Он не мог спать, и его сердцебиение периодически пугающе ускорялось, когда он ничего не делал. Таковы симптомы острой отмены. Мы знаем, что они могут проявляться — возможно, достаточно часто у определенных групп и в определенном возрасте — в ответ на лишение любовника. Популярная музыка поет гимны этому переживанию, как отличительному признаку настоящей любви: "Когда я потерял мою детку, я почти обезумел... С тех пор, как ты ушла, детка, моя жизнь кончена". Как насчет любви, которая порождает симптомы похмелья у людей, которых мы все знаем, а может быть, и у нас самих? Можем ли мы представить любовь, которая не оставляет за собой такого опустошения? Давайте посмотрим поближе, как "любовь" может быть аддикцией, и чем аддик-тивная любовь отличается от истинной любви.
В монографии, названной "Влюбленность и гипноз", Фрейд подметил важные параллели между любовью и другим психологически непреодолимым процессом
— гипнотизмом. Согласно Фрейду, любовь к себе может быть перенесена с собственного эго на любимый объект. Когда это случается, другой человек все более приходит к "обладанию всей любовью к себе эго, чье самопожертвование, таким образом, становится естественным последствием этого. Объект, так сказать, поглотил эго". Крайнее развитие этого сорта любви — это состояние, в котором эго любовника "истощено, сдалось объекту, замещено объектом как собственной самой важной составляющей". Фрейд продолжает:
"От влюбленности до гипноза - очевидно, один короткий шаг. Очевидно, что то и другое - отношения согласия двоих. Это такое же скромное подчинение, такая же уступчивость, такое же отсутствие критики по отношению к гипнотизеру, как к любимому объекту. Такое же истощение собственной инициативы... Гипнотизер (как модель любимого другого) — единственный объект, и ни на что, кроме него, не обращают внимания".
Любовь — идеальный двигатель аддикции, потому что она может исключительно претендовать на человеческое сознание. Если для того, чтобы служить аддикцией, нечто должно быть одновременно утешающим и пожирающим, тогда сексуальные или любовные отношения наилучшим образом соответствуют этой задаче. Если оно также должно быть повторяемым, предсказуемым и изолированным, тогда опять же отношения могут быть идеально приспособлены для аддиктивных. целей. Тот, кто не удовлетворен собой или своей жизненной ситуацией, может найти в таких отношениях самую содержательную замену довольства собой и тех усилий, которые требуются для его достижения.
Когда человек приходит к другому с целью заполнить пустоту в себе, отношения быстро становятся центром его жизни. Они предлагают ему утешение, которое резко контрастирует с тем, что он находит в других местах, так что он обращается к ним больше и больше, пока не станет нуждаться в них для того, чтобы прожить каждый день своего наполненного стрессами и неприятностями существования. Когда постоянный прием чего-то настолько необходим, чтобы жизнь была переносимой, то речь идет об аддикции, как бы романтично она ни была украшена. Всегда имеющаяся опасность отнятия порождает постоянную тягу.
Кто такой межличностный аддикт?Поскольку человек, пристрастившийся к любовнику, чувствует в сущности ту же самую неадекватность, что и наркотический аддикт, почему же он выбирает другого человека, а не наркотик, в качестве объекта аддикции? Одной из характеристик, которая разделяет эти две группы аддиктов, является их социально-классовая принадлежность. Употребление опиатов привлекает в первую очередь представителей низших социальных и экономических слоев, особенно расовые меньшинства. Белые из низшего класса чаще всего пользуются алкоголем как способом бегства. Американцы из среднего класса, не будучи достаточно склонными к алкоголизму и, конечно, не интересуясь героином, не менее подвержены аддиктивным тенденциям; только они проявляют их по-разному.
Как правило, другие человеческие существа играют гораздо большую роль в стиле жизни представителя среднего класса, чем для низшего. Ли Рейнуотер, описавший эти социально-классовые различия в "Семенном дизайне", обнаружил, что сексуальные отношения низшего класса имеют тенденцию не доходить до такой степени общности жизни. Если взять крайний случай, то анализ Чейном героиновых аддиктов Нью-Йорка показывает, что они не доверяют людям; наркотики — единственная вещь в их жизни, на которую, как они чувствуют, они могут положиться. Даже принадлежащие к среднему классу английские опиатные аддикты, описанные Эдвином Щуром в "Наркотической аддикции в Британии и Америке", в общем отчуждены от других людей. Тогда возможным объяснением широкого распространения злоупотребления наркотиками среди молодых выходцев из среднего класса является то, что разрушительная природа их жизненных привычек приводит лишь к фрагментарным и временным отношениям. И хотя эта неспособность сформировать прочные межличностные связи характеризует наркотических и алкогольных аддиктов из любого социального класса, ослабленная и нестабильная социальная сеть все же более обычна в экономически и в других отношениях депривированных группах. Следовательно, индивиды в этих обстоятельствах чаще уступают героиновой аддикции и тяжелому алкоголизму, в то время как люди (и особенно любовники) служат этой же цели для тех, кто лучше обеспечен. В обоих случаях комбинация зависимости и манипулятивности, которую Чейн наблюдал у героиновых аддиктов, стоит за аддиктивной склонностью эксплуатировать. Не уверенный в своей собственной идентичности, аддикт видит в других людях объекты для удовлетворения своих потребностей. Но для Наркомана использование людей
— только средство для других целей; для аддикта из среднего класса обладание людьми и есть цель.
Рейнуотер проясняет эту разницу в статье "Изучение личностных различий подростков среднего и низшего класса". Там он утверждает, что "Представитель
низшего класса... менее зависим от людей и более ориентирован на те виды удовлетворения, которых можно достичь без осложняющей кооперации с другими человеческими существами". Среди детей среднего класса проявился отчетливый паттерн, объясняющий, как люди могут быть наркотиком. Две трети этих детей (в сравнении с одной пятой из семей низшего класса) показали признаки "констелляции социальной зависимости". Последняя может быть определена как потребность цепляться за один человеческий объект для получения любви и поддержки. Причем этот объект может даже быть не реальной личностью, а лишь концепцией личности.
Когда люди экономически обеспечены, но все еще ощущают большой недостаток в своей жизни, их стремления вынуждены быть более экзистенциальными, чем материальными. Именно такие стремления связываются в их базовую концепцию себя и определяют чувства относительно себя. Д.Лоуренс описывает такой случай в романе "Женщины в любви". Герой — Джералд Крич, состоятельный сын индустриального магната. Когда его отец умирает, мир Джералда начинает рушиться, и он переживает духовную катастрофу, которая приводит его к отчаянным отношениям с Джадрен Брэнгуэн.
"Но по мере продолжения борьбы все то, чем он был, продолжало разрушаться, так что жизнь стала пустой раковиной вокруг него, ревущей и шумящей, подобно морю. В этом шуме он внешне участвовал, но внутри этой пустой раковины везде была темнота и пугающее пространство смерти. Он знал, что должен найти подкрепление, иначе он рухнет внутрь, в огромную темную пустоту, которая кружилась в центре его души. Его воля поддерживала его внешнюю жизнь, внешний разум, внешнее бытие, неразрушенное и неизменное. Но давление было слишком велико... День за днем он чувствовал себя все более и более похожим на пузырь, наполненный темнотой...".
Эмоциональное состояние, которое изображает Лоуренс, очень похоже на то, что Р.Д.Лэйнг называл шизоидной отчужденностью, в которой индивид настолько отделен от своего переживания, что не может извлечь из него ощущения себя как интегрированного существа. Шизоид не чувствует, что живет свою жизнь, что его личность находится в своей собственной коже. В "Расколотом Я" Лэйнг утверждает, что шизоидное отчуждение является не только обычной современной формой безумия, но также и превалирующей характеристикой жизни в современном обществе. "Онтологическая тревога" — неуверенность в самом нашем существовании, о которой говорит Лэйнг, и есть то самое, что заставляет некоторых из нас компульсивно искать отношений.
Джералд Крич - фантазийный пример отсутствия хорошо развитого бытийного ядра, надежного ощущения себя. Человек, чувствующий эту внутреннюю пустоту, должен стремиться заполнить ее. В отношениях это может быть сделано только путем включения чьего-то чужого бытия внутрь себя, или позволения кому-то другому включить тебя. Результат этого — полностью оформившаяся аддикция, где каждый партнер тянет другого назад при любом признаке ослабления тех сил, которые держат их вместе.
