– Возвращайтесь на холм, фирды. Уходим в Лондон. Одна битва не даст герцогу Вильгельму королевство, а?
Он посмотрел на Вальтеофа, затем на Торкеля, который кивнул в ответ, и сказал:
– Теперь в Лондон.
Осгуд повел людей наверх, цепляясь за деревья, и только Оти и Хакон, все еще плачущий, ждали вместе с Торкелем своего господина.
– Идем, – настаивал Исландец, – идем, пока нормандцы не вышли на дорогу.
Вальтеоф повернулся к нему, и тут что-то у его ног зашевелилось – нормандский рыцарь поднял голову. Кажется, он был не ранен, а только оглушен падением. Он тоже потерял шлем, его копье лежало в нескольких ярдах поодаль, но он даже к нему не потянулся. В овраге теперь наступила тишина, кавалерия вроде бы отошла на основные позиции, и минуту никто не двигался.
Вдруг рыцарь заговорил, задыхаясь, по-саксонски:
– Я тебя знаю. Ты – граф Вальтеоф.
Эти слова поразили графа и вернули его к действительности – он стоял над врагом, который знал, кто он такой.
– Я видел тебя прошлым летом при дворе короля Эдуарда, – продолжал рыцарь. – Меня ты тоже убьешь? Мой отец и братья погибли.
Оти нагнулся и взмахнул топором, но Вальтеоф схватил его за руку:
– Пускай идет, – сказал он и судорожно вздохнул. Он вдруг почувствовал отвращение от этой кровавой резни и отвернулся, предоставив одинокого нормандца его судьбе.
Выбравшись из оврага, они обнаружили, что лошадей нет. Возможно, их увели бежавшие фирды, но вскоре Торкель поймал брошенную кобылу, и друзья помогли Вальтеофу на нее взобраться. Вальтеоф, почувствовавший сильную боль в раненой ноге, позволил везти себя, куда они захотят.
В темноте начал накрапывать дождь, попадая на лицо и за шиворот. Граф был совершенно опустошен, он ничего не видел, кроме Телхамского хребта. Кругом повисла мертвая тишина. Леофвайн, теперь незримый, на небесах, Гарольд распростерт среди трупов и разбитых шлемов, и где-то нормандские кони втаптывают в кровавую грязь знамя с драконом.
Глава 5
Аббат Ульфитцель Кройландский, столь же святой человек, сколь и мудрый политик, считал, и довольно справедливо, что монахи не имеют право принимать участие в военных действиях. Человек Божий должен быть мирен, и поэтому он сохранял свою братию вдали от тревог, потрясавших Англию.
Его брат, аббат Леофрик из Петербороу, он же «Золотой город» – название, данное ему за те богатства, которые в нем хранились, думал совсем иначе и был на поле боя вместе с некоторыми из братии. Спустя две недели после сражения, смертельно раненый, он был возвращен в аббатство святыми молитвами и тремя монахами. Отсюда, умирая в канун праздника Всех Святых, он послал гонца в аббатство Кройланда с приглашением Ульфитцелю приехать как можно скорее.
Ульфитцель, взяв с собой только брата Куллена, выехал немедленно в Петербороу. Там он нашел аббата в его келье в окружении коленопреклоненной братии, поющей псалмы.
Бледное лицо Леофрика просветлело при виде гостя, и, сократив молитву, он отправил монахов прочь, желая остаться с ним наедине.
– Хорошо, что ты пришел, – сказал он еле слышно. – Боюсь, что я не доживу до дня Всех Святых, если даже и переживу День поминовения. Не правда ли, это удачное время для смерти?
Ульфитцель встал на колени около кровати и взял холодную руку аббата. Он знал Леофрика достаточно хорошо, чтобы попытаться успокоить его: смерть была явно начертана на бледных чертах.
– Да, хорошее время, – согласился он, – Мы отслужим за тебя мессу в день Всех Святых.
– Я пригласил тебя, дорогой друг, отчасти для того, чтобы попрощаться, отчасти потому, что хотел поговорить с тобой о твоем самом любимом духовном сыне.
Ульфитцель быстро поднял голову:
– О графе? Умирающий кивнул:
– Я знаю, что Вальтеоф твой духовный сын.
– Ты боишься за него? – Было очень холодно, и Ульфитцеля пробирала дрожь. Хотя не только холод беспокоил его, он слишком долго жил в монастыре, чтобы обращать на это внимание. Он боялся и желал знать правду о том, что происходит в Лондоне. Покалеченные люди, которые вернулись после битвы при Стэмфорде, принесли известия о сражении и о ранении, которое удержало Вальтеофа от похода на юг вместе с королем. Они также рассказали о его доблести на поле боя, и Ульфитцель позволил себе немного погордиться этим. Но о событиях последних недель он ничего не знал.
Со времени битвы при Гастингсе и смерти короля, его братьев и, казалось, всех храбрецов юга, он ничего точно не знал, кроме того, что Вальтеоф в Лондоне, а армия герцога распущена где-то на западе от города. Два раненых фирда из Кенсингтона добирались домой и рассказали о последней отчаянной битве при Телхамском хребте и о том, что после нее граф вернулся в Лондон. На северной дороге они видели графов Эдвина и Моркара с солдатами Мерсии и Нортумбрии, едущих в Лондон. Слишком поздно, подумал Ульфитцель, горюя о Гарольде, которого он хорошо знал в те дни, когда король был графом Восточной Англии. Он почувствовал легкое пожатие холодных пальцев и, очнувшись, понял, что Леофрик смотрит на него с беспокойством.
– Я боюсь, – повторил аббат странным голосом, – так много смертей. Я видел сон, видение…
Ульфитцель неожиданно почувствовал острое беспокойство.
– Касательно Вальтеофа?
– Да. Во сне я видел нашу церковь и все ее богатства, плавящиеся в огромном костре – это был поток огня; потиры и блюда и все наше золото – все это уплывало в темноту, и всюду была тьма. – Его голос затих на некоторое время, и затем он, сделав усилие, продолжал: – Я видел графа, он стоял в огне – с распростертыми руками, – и на горле у него была красная линия. – Он поднял глаза на потрясенного аббата, стоящего рядом: – Я не знаю, что это предвещает.
Ульфитцель снова упал на колени.
– Я тоже. Думаю, что ничего хорошего.
– Нет, возможно, это предостережение об опасности, грозящей графу, всем вам. Я – я не увижу этого, но ты…
– Я запомню, – тихо сказал Ульфитцель. – И предупрежу графа. – Но о чем? Может быть, сон предсказывал страшный конец Вальтеофа? Или это всего лишь видения больного воображения? Он вновь вздрогнул. Были знамения в небе в этом году, и бедствия пришли на их землю – нельзя было игнорировать такое предупреждение.
– Один Бог знает, где сейчас граф, – наконец произнес он. – Там мог быть еще один бой. Нормандского герцога теперь не так легко будет отправить домой.
Леофрик вздохнул:
– Вильгельм – великий воин. Мы это видели… – Он остановился, чтобы передохнуть. Тени последнего октябрьского дня удлинились, свет свечей смягчал суровые черты умирающего. – Я сомневаюсь, чтобы была еще одна такая битва.
