медвяными волосами…
Дикий похлопал коня по храпу, осторожно подхватил Финелу на руки и вышел из денника, не позаботившись закрыть дверь.
В замке он отдал сонную девочку заплаканной Мэрид, а сам вернулся к камину. Опустился в кресло и пробормотал себе под нос:
— Впервые в жизни я бы хотел получить совет от леди Ворон.
Глава 7
Красный сидел в своей комнате возле окна, при свете полной луны торопливо читая письмо брата. Ворон, нахохлившись, дремал на подоконнике.
— Он с ума сошел, — пробормотал Красный, разглаживая письмо на коленях. — Хотел бы я оказаться сейчас в нашей башне и как следует встряхнуть его за шиворот. Откуда только у него взялась такая дичь в голове… Впрочем, кроме дичи, у него в голове ничего отродясь и не было…
Красный уставился в окно — лунный диск застыл над неспокойным зимним морем. В дверь постучали, и в комнату заглянул король Кулен.
— Можно войти? — спросил он, шмыгнув красным распухшим носом.
— Конечно, — поднялся с кресла Красный Ворон.
— Думаю, можно приступать завтра, — Кулен потер руки, хрустнув пальцами.
Красный не ответил. По спине у него поползли мурашки. Осквернение могил не такой поступок, на который легко решиться. И Красный про себя изумлялся, откуда у дерганого, малодушного Кулена вдруг взялась такая сила воли.
— Все готово, — продолжал король. — Солдаты, телеги, факелы, все необходимое. Завтра надо выступать. Земля еще мягкая, но в любой момент с моря может подуть ветер, и тогда на холмах нам придется несладко.
— Что ж, — собрался с духом Красный. — Завтра — значит завтра.
Кулен молча взглянул на него, и Красного снова пробрал озноб. Ему показалось, что на лице короля Приморья появилась смутная тень — знак обреченности.
— Я очень любил Морну, — тихо сказал Кулен. И я не могу потерять Альпина. Он — все, что осталось от нашего рода. Корона Приморья должна перейти ему, а Брес пойдет на все, чтобы заполучить ее. Я должен сделать больше, чем в моих силах, чтобы Альпин сохранил жизнь и престол.
* * *
Они отправились в путь в предрассветных сумерках. Ветер дул ровный, береговой. Красный ехал рядом с Куленом, закутанным поверх лисьей шубы в меховой плащ. Король кусал губы и то и дело моргал — глаза у него слезились.
Красный обернулся — на стене стояли придворные. Чуть поодаль от них возвышалась статная фигура златовласого фомора Немеда. Длинные сверкающие пряди плескались на ветру.
— Твоя затея никому не нравится, — сказал Красный. — Даже если у нас все получится, тебе этого не простят. А если ничего не выйдет…
— Наплевать, — отмахнулся Кулен. — Я придворным никогда не нравился. Им нравился мой отец, потому что позволял им делать все, что вздумается. И Эннобар нравился, потому что был похож на короля из легенды.
— Но твой трон держится на них, — развернулся в седле Красный. — С их отцами твой дед добивался для Приморья самостоятельности. А ты привел к ним фоморов.
— Сейчас мой трон держится только на страхе перед Бресом, — вздохнул Кулан. — В таком положении вести войну еще и с фоморами было бы самоубийством. Надо уметь забывать старые обиды, когда приходят новые беды.
— Знаешь, — задумчиво сказал Красный. — Ты оказался хорошим правителем. Гораздо лучше твоего отца сейчас я это понимаю.
— Насколько хорош был правитель, судить можно только после его похорон, — криво усмехнулся Кулен. — А вон, кстати, и курган Кондлы.
Красный посмотрел вперед — к горизонту уходила линия высоких, поросших кустарником холмов. Их лысые покатые вершины напоминали застывшие волны.
— Золото могли украсть уже до нас, — сплюнул на землю Ворон.
— Только не у Кондлы, — покачал головой Кулен. — Этот могильник слишком на виду, слишком глубок и хорошо засыпан, а самое главное, его охраняет проклятие. Говорят, через несколько десятков лет после смерти Кондлы какие-то воры попытались раскопать курган — и больше их никто не видел. Есть еще старая легенда о том, как один пастух заплутал ночью, оказался у кургана Кондлы — и увидел, как в холме распахнулась дверь и сам Кондла Сто Битв вышел под лунный свет. Его взгляд был таким страшным, что пастух поседел, а потом и вовсе умом тронулся. Таких историй много.
— Ты в них веришь?
— Я — нет, — дернул плечом Кулен. — Но люди верят. Сам подумай, как за сотню лет никто из расхитителей гробниц не добрался до его могилы? Страх — вот что удерживает воров.
Красный оглянулся назад — их воинов нельзя было назвать гордостью королевства. Идти за золотом Кондлы согласились разорившиеся крестьяне да самые нищие из бывших вояк. Их лица были угрюмы, взгляды опущены в землю. Видно было, что все жуткие предания о могиле Кондлы они считают чистой правдой и согласились на это безумие только от отчаяния, да еще утешая себя тем, что проклятие коснется лишь короля Кулена, который уже и так проклят.
Вдалеке начал проступать курган — огромная насыпь из камней, земли и песка, скрывающая могилу одного из самых страшных правителей прошлого столетия.
Кондла Сто Битв был одним из прадедов Эннобара. Согласно хроникам и передаваемым из поколения в поколение рассказам, в Кондле старая кровь ощущалась, как ни в ком. Мало кто мог вынести его пронзительный взгляд. Его волосы, заплетенные в две перевитые золотыми лентами косы, доставали до земли. А ростом он был почти в два раза выше обычного человека. По преданиям, Кондла мог оборачиваться волком, вороном и черным конем, видел ночью не хуже, чем днем, и умел предсказывать будущее. Например, он знал час своей смерти и заранее начал распоряжаться о похоронах и готовить себе величайший курган. Еще живым он взошел на смертное ложе, закрыл глаза навеки в подлунном мире и открыл их уже с обратной стороны жизни.
Красный посмотрел на курган и поежился — хмурое небо, тонкий посвист ветра, редкий туман, унылая приморская степь навевали мысли тревожные и неприятные.
Казалось, за их передвижением кто-то следит. Сверху долетел едва различимый звук. Красный запрокинул голову — в небе, мелькая среди туч, кружил ворон. Красному вдруг стало радостно: словно на мгновение он услышал смех Дикого в Большом зале Твердыни. На сердце потеплело.
— Говорят, Кондла был мудрым, справедливым и щедрым на золото, — заметил Ворон. — Может, он войдет в наше положение и разрешит забрать свой клад. Кстати, я до сих пор не могу понять, почему он захотел лежать здесь, а не в Таумрате.
— Как говорится в одной легенде, Кондла хотел смотреть на море, а не на Серые горы, — пожал плечами Кулен,