иной фауны, представители которой отчаянно конкурировали между собой.
— Странный лес какой-то… Нелогичный…
— Он выращен специально, как знак нашего единения, — объяснил Беримир. — Все, кто захватил с планеты то растение, которое было ему дорого, посадили их здесь.
Я пригляделся к окружающим растениям. Большую часть я узнал, как старых, но недобрых знакомых. Многих опознать не удалось. Хищные цветы с Милона грустно свешивали бутоны к мохнатым каменным глыбам эжтельского картофеля, прозрачная трава с Трабба, никла к трубчатым иглам неведомого мне растения, лиана с Земли обвивала янтарный ствол дерева с Лиата.
Пока я разглядывал истерическое количество растений, я понял — все эти несчастные переселенцы скучают не по Земле предков, а по планетам, которые покинули. Они льют невидимые слёзы по месту, которое они считали родиной, но та не оправдала их надежд. Поиски Новой Земли не что иное, как месть за несложившуюся жизнь.
— Что-то на меня это растительное безумие навевает тоску… Пойдёмте отсюда.
— Вы первый, у кого такая странная реакция на этот гимн человеческому единству.
Я не стал спорить с Беримиром не потому, что разделял его мнение — трудно сказать, что может ждать пришельца в столпище чуждых растений — не на всех планетах растения поедаемый элемент, иногда бывает и наоборот. Ладно мы, но с нами была Вея…
— Я есть хочу, — как всегда не вовремя заныл Клод.
— Можете съесть вон те семена, — великодушно разрешил Беримир и указал на кровавые капли, беспрерывно стекающие с пюсовой коры спиральной розы.
— Клод, не смей!
— Ян, они вполне съедобны, — заступился за Беримира староста. — Вашему напарнику ничего не грозит.
— Нет, ничего здесь есть не нужно! — уж мне-то было известно, на что способны законы мутации…
Клод обиделся, но послушался, глотая слюну.
Мы шатались среди раскрашенной во все невообразимые оттенки фауны, словно пребывая в безумном сне, заснувшем на солнцепёке человека. Я бы давно ушёл отсюда, но Вэя погрузилась в абсолютно восхищённое состояние, и мне жаль было возвращать её из пёстрой нереальности. Хотя вскоре пришлось — Клод зазевался и угодил в золотой митонский одуванчик. Я и рта не успел раскрыть, как напарник с ног до головы покрылся ровным слоем мерцающей пыльцы. Все, кроме меня, заохали вокруг «золотого мальчика». Парень пытался смахнуть пыльцу, чем ещё сильнее втёр её в кожу.
— Поздравляю, Клод! Теперь ты таким сверкающим будешь до конца дня, только с заходом солнца— извините, Ярила- пигмент растворяется.
— А на утро? — глотая слёзы, проблеял напарник.
Хотелось помучить его, чтоб не лез к незнакомцам, но я же умнее, старше…
— Не волнуйся! Завтра будешь как новый!
Чтоб утешить приятеля, Вэя протянула ему какую-то прихваченную с завтрака конфету, и мой желудок сердито заурчал.
— Свен, здесь можно пообедать где-нибудь?
— Тот крестьянин, который видел Лешко последним… Я думаю, он нам не откажет.
Я не любитель трапезничать за счёт чужого гостеприимства, но кушать страшно захотелось.
— Хорошо, только я заплачу за обед.
— Ни в коем случае! Вы обидите хозяина.
Я снова ничего не возразил писателю, но обменялся многозначительными взглядами со Свеном. Хотелось объяснить ему, что друзьям и чужакам хозяева рады всегда по-разному, да ещё на такой небогатой планете, но… Такие, как Беримир, никогда не меняют своего мнения и в конце долгой до апатии жизни словно глыбы откалываются от Человечества, тихо оседая в вечность.
Без приключений мы вышли к опушке и направились к деревне краем пшеничного поля. Ещё издалека я заметил крытую камышом крышу крестьянского дома. На мой молчаливый вопрос Свен утвердительно кивнул.
— Крыша из гибкого льда, конечно, современней, но это же страшный артефакт! Поэтому камыши, разумеется, лучше, — Свен не удержался от колкостей.
Беримир нервно затеребил расшитый петухами воротничок рубашки, но не проронил ни слова.
Увидев повозку, запряжённую коровой, я понял, что дело будет непростым — человек, который даже механическое средство передвижения считает недопустимым, обладает незавидным упрямством.
— Ждажир — гордость общины! — твёрдо заявил Беримир. — Если бы все чтили наши традиции так, как это делает Ждажир, Новая Земля оправдала бы надежды поселенцев.
Вскоре мы очутились на сиротливом подворье образцового руса. Под деревом во дворе стоял полированный стол с отблеском отражения окружающего пейзажа, рядом в земле копались бойкие тощие куры и глухо урчал подземными водами колодец. Чуть поодаль виднелся затоп, впрочем, пустой. Если это место выражало чаяния такого огромного количества народа, то я усомнился, стоило ли вообще мчаться за подобным в безвестную даль.
— По-моему, так можно жить везде, — осторожно заметила Вэя, словно прочитав мои мысли.
Беримир посерел. Я уже приготовился защищать напарницу от его нападок, как на крыльце показался хозяин с какой-то женщиной. Внешность мужчины представляла собой яркое доказательство того, что люди умудрились произойти именно от обезьян.
Широко раскинув руки, он бросился к Беримиру и заключил его в объятья, женщина осталась стоять невозмутимой.
После продолжительных лобзаний и обмена восторгами крестьянин обратил внимание на нас. Беримир вкратце объяснил, кто мы и что здесь потеряли. Свена эта парочка словно не заметила.
— Это моя Зимава, — хозяин с гордостью представил нам жену.
— Форменная корова, — тихо заметил Клод с раздражением, и я с ним согласился.
Зимава не была толстушкой, нет — но, казалось, приставь к ней рога — она замычит.
С натянутой одной на двоих улыбкой нас пригласили в дом.
Внутри оказалось ожидаемо чисто, деревянно и голо. Всё напоминало поделки из кружка «Умелые руки» — стол, лавки, сундук. Спасал положение только аромат. Запах какого-то сладкого кушанья таился в уголках дома, а в горнице густел в настоящий сироп. Дух был приятен, но есть мне расхотелось — десерты у меня всегда отбивали аппетит. Клод, напротив, чуть сознания не лишился и с подкошенными ногами опустился на лавку.
— Садитесь, садитесь, прошу, — захлопотала Зимава, ловко расставляя деревянную утварь.
Мы рассредоточились по лавкам. Свен уныло провёл пальцем по выдолбленному кратеру миски и обречённо вздохнул.
Женщина каждому бухнула порцию полбяной размазни и пожелала хорошего аппетита. Клоду, видимо, ужасно хотелось есть, потому что он рьяно принялся за эту сомнительную еду.
— Как прошёл праздник заквашивания овощей? — Беримир завёл с хозяином светскую беседу.
— Волшебно! Жаль, Вас не было.
— Ничего страшного — на зимнем рынке увижу, что из всего этого получилось.
Я решил прервать их щебетание — Клода, судя по его внезапно ставшему унылым как цветок под снегом
