Чжао Цзин из Тайху, прозванный Мечником Цюшань,[56] был прославленным мастером своего поколения. Чжоу Цзышу не встречался с ним ранее, поэтому с самого начала пути в Тайху с нетерпением ждал возможности лично увидеть знаменитого героя. Предвкушение возросло, когда до него дошли слухи, что Юй Тяньцзе — единственный сын главы школы Хуашань,[57] Му Юньгэ — глава поместья Дуаньцзянь,[58] и Цзян Чэ Одноглазый[59] тоже будут там.
Все эти люди казались Чжоу Цзышу давними знакомыми, поскольку он изучил их подноготную как свои пять пальцев: в Тяньчуане имелся специальный архив для противодействия возможным беспорядкам — там собирались подробные сведения о жизни каждого, кто за последние пятьдесят лет добился хотя бы маломальской известности в цзянху.
Например, Чжоу Цзышу был в курсе, что хвалёный Мечник Цюшань Чжао Цзин в юности был изгнан из своего клана. От крайней бедности он за деньги начал совершать преступления, мало отличавшиеся от деяний Цинь Суна Зачаровывающего. В двадцать семь лет Чжао Цзин вернулся к своей настоящей фамилии и женился на деньгах в лице единственной дочери семьи Фэн — владельцев Тайху. Чжао Цзин тайно выследил и заставил замолчать всех, кто мог попрекнуть его тёмным прошлым, и вскоре был вновь принят в родной клан.
Другим интересным образцом мог служить блестящий молодой господин Юй Тяньцзе. По слухам, он состоял в любовной связи с ученицей школы Эмэй. Юй Тяньцзе пресытился романом и оставил девицу, а та покончила жизнь самоубийством с нерождённым младенцем в утробе. К счастью для юного распутника, чувства девушки были искренни и чисты, она так и не раскрыла имя отца ребенка.
Чжоу Цзышу знал о героях, собравшихся в поместье Чжао, столько грязных тайн, что из чистого любопытства захотел увидеть этих людей воочию. Поэтому он почти не сопротивлялся настойчивым уговорам Чжан Чэнлина и остался на ночь в поместье Чжао.
Несмотря на сомнительное прошлое, Чжао Цзин полностью соответствовал образу высоконравственного благородного героя. Он не смотрел свысока на больного и потрёпанного Чжоу Цзышу, поскольку был мудрым и опытным человеком. Узнав от рыдающего Чжан Чэнлина о встреченных на пути препятствиях, Чжао Цзин совершенно справедливо опасался возможностей невзрачного мужчины, который, несмотря ни на что, доставил мальчика живым и здоровым.
После того как двоим новоприбывшим гостям помогли устроиться, искупаться, переодеться и поесть, Чжао Цзин позвал Чжан Чэнлина в свой кабинет и попросил подробно рассказать о событиях последних дней.
Чжан Чэнлин был всего лишь ребёнком, необычайно взволнованным от встречи с другом своего покойного отца. Он поведал старшему всё, толком не понимая сути вещей, но даже этого хватило, чтобы Мечник Цюшань насторожился. Когда мальчик закончил рассказ, Чжао Цзин надолго замолчал, перед тем как задать последний вопрос:
— Этот господин Чжоу… Тебе известно, кто он на самом деле?
Глазом не моргнув, Чжан Чэнлин выложил всё, что услышал в заброшенном храме. Чжао Цзин задумчиво прищурился, поглаживая бороду. В итоге он сказал мальчишке пару фраз утешения и отправил его отдыхать.
За десять дней совместного путешествия Чжоу Цзышу неплохо изучил Чжан Чэнлина. Несмотря на нехватку умений и то, что его баловали с раннего детства, мальчишка безропотно переносил тяготы дороги. Он вырос хорошим ребёнком с добрым сердцем. Пожалуй, даже слишком бесхитростным.
Чжоу Цзышу догадывался, почему Чжао Цзин вызвал парнишку для разговора наедине. Он также понимал, что Чжан Чэнлин разболтает хитрому лису всё, что можно и нельзя, совершенно не отличая первое от второго. Но все ухищрения главы Тайху вызывали у объекта его тщательного расследования лишь тайную снисходительную улыбку.
Неважно, о ком шла речь — о Чжоу Сюе или Чжоу Цзышу — оба имени были засекречены. Самым влиятельным людям с хорошими связями был известен лишь факт существования Тяньчуана. О командире организации даже слухов не ходило.
Если кто-то попытался бы навести справки о «господине Чжоу», оказалось бы, что означенный господин служил младшим начальником дворцовой стражи и руководил охраной внутренних покоев. Человек, безусловно, достойный и уважаемый, но не настолько, чтобы чрезмерно перед ним выслуживаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Разумеется, с раннего утра Чжоу Цзышу стал самой горячей темой для обсуждения среди обитателей Тайху. Из-за нескончаемого потока посетителей загадочный гость поместья Чжао не мог и шагу ступить из отведенных ему покоев. До вечера он только и делал, что принимал любопытствующих одного за другим — выбора всё равно не было.
— Ах, господин Чжао, для меня большая честь встретиться с вами! Увидеть ваше благородство — воистину благословение трёх жизней… Кто был моим учителем? Увы, я настолько ничтожен, что не заслуживаю вашего интереса.
— Ах, господин Цянь, для меня большая честь встретиться с вами. Увидеть ваше благородство — воистину благословение трёх жизней… Откуда я? Увы, я лишь простой нищий бродяга. Об этом даже не стоит упоминать. Нет-нет, я не из братства нищих,[60] я не достоин состоять в их рядах. Я просто никто…
— Ах, господин Сан, для меня большая честь встретиться с вами. Увидеть ваше благородство — воистину благословение трёх жизней… Вы обо мне не слышали? Увы, я всего лишь ничтожество, было бы удивительно, если бы моё имя было вам знакомо.
— Ах, господин Ли, для меня большая честь встретиться с вами. Увидеть ваше благородство — воистину благословение трёх жизней… Нет-нет, я не был близко знаком со старшим Ли, наши дороги пересеклись случайно. Я рад, что смог помочь… Школа кунг-фу? Я ничтожный человек, не принадлежу ни к одной школе и совершенно не заслуживаю вашего интереса.
К вечеру скулы Чжоу Цзышу начало сводить от улыбки. Потребовалась продолжительная разминка, чтобы вернуть лицевые мышцы к естественному состоянию. Ещё один подобный день — и паралич стал бы необратимым. Чтобы не проулыбаться весь недолгий остаток жизни, Чжоу Цзышу решил незамедлительно спасаться бегством.
Проявляя настойчивый интерес к чужим делам, «великие герои» цзянху докучали похлеще рыночных сплетников. Будь у них возможность, эти благородные господа протиснулись бы в щель под дверью, чтобы лишний раз смерить гостя намётанным орлиным глазом. И под кожу бы не побрезговали залезть в надежде разобраться, призрак он или обычный живой человек.
Привычное в их обществе знакомство происходило примерно по одной схеме. Сначала один говорил: «Я такой-то, из знаменитой школы кунг-фу такой-то, ученик того-то». Второй на это отвечал: «О, действительно большая честь встретиться с вами! Ваш шифу — уважаемый друг моего шишу».[61] Затем собеседники поздравляли друг друга с обретением драгоценной дружбы и продолжали выражать почтение общим знакомым.
Нарушение общепринятого ритуала, как в случае с Чжоу Цзышу, вызывало подозрения. Хуже того, это означало продолжение назойливых попыток раскрытия таинственной личности чужака. Иначе благородные герои не смогли бы спать спокойно.
- - - - -
Поздно ночью под убывающей луной Чжоу Цзышу распахнул глаза. Гвозди напомнили о своем присутствии в назначенный час, но он лёг спать засветло и успел хорошо отдохнуть. Наплыв боли был слабым, и у Чжоу Цзышу оставалось достаточно времени, чтобы восстановиться перед следующим приступом.
Было бы грубо уйти, не попрощавшись, и после коротких колебаний он оставил две записки.
Первая назначалась Чжан Чэнлину: «Исполинами синими горы, изумрудными водами реки».[62]
Чжоу Цзышу с удовлетворением записал эту цитату, чувствуя себя настоящим странником цзянху, свободным в выборе направлений.
Вторая записка адресовалась Чжао Цзину, она тоже содержала всего одну фразу: «Благодарю за радушный приём».
Чжоу Цзышу положил оба листка под чайник на столе и, легко выпрыгнув через окно, взлетел на крышу.
Полосатый котёнок,[63] который в это время крался по черепице, настороженно замер и широко распахнул глаза, пытаясь отследить в ночной пустоте мимолётную тень. Не успев ничего разглядеть, котенок в замешательстве поджал уши и опрометью метнулся к кухне.
