Весной мы снова скатимся со скалы, и наши тела будут горячи и плотно прижаты друг к другу. И тогда я спрошу его — сотню раз я репетировал эту фразу, внутри меня она была повторена в различных тонах и формах, но не разу ещё не слетала с моих губ — могу ли я снова посмотреть на то его место ниже живота и должны ли для этого мы вместе раздеться. Он стащит свои штаны, я совершенно уверен в этом, и я смогу потрогать его там и может даже за эту штуку. Я стесняюсь этого своего желания и в тоже время хочу: воображаю, что я кладу мою голову на его тело и подпираю рукой, рассматривая его торчащий орган.
«Странно, — думаю я, — я словно животное, как здешние коровы или овцы. Лизать, сосать, кусать, обнимать — словно жадное, изголодавшееся животное». Это больше не удивляет меня, и я не слишком беспокоюсь об этом. Я стал с этим моим осознанием одиноким, абсолютно одиноким, отгородившись от всех в моей раковине.
А зима всё тянется и тянется.
Освобождение
1
Внезапно дни становятся всё светлее и теплее, всё начинает цвести, округа наполняется птицами и лягушками, и ветер разносит вместе с запахами звуки их голосов. Молодые телята бесятся, озорно скачут между мирно пасущимся скотом, словно они не знают, что делать с солнечными лучами, падающими на их шкуры.
Но не замечая это пробуждение природы, мы день за днём ходим в школу: утром туда, в полдень назад, постоянные уходы и приходы — это наши будни. Мы всё еще носим нашу скудную зимнюю одежду, и эта новая жизнь, с шумном и суетой двигающаяся вокруг, оставляет нас равнодушными. У нас всё по-прежнему: мужчины работают в поле, женщины полют сорняки в огородах или разжигают огонь в печи. С каждым днём окружающие нас шум и суета увеличиваются, но в наших глазах всё это выглядит невыразимо безрадостным: в молчании мы тащимся по дороге, не обращая внимание на жизнь вокруг. Время от времени раздается короткий возглас, слышится смех, и мы бежим друг за другом во внезапном, живительном всплеске энергии.
Прохладное утро, на небе, голубом со стальным отливом, почти нет облаков. Мейнт и я, плетёмся каждый по своей стороне дороги, и только Янси целеустремлённо бежит впереди нас, по дороге в школу. Мы, втроём, погружены в себя и раздражительны при попытке другого проникнуть в его думы. И только приблизившись к Вамсу, замечаем, что обычное течения дня нарушено; в деревне явно происходит что-то необычное — все деревенские жители высыпали на улицу, увлеченно переговариваются друг с другом, и на улице такое количество людей, которого не бывает в будни. Все бегут в одном направлении, к перекрёстку у церкви и вливаются там в возбуждённую толпу.
«Бьюсь об заклад, там что-то о немцах, — говорит Мейнт. — Определённо, что-то снова придумали».
«Биться об заклад — это против Библии, — Янси укоризненно смотрит на брата, а голос победно звенит. — Биться об заклад Хейт не позволяет. Могу поспорить, что немцы — безбожники. А мы нет».
Я знаю, что сейчас между ними последует борьба за последнее слово. Иногда побеждает Мейнт, но чаще всего Янси выходит победителем, и этот случай не исключение. Вспыхивает на один момент бессильная ярость, и затем мы возбужденно продолжаем наш путь, во все глаза наблюдая за происходящим вокруг. Шанс пережить что-то исключительное нельзя упускать!
На перекрёстке собралось около тридцати человек, возбуждённо говоривших и ожесточённо жестикулирующих, к которым присоединилась новая группа. Несколько женщин выглядели так, словно выскочили из домов, позабыв про все дела; всё указывало на то, что происходит нечто необычное. Мы с Мейнтом подошли к толпе, Янси упрямо осталась стоять в стороне. Она пыталась удержать и меня, но было заметно, что ей тоже хочется пойти с нами послушать, что происходит. Из обрывков разговоров, которые мы подхватываем, проясняется, почему так много людей на улице: немцы взорвали мост через канал на окраине деревни — он полностью разрушен, остались только одни руины!
Мы бежим назад, к Янси.
«Немцы, разве я не говорил? Ну, что ты скажешь на это! — Мейнт подбегает первым. — Мы должны посмотреть на мост». Я колеблюсь — остаться мне с Янси или последовать за Мейнтом; я привык не реагировать на происходящее рядом со мной, это всегда заканчивалось разочарованием без надежды на что-либо и знанием, что ничего хорошего не получится. Но взорванный мост можно увидеть не каждый день, и поэтому скрепя сердце, всё быстрее и быстрей я следую за Мейнтом.
«Я иду в школу! — кричит Янси. — И всё расскажу Хейту!»
Я беру в руки свои деревянные башмаки и бегу вдоль деревенской улицы в приподнятом настроении: наконец что-то происходит. Всё больше людей на улице, поодиночке и маленькими группами, везде господствует явное замешательство, у многих заметны страх и неопределённость. Мне кажется, что я своей беготнёй способствую этому замешательству. Чем больше беспокойство, тем лучше — наконец жизнь в деревне зашевелится и двинется вперёд. Возле скопления людей я останавливаюсь, Мейнт говорит, размахивая руками, это смахивает на какой-то победный танец.
«Мост взорван, но немцев нет, их прогнали американцы, которые теперь на другой стороне канала. Истинная правда!»
Он кричит, задыхаясь и брызжа слюной.
«Люди здесь говорят, что прибыли американские машины, военные. И если мост починят, то они придут сюда, в нашу деревню и мы будем освобождены».
Что же нам делать: идти к мосту или в школу? Кажется абсурдным уйти сейчас и сделать вид, что ничего не случилось.
«Идём, — говорит Мейнт, — посмотрим, а то будет слишком поздно. Все уже там, мы идём к мосту».
Но большинство детей всё ещё стоит в маленьком дворике перед школой. Один мальчик выбегает из двери, широко распахнув её и кричит:
«Сегодня школы не будет, мы свободны!» Его голос срывается от волнения и это его волнение, как пожар, распространяется по всему дворику и приводит в движение весь этот муравейник галдящих и суетящихся детей. В момент, когда мы все уходим, учитель зовёт нас всех обратно.
Он торжественно стоит на крыльце перед открытыми дверями и воздевает руки вверх.
«Спокойно! Держите языки за зубами! Сегодня школа закрыта и все возвращаются по домам; я говорю для всех, чтобы не ходили по деревне. Мост взорван оккупантами, но вы не должны туда ходить, там ещё могут стрелять».
Он выглядит как фельдмаршал на параде.
«Мы не знаем, что происходит сегодня, но это… — он указывает на противоположную сторону улицы, где человек устанавливает у дома красно-бело-синий флаг — …это запрещено в любом случае. Так что будьте осторожны: немцы ещё не ушли».
Нидерландский флаг в саду — мы толпимся возле забора и смотрим на героя, который так бесцеремонен с оккупационными законами.
«Они сбежали, — говорит мужчина, — мы снова можем делать, что хотим. Долой проклятых оккупантов!»
У меня возникает жуткий страх из-за неуважительных слов, которые человек высказывает публично, при этом пренебрежительно сплёвывая.
«Давай, пошли. Мы будем делать то, что захотим, и посмотрим на это». Мейнт хватает нас и энергично тянет.
«Мем, — говорит Янси. — Мы должны рассказать это Мем и Хейту. Мы должны вернуться назад».
Оба смотрят на меня.
«А ты уходи, ты не отсюда. Это наш мост».
Это звучит безосновательно, то что они сказали, и глубоко меня задевает; но, тем не менее, я убеждён, что они правы; это действительно их мост, всё, что моё — находится в Амстердаме. Я слишком взволнован, чтобы протестовать, и к тому же я не знаю, что бы я предпочёл на данный момент — побыть одному или идти с ними к мосту.
Не говоря ни слова, я оборачиваюсь и начинаю свой путь назад, к дому. По дороге, заметив, что кто-то есть у отдалённых домов, я кричу:
«Там за мостом американцы, немцев победили. Урра, мы освобождены!» Я успокаиваюсь только в Лааксуме, перелезаю через забор, перебегаю пастбище и застаю Мем и Пики в одиночестве, нереально тихих, в сверкающей чистотой гостиной. Запыхавшись, я прислоняюсь к её стулу:
«Мем, немцы ушли, и появились американские машины…»
Мем присела — ожидаемая реакция на важные новости — и смотрит на меня широко открытыми глазами.
«Ах, да, малыш, да. Хейт уже рассказал нам. Это правда? Ах, Пики…», — она хватает девочку и прижимает её с грубой нежностью к себе.
«Слышишь ты, что говорит Йерун? Немцы действительно ушли, они прошли напрямик через ту деревню. Надеюсь, что Янси и Мейнт не пошли к мосту?», — добавляет она осторожно и подозрительно. Через десять минут я уже бегу обратно, удивляясь, что Мем не загрузила меня работой, и тем, что она не пошла вместе со мной в Вамс, чтобы своими глазами увидеть то, что там происходит. Но она сказала, что там всё еще воюют — не видел ли я там какого-нибудь оружия? — И что я должен найти Янси и Мейнта и привести их домой, в противном случае пусть готовятся к худшему.
