложения и соответствующим колоритом. Излюбленной декорацией джеймсовских историй является какой-нибудь почтенный кафедральный собор, описываемый автором с обстоятельностью специалиста в этой области.
Изящные юмористические виньетки, жанровые и психологические характеристики в умелых руках доктора Джеймса идут лишь на пользу общему впечатлению, а не портят его, как это обычно бывает у менее одаренных писателей. Кроме того, он изобрел принципиально новый тип привидения, в чем существенно отошел от готической традиции, ибо если старые призраки имели вид расплывчатый и величавый, то типичный джеймсовский дух низок ростом, тощ и волосат — этакая хилая уродливая образина, которая сперва попадается под руку, а потом уже бросается в глаза. Временами джеймсовский призрак бывает еще более экзотичным, представляя собой, например, рулон ткани с паучьими глазками или невидимку в простыне, складки которой образуют форму лица. Доктор Джеймс на каждом шагу выказывает себя блестящим знатоком человеческих инстинктов и чувств; он знает, как правильно распределить очевидные факты, фантастические гипотезы и тонкие намеки, чтобы добиться максимального воздействия на читателя. Являясь скорее мастером сюжета и композиции, нежели созидателем атмосферы, он апеллирует к эмоциям через рассудок, а не напрямую. Разумеется, такой метод наряду с преимуществами имеет и свои недостатки, одним из которых, в частности, является отсутствие эффектных кульминаций. Многим читателям недостает в его книгах того предельного напряжения атмосферы, какого стремятся добиться авторы вроде Мейчена. Однако лишь немногие из произведений Джеймса можно назвать неувлекательными. Как правило, стремительного чередования необычных явлений в тщательно продуманном порядке хватает с лихвой, чтобы достичь желаемого эффекта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
