Нет, и это капище — не то.
— Ну, одни дальние остались, — в очередной раз выйдя из-за кустов, пожал плечами отрок. — А самое дальнее — в урочище на порубежье древлянском, — там у реки раньше наша деревня стояла, покуда не сожгли. Места дикие. Помнится, с год назад, а то и поболе, прямо с капища на лед человек выскочил — молодой парень, всклокоченный, глаза дикие, вот такие! — Порубор сложил окружьем пальцы. — С неделю в себя приходил, отлеживался. Потом, поблагодарив, ушел.
— Ничего про себя не рассказывал парень-то?
— Ничего, — пожал плечами отрок. — А может, и рассказывал кому, да только я не слыхал. А имя его запомнил — Найден с Ильменя-озера.
— Найден?! С Ильменя-озера?!
Хельги с Ирландцем подскочили к Порубору, затрясли за плечи, давай, мол, веди скорее, урочище то показывай.
— Да покажу я, покажу, — испугался их энергии отрок. — Не трясите только.
— Не будем. Что, пучит живот-то?
— Да поменьше уже. Эх, сейчас бы черники сушеной… Ладно, я тут уже пожевал корешков. Поехали, что ли?
Быстро собравшись, поскакали. Снова потянулись вдоль дороги луга, поляны да рощи, потом лугов да полян стало поменьше, всё больше высились по сторонам деревья — елки, осины, сосны, да и дорога заметно сузилась, не дорога уже была — тропинка.
— Ой, остановитесь, — снова согнулся в седле Порубор. — Опять приспичило.
Спрыгнул с лошади — да в кусты, забыл уж давно и про стесненье свое — куда уж тут стесняться, коли так живот пучит, что не ровен час, и…
Отрок развязал порты, присел… И вскрикнул — прямо в глаза ему из кустов жимолости и лопухов смотрели недвижные глаза окровавленного трупа!
Порубор забыл и порты подтянуть. Так и выскочил с криком:
— Сюда, сюда!
— Да что случилось-то?
Хельги и остальные спешились, подошли к кустам. Труп отрока, по виду чуть старше Порубора, лежал под кустами в нелепой позе — видно было, что его не так давно сбросили сюда с тропы. Еще и зверье не совсем объело. Вокруг еле заметно витал сладковатый запах смерти. Над мертвым лицом отрока, жужжа, вились блестящие изумрудно-зеленые мухи. Трава вокруг была покрыта бурыми пятнами. Их не смыл даже ночной дождь.
— Как же, смоешь тут — такие лужи! — переворачивая труп на живот, усмехнулся ярл. — Слишком много крови, слишком… Ага! Я так и думал! — Он показал на истерзанную спину убитого.
— Кровавый орел! — ахнул Никифор. — Значит, это норманны?
— Ну да, — задумчиво кивнул Конхобар Ирландец. — Помнится, наш добрый друг Ярил говорил что-то о Лейве?
— Да, это похоже на Копытную Лужу, — поморщился Снорри. — Жаль, я его в детстве не придушил.
— А надо было, — хохотнул Ирландец. — Ну что, в путь?
— Стойте! — замахал руками Никифор. — Нельзя оставлять его так, на потеху диким зверям. Думаю, стоит всё-таки вырыть могилу несчастному. Это не займет много времени.
— Ты прав, Никифор, — отозвался Хельги. — Негоже не предать мертвых земле или огню. Ну, огонь мы жечь не будем, а могилу выроем.
Сняв дерн мечами, они принялись рыть землю. Копалось легко — почва была сырой, правда, из-за этого уделались в грязи, как чушки, зато могила была готова быстро. В нее и опустили несчастного, набросав над погребением небольшой холмик.
— Мы не знаем, кто ты и в каких богов верил, — встав над могилой, произнес Никифор. — Скорее всего, в Велеса, Ярилу, Перуна. Но пусть душе твоей будет легко в лучшем мире, пусть она знает — тело твое погребено, а мать сырая земля да будет тебе пухом.
Украдкой — а вдруг убитый тайный христианин? — перекрестив холмик, Никифор сложил руки пред собой, постоял так немного, шепча губами молитву. Затем поднял глаза:
— Теперь — можно ехать.
И они поскакали дальше, мимо темных суровых елей и высоких сосен. Вороны каркали им вослед, а давно исчезнувшее из виду солнце окрашивало вершины деревьев кровавым цветом смерти.
— Скоро стемнеет, — нагнал проводника ярл. — Доедем ли до урочища?
— Да вот же оно! — показал куда-то вперед Порубор. — А вон там — капище! Видите частокол? А вон, левее, — Перунов дуб.
Хельги, спрыгнув с коня, предостерегающе поднял руку — не следовало с разгона врываться в столь дикое место, тем более принадлежащее громовержцу Перуну.
Осторожно обходя поваленные давнишней бурей деревья, ярл и его люди проникли за частокол к дубу. Порубор вскрикнул, увидев на темных ветвях дерева обезглавленные тела двух молодых женщин.
— Похоже, здесь не так давно приносили жертвы, — тихо произнес ярл. — Что ж, обычное дело в Перунов день.
— Не совсем обычное, ярл, — возразил Конхобар Ирландец. Он тронул пальцами ветку. — Взгляни, это пыльца омелы, священного растения друидов. Да и дуб — не только дерево Перуна. Это еще и дерево Крома, кровавого кельтского бога. А жертвы… Надо точно узнать, как они были убиты.
— Снорри, сможешь сбить стрелой трупы?
— С одного раза. Вернее — с двух, трупов же два.
Вытащив лук, он прицелился. Вокруг уже было темно, но темные ветви дуба и их страшная ноша отчетливо чернели на темно-синем фоне неба. Просвистела стрела — и мертвые обезглавленные тела упали на землю.
Ирландец бросился к ним, словно собака на дичь.
— Убиты уколом железного прута в сердце! — Он поднял на ярла побледневшее лицо. — Это — Он.
— Я тоже так думаю, — кивнул ярл. — Осталось лишь отыскать Его. Я чувствую, Он где-то поблизости.
Никифор посмотрел на обоих.
— Быть может, вы всё-таки объясните, кто это — «он»? — обиженно спросил он. — А то шепчетесь меж собой…
— Черный друид Теней, — пояснил Конхобар Ирландец. — Мой бывший хозяин, возмечтавший о власти над миром. Похоже, мы встретим его под видом местного князя.
— А, тот, что чуть было не угробил нас в Таре? — вспомнил Никифор. — Смею заметить, это вполне достойный соперник, вполне.
— Еще бы! — усмехнулся Ирландец. — Друиды были сильны, когда здесь еще не было людей. И их черные знания еще не угасли.
— И мы встали на их пути! — восхитился Никифор. — Вот, поистине, Божье благоволение. Даст Бог, мы остановим черное исчадие Ада! Верно, Снорри?
— Конечно, остановим, — хмыкнул тот. — Думаю, если мы доберемся до этого друида, — ему от нас не поздоровится!
— Славно слышать ваши речи, друзья! — улыбнулся Хельги. — Что такое? — Он провел рукой по коре дуба. — Похоже, здесь что-то нацарапано! А ну зажгите-ка факел.
В оранжевом пламени факела на темной коре дуба явственно проступили две зигзагообразные руны.
«Сиг» — руны победы.Коль ты к ней стремишься,Вырежи их на меча рукояти! —
продекламировал Хельги. — Я догадываюсь, кто мог написать их.
— Ладислава. Она видела их на рукояти твоего старого меча!
— Значит, мы на верном пути!
— И Черный друид причастен к ее похищению!
— Тем хуже для друида, — самонадеянно заключил Снорри.
Они решили подождать до утра. Чтобы не привлечь внимания друида, жертвы вновь вздернули на деревья. Заночевали у реки, привязав коней под деревьями.
За день солнце высушило землю, и спать на траве было приятно, тем более что не очень-то докучали комары — сгинули куда, что ли? Не спал один Порубор. Всё вздыхал, ворочался, думал. Вспомнилось вдруг ему, что раньше — матушка рассказывала — не было таких кровавых обрядов, они появились лишь после того, как в Киев пришли варяги. Значит, варяги — враги? Но вот эти — молодой насмешливый ярл, и внешне нескладный, но такой ловкий Снорри, и загадочный Ирландец, и Никифор наконец, в котором угадывался христианин — а их много повидал Порубор среди ромеев, — неужели все они — враги? Пожалуй, нет. Порубор принялся перебирать всех своих знакомых варягов. Получилось не так уж и мало. Встречались, конечно, среди них и мерзавцы, но были и вполне достойные люди. Взять хотя бы того же бельмастого Греттира из Вика. Вроде бы и скупой он, и врун, каких мало, однако в голодный год кто помог Порубору? Он, Греттир. Ну, не один он, в числе многих, но ведь протянул же лепешку! А дочки его, Векса и Трендя, если разобраться, тоже вполне неплохие девки. Ну и что с того, что приставучие? Как зайдет к ним Порубор, так сразу орать начинают, в краску вводить, и говорят по-нашему хорошо, не как Греттир: «Ой, кто к нам пришел! Поруша, зайчик. Ой, кого-то сейчас защекочем! А ну-ка, иди сюда, иди!»
Один раз до икоты защекотали, змеюки! Порубор их потом за версту обходил, никуда и не деться было, даже на рынке, как увидят его, так в крик: «Поруша, зайчик!»
И не видел, не замечал Порубор, чтоб Векса с Трендей, либо тот же Греттир, либо еще кто из хорошо знакомых варягов так уж держался за старых своих богов. Многие давно в местных богов поверили, а кое-кто — и подумать страшно — вообще ни во что не верили. Правда, слыхал он и злое про варягов, как не слыхать. Но злое можно про тех, кто далеко, рассказывать, и тогда многие будут верить. А вот про тех, кто рядом…
