Зато у нас с папой есть Неоплатон. Сегодня вечером я лег спать, простыню положил, одеяло, подушку, а как же, я порядочный, кое-как не сплю. Но во сне разволновался, одеяло скинул, думал - замерзну, а Неоплатон тут как тут, подошел, одеяло поправил и дальше пошел. Неоплатон - он такой добрый, не то что суки в котловане, или гады на остановке, или наши собственные Платоны, или вот одноклассник один недавно подошел, спрашивает: "А ты дрочишь уже?" Я отвечаю, что меня это не интересует, не до того. А он, самоуверенный и наглый, не отстает: "А почему?" Я снова отвечаю - по кочану, а он - может, ты и не умеешь, я говорю, чего тут уметь, взял и дрочи, я не хочу просто, а он тогда мне заявляет: "Ты - козел, лишаешь себя большого удовольствия, наши годы в этом плане самые светлые". Я, когда спал, все рассказал Неоплатону, он меня сразу утешил, да пошли они все, козлы такие, не переживай, я сам был объектом гнусных шуток, но меня спасла персонификация идеи, и тебя спасет, ты только держись и не дрочи, я тебя сам всему научу, когда надо будет, они все равно ничего не умеют, откуда им? На следующий день я в школу пришел, меня этот спрашивает: "Ну что, не надумал еще?" Я ему тогда с достоинством ответил, как равному равный, когда надо будет, Неоплатон всему обучит.
История философии, замечает папа, все-таки прекрасная вещь, всегда что-нибудь найдешь, сердцу не чуждое, вот я нашел моего Неоплатона!
Спасаясь от кошмара московских вечеров, мы собираемся на кухне, все втроем, я спрашиваю, мне отвечают, чай пьем, что-нибудь кушаем из полуфабрикатов, времени даром не теряем.
Я: А давно ли появился котлован, а Идея с большой буквы - она есть или нет, а что первично - дух или материя?
П а п а: Всегда и навсегда, когда есть, а когда нет, от многого зависит, вот и от нас с тобой, все первично, разделять ничего нельзя, и не смей упрекать меня Гермесом Трисмегистом!
Н е о п л а т о н: Я им такой котлован покажу, они у меня узнают картофельные котлеты по девять копеек пара, хозяйственное мыло и первый поцелуй.
Снова утро. Папа в последний раз чешет член, на людях будет неудобно, а при мне и Неоплатоне можно, мы все понимаем, хотя я еще начальную школу не кончил, а он наполовину во сне. Идем к автобусу. Снова мимо идут такие же несчастные люди, и снова котлован, такой гадкий с утра; еще бы, что там делают ночью, когда все спят, а милиция сюда не ездит, потому что боится, так вот, здесь собирается шпана, много шпаны, они дерутся, а их девки достаются тому, кто в драке победит, так рассказывает папа. Много пустых бутылок, обрывки самолюбий, черные воздушные шары - вот что такое наш котлован с утра. Когда я был маленький и наша мама еще не сбежала от нас, приговаривая: "С одним придурком еще можно жить, но с двумя - никак", и мы в котловане играли в прятки на вылет, но тогда он не был такой грязный.
Зато из котлована вышел весь Неоплатон. Папа так вспоминает: иду, мол, пьяный от метро, автобуса ждать не стал, зачем, сам дойду, а возле дома силы изменили, стал падать в котлован, тут и вышел Неоплатон, поддержал, домой привел, спать уложил, так они познакомились и подружились, счастливая встреча, ведь папа годами им занимался и все мечтал лично увидеть!! От папы Неоплатон перешел ко мне.
Вечером я спать ложусь, иначе нельзя, мне завтра в школу, вставать надо рано, папе тоже рано на работу, но папа сильный, он может вообще не спать, "я американский телевизор", - говорит он Неоплатону, с которым беседует на кухне.
П а п а: А что, история наша и философия наша - почему такая гадость несусветная? А где лучше - тогда или сейчас, там или здесь?
Н е о п л а т о н: Жизнь наша такая, почему же история наша и философия наша должны быть лучше жизни нашей; везде плохо!
Успокоенный, я засыпаю.
Папа, папочка мой славный, любимый мой папочка, дурачок мой, и ты, Неоплатон, хороший мой, добрый такой, всегда ласковое слово найдет и в трудную минуту поможет, сильный мужик, много повидал, вот теперь ты у нас с папой сделайте так, чтобы было хорошо, чтобы не хотелось каждое утро, проходя мимо котлована, взять самую большую железяку, прийти с ней на аэродром, всех разогнать и улететь на самолете прочь, высоко-высоко, в мир Идей с большой буквы!
Иной раз папа выпьет крепко, язык у него заплетается, тогда он называет Неоплатона просто Платоном, Неоплатон сердится, кричит, что с этим засранцем он ничего общего иметь не желает, исчезает на пару дней, потом прощает папу и возвращается.
Вчера нас с папой обидели на остановке. Один, дергается весь, грудь в орденах, обиделся и закричал, что мол, из-за таких, как мы с папой, у нас ничего нет. Папа меня по головке погладил и заявил: "Это у вас ничего нет. А у нас есть Неоплатон!" И тот, с орденами, ошарашенный, замолчал.
А в школе я про Неоплатона уже никому не говорю, пускай меня дрочить учат, пускай женщина, что химию преподает, кричит, что у больных отцов больное потомство, что она шпану из котлована на меня натравит, она знает, где они собираются, пойдет к ним, попросит и приведет... Пусть! Я молчу, пальцы стисну, во рту ручку зажму, грызу ее, зато молчу, зато у нас есть Неоплатон! Но этот проклятый автобус, всегда переполненный, эти злые люди, они толкают и толкают, и каждый раз они новые, ни одного знакомого лица...
Папу хотели провести кандидатом в депутаты, папа ответил: "Не хочу, политика такая гадость, вот если бы Неоплатона - было бы дело, а остальные современники, больные и тронутые, чему смогут нас, болеющих и тронувшихся, научить?"
Мы сидим на кухне, котлеты жарим, Неоплатона нет, скоро должен подойти, знаешь, говорит папа, почему я так к нему привязался? Во-первых, он - это я, во-вторых, он - это ты! Я его часто ночами спрашивал, а можно ли так жить? Автобуса ждать полчаса, потом до метро полчаса, и все это в среде испарений человеческого тела, жить на копейки, под носом эта долбаная яма, и не пить нельзя! Он смотрел на меня, цитировал Плотина, был философ такой известный, они дружили, пока их гетеры не развели, а потом делал такое движение рукой и головой одновременно, что я понимал - нельзя, но в то же время - можно! Можно, но в то же время - еды нормальной - никакой, бабы, которые и дать толком не могут, всю жизнь сходишь с ума, но так и не сойдешь по-настоящему, голова болит постоянно, но сколько можно таблетки жрать! Неоплатон меня приласкает, успокоит, скажет что-нибудь такого рода: "Спасибо тебе, что был такой, потому что в тебе есть идея!" Совсем другой смысл у последнего слова, чем всегда... Эта не та идея, которая русская идея, и не та идея, что пора на работу вставать, или что жизнь проходит и нет ни хуя... Это совсем другая идея! Эта как пустой автобус и садись куда хочешь; эта - как будто вместо котлована вот оно - метро!
Государство - вот конец всего тихого и светлого, вот начало всего страшного и темного; представь себе гнилое семя - государство еще хуже! Государство есть черный квадрат навсегда, подножка у входа в рай, и как только козел Платон мог тома о государстве писать, не знаю! Я ночью не сплю, ворочаюсь, чешусь, думаю - с Платона все пошло, научил человека - мол, ты дерьмо, а государство - оно хорошее, вот и кушай теперь картофельные котлеты по девять копеек пара, да и те не всегда бывают! Когда я слышу слово "государство", я плачу; когда я его не слышу, я тоже плачу, потому что знаю скоро дождусь любимого слова! А человек - маленький, грязный весь, бедный и больной, душа в потемках. Кто о нем вспомнит? А кто его всяким хорошим вещам научит - читать, писать и грамотно дрочить? Государство - оно вспомнит и научит...
Мы сидим на кухне и пьем чай. Неоплатон продолжает громить своего извечного врага: мы с папой его понимаем - он исправляет ошибки своего друга и учителя Платона. Неоплатон платонически уничтожает государство. Вот он какой, наш Неоплатон! Мы с папой им гордимся.
Сердце, мое сердце, бедное мое сердце, чистое мое сердце, красный мой уголок, нет в тебе идеи, а вдруг есть? Идея, идея, где я? А будет она, когда Неоплатон меня дрочить научит? Я ведь спокойный и тихий, я никому не делаю зла, никому я не нужен, кроме папы и Неоплатона, папа меня не бьет и понимает, а Неоплатон меня и не думает бить и прекрасно относится. Вот, я слышал, к учительнице, которая хочет меня шпане отдать, подруга в школу пришла и говорит - черт, везде черт, а учительница, - нет, Бог, везде Бог, а та - нет, черт, а учительница - нет, Бог. Подруга заплакала, страшно, говорит, везде же черт, а учительница - чего зря плакать, совсем не страшно, Бог потому что везде! Не знаю, чем кончилось, неудобно за дверью подслушивать, дома спросил у Неоплатона: "Кто везде? Бог или черт?" Неоплатон посмотрел на котлован и ничего не ответил, вздохнул только.
Я обычно писал где надо, а в этот раз, в автобусе, страшно так стало, защекотали тени котлована, вокруг чужие лица, хотелось кого-нибудь обнять, успокоиться, но нет Неоплатона, а кого еще обнимать в автобусе, тут я и, как говорят хорошие люди, дети в том числе, - написал не в унитаз, или описался, или, как говорят плохие люди, дети в том числе, - обоссался... Когда я описался, автобус только от остановки отъехал, зачем я раньше не вышел, но чего теперь напрасно рефлектировать, до следующей остановки долго, светофоры на каждом углу, тут же струйка потекла из-под брюк на пол, посередине большое пятно, но от него такие маленькие дорожки разбегаются, отворачиваются люди, и хорошие и плохие, и добрые и злые, вокруг меня пустое пространство, я сразу заплакал, один сказал: "Плачь, плачь, легче будет", другой возразил: "Не один, чай, едешь, других тоже уважать нужно, хоть бы к окошку отошел", вот остановка, я выскочил, все посмотрели мне вслед с негодованием и довольные. Домой бегу быстрее лани, холодно, пятно и дорожки замерзают, но мне не стыдно, а описался потому, что мне стало очень грустно, на моем месте любой бы так поступил, за собой вины не чувствую, Платон во всем виноват, все с него пошло!
