— Какого черта?! — он тут же забыл обо всей боли, не обратил внимание на состояние Хэммета вдалеке.
Его волновало лишь одно. У римлян в распоряжении было мощное оружие, и они молчали. Молчали, пока их убивали на баррикаде!
— Это что, правда, динамит?!
Он шел широким прям к императору, но в конце путь ему преградил Глабр. Но Пиррос жестом отстранил подчиненного. И даже позволил себе улыбку. После чего взглянул на своего друга.
— Мы берегли его на черный день. Наш последний ящик…
— Этот динамит мог положить почти всю армию мертвецов! — не сбавлял тон, порой даже брызжа слюной, солдат. — К четвертому дню у него не бы не осталось ничего! Они бы не прорвались сюда, а если и прорвались, то небольшим числом!
— Риск был слишком, а теперь нам надо заделать проход, — напряженно ответил легат.
— Да пошли вы со своим пустозвонством! Я говорил, что в этом проходе что-то не так! И теперь, допустив все ошибки, вы пытаетесь сохранить лицо, проклятые остроухие. сколько солдат из-за вас положили!
Мощный удар низкорослого императора, которого, казалось, Уильям может одолеть одним щелчком, повалил его навзничь. Но в оглушенное состояние вызвало лишь новую порцию ярости.
Вскочив, бывший крестоносец уже хотел было броситься на на обоих, но на его пути встала Катерина. И влепила хлесткую пощечину. В то время как в ее глазах плясали столь знакомые Салиму огоньки ярости. В этот момент, будь у нее магия, он бы поостерегся с ней связываться.
— Дурак! Совсем спятил… Хэммету плохо, еще других раненых полно, мост разрушили, а ты решил здесь междоусобицу устроить! Хватит.
Неожиданно, но Уильям подчинился. Но все же бросил напоследок римлянам ненавидящий взгляд.
Легат лишь сказал ему вслед:
— Еще одна такая дерзость, и мы закроем глаза на то, что ты полезен… пока что.
Они были недовольны тем, что мост был уничтожен. Считали, что Уильям мог все предотвратить. Впрочем, в равной степени, как остальные.
— Римляне — прирожденные убийцы, — прошипела идущая рядом с солдатом рыжеволосая. — Наша Гильдия, по сравнению с ними, просто дети. После взрыва ничего в голове не осталось, не так ли?
На Катерину, несмотря на принадлежность к редкому здесь слабому полу, старались лишний раз не засматриваться. Да и мало чьи мужские взгляды она привлекала. Ожог на лице, проявляющая себя старость… но это не было причиной. Ее боялись. Боялись мастерства, которым она владела.
И, стоит признать, женщине это невероятно нравилось. Поднимало духу, заставляло с остервенением сражаться, усиливая порожденные ее персоной чувства в других.
— Они обманывали нас! — взвился бывший крестоносец. — Я…
— Да, да, твоя правота неоспорима. Но это не повод вести себя столь глупо и опрометчиво. Ты видел, как они смотрели на нас? Если бы не некромант, нас бы тут же убили. Хэммет не повел бы нас сюда, предпочел бы искать иной путь при другом раскладе. Как можно быть столь слепым?
Мужчина молчал. И продолжал молчать, когда они подошли к профессору… Тот продолжал пребывать на лежанке, но после поднялся на локтях. И спокойно констатировал:
— Все плохо, доктор, не правда ли?
— Да, — не стал скрывать Виктор, продолжая смотреть на клинок.
Жгут продолжал перетягивать ногу выше колена, но это временная мера. Предстояло непростое решение. Точнее, решение было одно, нужно было лишь решиться.
— Этот клинок острее любой пилы… есть в распоряжении, — заметил Михаил. — Лучше воспользоваться им… раз уж он пришелся к месту.
И даже чуть усмехнулся.
Уильяму казалось, что он просто храбрится. Впрочем, он заметил, что Хэммет всегда принимал много вещей не так, как они. Относился ко всему проще. Для того, кто пережил много эпох, это вполне нормальное явление.
Но Катерина же не могла так просто смириться. С жалостью глядя на профессора, она с трудом произнесла:
— Я видела, как ты сшивал своих тварей… множество раз… неужели ты ничего не можешь сделать, Виктор?
Она впервые назвала его по имени, чем удивила самого Франкенштейна. Но он лишь поднял на нее взгляд, а потом встал на ноги.
— Я похож на волшебника? Я делал это специальными нитками, в лаборатории. В этом мы похожи на других некромантов.
Он прикрыл ухо, будто заранее знал, когда произойдет взрыв. Гномы постаралась на славу. Проход завалило так, что потребуется несколько вагонеток. чтобы открыть его вновь. Да и то скорее обрушится вся гора, нежели удастся добиться желаемого.
Сделанные всеми сторонами ошибки непростительны. Но теперь лишь остается расхлебывать последствия.
Женщина еще раз взглянула на рану профессора. Кость была полностью отсечена, нижняя часть конечности держалась лишь на лоскутах плоти. Но дальше все равно будет больно…
— Режьте… — попросил Хэммет, откинувшись на спину.
Никто не мог понять, о чем он думает, как бы не получалось. Это было странно, будто подобное его совершенно не расстраивает.
— Я не буду на это смотреть… — Катерина ушла, накинув на голову капюшон.
И двинулась в сторону баррикад, чтобы ничего не только не видеть, но и не слышать.
— Нужна помощь? — закончив с туннелем, Глабр начал осмотр раненых.
И черед дошел до Хэммета. К его чести, при взгляде на рану в глазах римлянина не заиграла огоньки торжества.
— Я не буду этого делать… — сразу решил бывший крестоносец. стараясь игнорировать легата.
— Так позвольте мне, — предложил тот свои услуги.
— О, лучше все-таки я, — возразил Франкенштейн. — У меня есть медицинское образование.
Эльф же после этих слов двинулся к другим раненым, потеряв к ситуации всякий интерес.
— Боюсь, будет очень неприятно.
Профессор кивнул и отказался даже от палки, чтобы не откусить язык.
Никаких средств для снятия боли. Морфин был недостижимой мечтой каждого раненого. Пусть даже он был невероятно опасен….
Виктор взялся за рукоять и лезвие меча, не жалея своей пришитой руки. И резко надавил. Как Хэммет не старался, сдавленный крик сдержать не удалось…
Неизвестно где. Осада. 10 день.
Уничтожение половины недостроенного моста негативно сказалось на морали защитников. Если бы еще не хватало дерева, началась бы паника. Но пока спасало железное спокойствие римлян, которые своим примером и лечами вдохновляли остальных.
Вернее, вдохновлял легат. Но было видно, что он исполнитель, а Пиррос, несмотря на свою молчаливость, был головой.
Вот только между закаленными в боях представителями могущественной когда-то империи и остальными имелась существенная разница. И заключалась в том, что римлян учили не только сражаться до последнего, но и умирать. Эти двое эльфов являлись чистокровными, истинными представителями Империи. Ни одного человека в родословной, что стало повсеместно в конце падения могущественного государства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
