Нет, с меня хватит!
Значит, сами лопают супчик с протёртой курочкой и миндалём, а девочкам дают прошлогоднюю репу на водичке? И вот этот кусочек хлеба — как в блокадном Ленинграде в самую голодную зиму! А где мясо? Где фрукты? Где молоко, наконец? Кусок сыра, масло? Как эти дети ещё живы при таком рационе?!
Отодвинув миску и чуть было не расплескав так называемый суп, я встала. Ножки стула взвизгнули. Все подняли на меня удивлённые и испуганные глаза. А я не смотрела на девочек — мне было перед ними стыдно. Как это называется? Испанский стыд, вот.
Я смотрела в непроницаемое лицо директрисы. И очень надеялась при этом, что за маской невозмутимости Беатриса дрожит от страха.
— Что ж, я очень довольна тем, как прошла инспекция приюта, — сказала всем и лично директрисе. — Теперь я хочу переговорить с вами наедине, миссис Вандерхоуп.
— С радостью, — ответила Беатриса, на миг скривив губы. Зашуршала юбками, пригласила жестом к двери. Я последовала за ней из столовой по коридору к дальней комнате — в стороне от дортуара и классной комнаты. Там оказался кабинет с примыкающей к нему спальней. Директриса пропустила нас с Лили вперёд и тоже вошла, закрыв за собой дверь.
Я осмотрелась. Жила миссис Вандерхоуп не бедно: отличная мебель, золочёные часы на каминной полке, картины на стенах, изображавшие какие-то библейские сцены. Не дожидаясь разрешения, я присела на диван, обитый дорогой на вид тканью, и мило улыбнулась:
— У вас здесь очень красиво, Беатриса. Мне очень хотелось бы, чтобы так же красиво и удобно было у девочек в дортуаре. А также — чтобы воспитанницы ели так же хорошо, как и вы.
— Поверьте, леди Маргарет, мы делаем всё, что в наших силах, но это не так просто, как вам кажется, — директриса принялась вдохновенно врать. — Цена продуктов, зарплата учительниц и обслуживающего персонала… Мы буквально с трудом находим деньги, чтобы купить мел и нитки… А учебники! Учебники стоят столько, что у меня глаза на лоб вылезают!
И смотрела на меня при этом такими честными глазами, что на секунду я даже усомнилась: может быть, зря ругаю эту добродетельную женщину? Может быть, она тут действительно жилы рвёт, чтобы поддерживать приют на плаву?
Но наваждение практически сразу спало — во рту у меня ещё был вкус противной репы. Нет, нет, верить Беатрисе нельзя. Более того, нужно взять у неё бухгалтерские книги и хорошенько их проверить. Для этого мне потребуется время. А ещё лучше — специально обученный человек.
Да где ж его взять?
Ладно, пока ограничусь последним месяцем. Он не должен слишком отличаться от предыдущих. И сделаю список того, что необходимо исправить в приюте.
— Миссис Вандерхоуп, прошу вас дать мне бумагу и перо.
— Зачем, леди Маргарет?
— Набросаю вам список исправлений, которыми вы должны будете заняться в ближайшее время. Через неделю я навещу приют и посмотрю, как вы исполняете мои требования.
Я снова мило улыбнулась, пока директриса с кислой миной принесла мне на маленький столик перед диваном лист бумаги и перьевую ручку. Сказала мне:
— Разумеется, мы постараемся изыскать средства, чтобы удовлетворить все ваши требования, но неделя, леди Маргарет! Это слишком малый срок!
— Глупости, — отрезала я, выводя цифру 1 вверху листа. — Если начнёте сегодня, за неделю как раз управитесь.
«1. Отделить кровати ширмами — по четыре или по шесть, чтобы уменьшить потерю тепла».
— Леди Маргарет, ширмы стоят недёшево!
— Натяните шнуры и повесьте занавески, это одно и то же.
«2. Учительницы и директриса должны есть те же блюда, что и воспитанницы».
— Но… Но это нарушение всех традиций! — возмутилась Беатриса. — Никогда преподавательский состав не питался из одного котла с детьми!
— С сегодняшнего дня это станет вашей новой традицией.
«3. Снабдить каждую воспитанницу как минимум двумя комплектами новой одежды из добротного материала и…»
Я задумалась. Сколько раз в неделю тут стирают? Сколько раз в неделю девочки принимают душ? Сколько комплектов белья им необходимо? Ну, неважно, пусть будет три. Потом подкорректируем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«…тремя комплектами нижнего белья».
Вопреки моим ожиданиям Беатриса молчала. Больше не возмущалась. Или подсчитывала свои личные убытки? А может продумывала меню на вечер?
«4. Купить новые хорошие матрасы и настоящие подушки с одеялами».
Подумала и дописала снизу:
«А также по комплекту нового постельного белья, но это не срочно».
Пожалела бедную директрису…
— Пока всё, — сказала и протянула ей бумагу. — Через неделю я осмотрю приют более тщательно и, возможно, кое-что добавлю.
— Леди Маргарет, при всём моём уважении к вам… — начала было Беатриса, прочитав мои последние пункты, но я перебила её — невежливо и сердито:
— Не спорьте. Это самое необходимое, и я настаиваю, чтобы вы выполнили все требования как можно скорее.
— Но у приюта нет денег!
— Продайте парочку картин, — я кивнула на стену. — И найдёте деньги.
Она уставилась на меня так, будто я предложила ей продать почку. Или собственного ребёнка! Бедняжка! Наворовала у сирот, жалко отдавать… Ну да ладно, я не жадная, к тому же деньги, что лежат в банке, фактически не мои. Поэтому мне не жалко.
— Лили, нам пора в банк. Потом вы отнесёте в приют двести фунтов — надеюсь, этого будет достаточно. И каждый месяц я буду жертвовать на нужды девочек такую же сумму.
Беатриса чуть было рот не раскрыла от удивления. А потом её глазки расширились, и я явственно увидела и услышала дзынькнувшие в них знаки долларов, как у дядюшки Скруджа. И тем слаще оказалось разочаровать директрису следующей фразой:
— Отчёт будете держать лично за каждый потраченный… как его там… пенни! А пока я хочу взять у вас книгу расходов и покупок, чтобы проверить, на что вы тратили полученные в прошлом месяце средства.
Когда мы вышли из здания приюта за ворота, девочки шушукались у нас за спиной. Я кожей чувствовала их любопытство и искренний интерес, особенно к тому, что произойдёт после моего визита. Я очень сильно надеялась, что только хорошие вещи вроде смены белья и рациона.
Всё равно ведь проверю.
Лили помогла мне подняться в экипаж и велела кучеру:
— В банк.
Потом склонилась ближе ко мне и сказала тихо:
— Миледи, я не хочу осуждать и даже обсуждать ваши решения, но мне кажется, что вам всё же не стоило ссориться с миссис Вандерхоуп. У неё есть связи в палате лордов…
— А у меня разве нет? — спросила я как можно более высокомерно. Лили задумалась и ответила:
— Конечно, есть. Но граф Берти почил, теперь титул перейдёт к младшему графу, а он ещё слишком молод, чтобы заседать в палате лордов… Связи могут ослабнуть, понимаете, миледи?
Я понимала.
Ещё я понимала, что, даже если очень хочется, не могу спросить у Лили об этом младшем графе Берти. Тут уж не отвертишься, что я слишком впечатлена потерей супруга. Но пошарить в семейных бумагах надо… Вот вернусь в поместье и займусь этим.
А пока надо пережить визит в банк.
Кто его знает, как тут снимают деньги со счёта…
Здание банка в окружении одно— и двухэтажных домиков и лавок поражало тремя этажами. Почти как Уирчистер-холл. Впрочем, я только вздохнула, вспомнив красивые небоскрёбы родного города, сделанные из стекла и бетона. Этот дом выглядел скромным и надёжным. Когда мы сошли с экипажа, подметая подолами платьев грязную мостовую и цепляя солому обувью, швейцар в поношенной ливрее с поклоном открыл передо мной дверь. Лили подсказала:
— Налево, миледи.
Чинные горожане — господа во фраках и в цилиндрах с тросточками и дамы в платьях с турнюрами и в шляпках на высоких причёсках — сидели у столов, где банковские служащие принимали и выдавали какие-то бумаги. В основном, конечно, бумаги. Я шёпотом спросила у Лили:
— Что это?
— Векселя. Ценные бумаги. Расписки.
— А живые деньги тут дают?
— Разумеется, но всем проще платить по распискам и векселям.