Смерть отца и чувство любви каким-то странным образом сплелись и сделали из меня человека. Ради любви я стал совершать поступки. А когда воскресил брата своей любимой, то и вовсе испугался. Ведь я забыл о том, кто я. Когда я это сделал… я и сам до конца не верил. Ну а потом началось. Сначала они арестовали моего друга, а потом убили его. Следом и меня арестовали. Какие статьи они только не вменяли, чтобы уничтожить меня…
— Но ты ведь мог что-то придумать.
— Что? Что я мог сделать?
— Ты всех вытащил?
— Да, до единого? Последним был Адам. Я увидел, что он не может подняться по скале, и протянул ему руку. Он взглянул на меня такими глазами. Я в них все тогда прочитал. Сначала ненависть, а потом резкое понимание. Он потянул руку, и я схватил его.
— И все было кончено?
— Почти. Я пошёл к нему.
— К Люциферу? — изумлённо спросила я.
— Да. — Миша смотрел вперёд, пронизывая взглядом пространство. — Ему я тоже предложил вернуться домой.
— А он?
— Отказался. — отрезал Миша.
— А где он сейчас? — мне стало очень интересно, ведь я не подозревала такого поворота.
— Я не знаю. Где-то среди людей, как и я. Я же говорю, мы в этом похожи. Мы оба цепляемся за эту жизнь. И не хотим её отпускать.
— Что вы тогда ему сказали?
— Сказал, что мне очень жаль. Что я не желал, чтобы все так произошло с нами. Но он отказался, хоть я и сказал, что он может вернуться в любое время. Порой мне кажется, что я теперь его ищу.
— А что было в том яблоке? — спросила я, внезапно задумавшись об этом.
— Власть. — холодно ответил Миша. — Власть над самим собой. Над собственными чувствами и мыслями. А ещё истина.
— Истина?
— То, что имеет начало, имеет и конец… но как бы ни была важна истина, Тина, без любви она тяжёлое бремя.
Миша не время замолчал.
— Ты скучаешь по Рэну?
Я улыбнулась и посмотрела на него.
— А можно не скучать по этому бесёнку? Такое ощущение, что я с ним жизнь прожила за какой-то короткий промежуток.
— Так и есть. Проживи сто лет без любви, а потом один день с любовью, что будешь считать своей жизнью? Иногда мы живем все свои годы ради этого дня.
Наш разговор прервали. Молодой парень забежал в бар и крикнул нам всем с порога: «Сейчас выберут». Все подскочили со своих мест и стали выходить наружу.
— Что выберут? — спросила я у Миши.
— А они там… каждый написал своё имя и бросил в мешок. Чьё имя выпадет, тот и будет лидером. Пошли посмотрим…
— Да что смотреть, я не кидала.
— Пойдём, пойдём. — настаивал Миша.
Мы вышли на улицу. Хлопья снега проносились по темному небу, и колыхались гирлянды с огоньками. На деревянном ящике стоял юноша с мешком в руке. Он запустил руку внутрь и прошуршал. Вытащил бумажку. Раскрыл и посмотрел. Он прищурился, вчитываясь в маленький клочок.
— Тина, дочь Эреба. — вдруг произнёс он.
Наступила тишина. Все стали озираться вокруг. Я сразу же посмотрела на Мишу.
— Твоих рук дело?
— Ну а я то тут при чем? Все решает случай. — лукаво произнёс он.
— Тина, дочь Эреба. — повторил юноша.
— Тина, иди, я буду с тобой. — уверил меня Миша, и я пошла.
X
17 января
За баррикадой стояла полиция, и она попросила одного человека на переговоры. Не мало глаз на меня смотрело. Я заметила, что они застыли. Много и много людей стояли в ожидании посреди ночной метели. Снег и ветер щипали щеки и подбородок. Мы прищуривались, потому что он летел прямо в глаза. Мне хотелось всмотреться в лица, которые пришли в этот переулок, чтобы сыграть с собственной судьбой. Они надеялись, что смогут выйти из этой игры. Каждый верил, что ему повезёт. Мне казалось, что только я ничего от всего этого не ждала, а значит, я не могла быть их представителем, так как ни во что не верила.
Я всё смотрела на эти красивые и застывшие лица. Они больше не улыбались, как в баре, а с некой тоской ждали моего слова. От этого они казались ещё красивее. Что-то в них было невинное, а в глазах настолько восторженное и наивное, что даже не верилось в то, что они будут убивать. Но при этом была видна вся их серьёзность и сознательность. Передо мной было общество не просто потомков богов, а именно граждан. У всех них был один общий знаменатель — и это не кровь, а сам их выбор стоять здесь. Они пришли сразиться за самое лучшее, что в них есть. Они хотели это отстоять. Саму юность, которая связывает их в нечто единое. Надеясь, что их поступок дарует свободу не им, но остальным. Они то прекрасно знали, что их ждёт. Я желала лишь сказать, чтобы они уходили отсюда. Но уже слишком поздно.
Я подняла свой взгляд выше, посмотрела на статуи богов на крыше, но среди них не появлялись настоящие. Мы были совсем одни. В своей голове я услышала голос Миши: «Скажи им то, о чем ты сейчас думаешь. Не бойся говорить правду». Я нашла его среди всех, и он кивнул мне головой.
— Вы все знаете, что нас ждёт в эту ночь. — мой голос казался мне неестественным, недостаточно громким, дрожащим и жалким. — Для большинства из нас она последняя. И, если честно, сейчас, стоя здесь, мне кажется всё бессмысленным. И это будет точно так, если мы пришли сюда убить как можно больше. Я знаю, что мы не такие. Я не такая. А ведь мы все похожи. Мы одно целое. — они внимательно следили за каждым моим словом, а у меня сердце билось так, что темнело в глазах, а в горле не хватало слюней, чтобы сглотнуть. — Так как вы меня выбрали, я должна вам признаться. Я не хотела сюда идти. Когда моя мать, богиня ночи, рассказала мне про этот день, я сразу же выбрала путь отступления. Я отказалась от своей юности. И отреклась от борьбы и от нашей будущей победы. Потому что я знаю, что это моя последняя ночь… — я на секунду задумалась. — Но я ошиблась. И то, что я выбрала, привело меня сюда. Пару дней назад умер мой сын. А он был куда смелее, чем я. И хоть его уже нет, я не пришла мстить. Я здесь, чтобы драться за его юность.
