Они все здешние. Они у себя дома. Ох, черт, как же так? У мамы одна родина, а у меня — другая! И мои родные, вот все они — итальянцы. У нас разные родины — у моих родных и у меня! А мои сестры?
Я смотрю на Коринну — она слушает, что все говорят. Как будто понимает по-итальянски!
— А ты тоже понимаешь? — спрашиваю я у Жоржетты.
Неужели все понимают, кроме меня? Неужели мне не понять мою семью?
— Ни фига.
Жоржетта мотает головой, вид у нее растерянный. Меня это успокаивает.
Карабинеры и крестный закуривают. Дымят себе спокойненько, а за нами, между прочим, уже затор. Они что, раньше были знакомы? Все итальянцы знакомы между собой.
Еще двое полицейских налаживают движение на свободном участке дороги. Крестный с сигаретой в зубах возвращается к нам. Он шутит с полицейскими. Улыбается так, что лицо сползает назад. Карабинеры помогают ему прицепить складной трейлер.
Грузовик они не отпустили. Мама и водитель полуприцепа подписали какие-то бумаги. А потом нам дали «зеленую улицу»! И когда мы тронулись, крестный, дедушка и даже мама махали на прощание четырем карабинерам!
Наконец мы сворачиваем на узенькую проселочную дорогу. Весь кортеж начинает гудеть, как будто едет свадебный кортеж.
Мама почему-то смеется. Какой-то очень старый господин на велосипеде все кланяется и кланяется нашей колонне.
Надо же, такой старый, а ездит на велосипеде. Я никогда не видела, чтобы старик крутил педали.
— Это дзи Джелили, — бабушкин брат, — радуется мама.
Да, все итальянцы между собой знакомы, это точно. Вдоль проселочной дороги стоят белые домики. Теперь нас, кажется, узнает целая семья. Нам улыбаются. Машут руками. Все темноволосые, черноглазые. Они и мне тоже машут?
— Это дзи Аркандже, дедушкин кузен.
Мы машем в ответ этим людям, которых видим впервые в жизни.
Теперь наша колонна притормаживает перед каждым домом. Сколько народу нас встречает! Все машут нам. Все рады нас видеть!
— Думаешь, ты — английская королева? — спрашиваю я старшую сестру: уж слишком изящно она помахивает ладошкой в ответ.
На нас с Жоржеттой смехунчик напал, мы держимся за животики и не можем поприветствовать остальную Италию.
— Это дзи Бетина, дедушкина сестра.
— Это дзи Паскуале, бабушкин брат.
— Это дзи Доменико, бабушкин кузен.
Их всех зовут «дзи-кто-то-там». С каждым новым именем, которое называет мама, нас все сильнее разбирает хохот. Мама показывает нам что-то, но мы ничегошеньки не видим. Только слышим, что здесь все братья-сестры-кузены-кузины.
Проселочная дорога приводит к дому, у которого наш караван наконец останавливается.
— Девочки, приехали!
Мама счастлива.
Мы с Жоржеттой заливаемся смехом.
Коринна сердито косится на нас. Хочет, чтобы мы успокоились. Не хватало нам оскандалиться перед нашими родными.
Мама выскакивает из букашки. Все хлопают дверцами вразнобой.
— Дзи Мария!
Мама говорит очень громко, с раскатистым «р».
Все тараторят по-итальянски кто во что горазд.
— Сколько их тут? — еле выговариваю я.
Коринна не вышла из машины. Она ждет нас. Мы должны представиться все вместе.
— Пошли?
Она предлагает нам выйти с ней.
— Это дзи Коринна!
Я еще выдавливаю сквозь смех:
— Дзи Сибилла и дзи Жоржетта!
Ну все. Мы с Жоржеттой не скоро отсмеемся.
Минут через десять Коринна предупреждает нас:
— Они идут сюда.
Ох, что же делать? «Дзи» идут сюда!
Когда мы поднимаем красные от смеха лица, наша машина окружена итальянцами. Они смотрят на нас снаружи. Все смуглые, черноглазые, с густыми волосами. Я вижу двух силачей — почти таких же, как мой крестный! Глядя на них, я немного успокаиваюсь. Вслед за мной успокаивается и Жоржетта. Мы обводим взглядом незнакомые лица. Они похожи на дедушку. Они похожи на бабушку! На крестного! На Анжелу! На маму! В Италии, оказывается, есть второй экземпляр моей семьи!
Мама велела нам выйти из машины. Мы жмемся друг к другу перед итальянскими копиями наших родных. Мама отошла от нас, она разговаривает с женщинами, похожими на нее. А ведь мама никогда не оставляла нас одних! Расслабилась наша мама. Она смеется, когда какие-то дзи щиплют нас за щеки.
— Com'e bella ch'ta pepette![11]
Все женщины тискают нас одна за другой. И говорят слова, которых мы не понимаем.
— Мама?
Коринна призывает маму обратить внимание, что нас могут защипать насмерть.
К нам подходит господин с толстыми пальцами, почти такими же толстыми, как у крестного.
— Америко, — представляется он.
Он так похож на крестного, что мне кажется, будто я его знаю… Он что-то показывает рукой у самой земли. Коринна переводит:
— Он нас видел совсем маленькими.
— Ну да? Мы же сюда не приезжали, — не верит Жоржетта.
Мама не пришла нам на помощь. Она считает, что здесь мы в помощи не нуждаемся! Нас щиплют и дергают со всех сторон, а нашей маме хоть бы что!
Потом нас ведут в запущенный сад между трех домов, а мама уже там, сидит за столом и говорит по-итальянски. Наша мама, которая переходит на другую сторону улицы, если ей навстречу попадается пудель, болтает, и смеется, и гладит огромных псин, которые ждут угощения. Мама не боится итальянских собак.
Две недели мы прожили среди кроликов, свиней, собак, и наша мама ни разу не встревожилась. Ни за себя, ни за нас.
Америко водил меня в лес за орехами. Я боялась, что меня заругают, потому что мы никого не предупредили. Когда мы вернулись, оказалось, что мама гордится мной!
Мамины кузены катали нас на своих мотоциклах, а мама смеялась.
Мы часами пропадали на пруду, где бабушкины сестры стирали белье, а мама радовалась.
Однажды вечером дзи Мария, мамина крестная, громко пела по-итальянски, а Америко играл на аккордеоне. И все запели, даже мама.
Коринна бегала по всему саду от осы, которая хотела сесть на ее арбуз. И все над ней хохотали, даже мама!
Чтобы приготовить на обед кролика, здесь не шли в магазин, а ловили живого, прямо в клетке. Сдирали с него шкуру — и в кастрюлю! Мы с сестрами визжали от ужаса. А все были довольны. Даже мама.
Америко с крестным починили нашу букашку. Она стала как новенькая. Мама была рада.
Я должна была сидеть в тени и ходить в панаме, потому что солнце здесь очень злое. Мама меня предупредила. Если я забывала панаму, кто-нибудь бежал в дом и приносил мне ее. А если я выходила в футболке без рукавов, кто-нибудь прикрывал мне плечи шалью, или платком, или даже кухонным полотенцем. Я — bionda ragazza. Bianca ragazzina.[12]
Патриции, Фабио и Антонелле столько же лет, сколько нам. Никто здесь не говорил, что мне бы мальчиком родиться; другие девочки еще похлеще меня. Мы лазали на все деревья. Кидались друг в друга камнями! И взрослые не боялись, что я разобьюсь или покалечусь. Больше попадало Антонелле. Я худенькая, беленькая и слабенькая — так они все, по-моему, думали.
Мама плачет, прощаясь со своими родными. Бабуля тоже. У дедушки грустное лицо. Коринна ревет в три ручья. Жоржетта ей помогает. А я вдруг на минутку испугалась. Мне очень понравилось в Италии, но вдруг мы во Францию никогда не вернемся? За все две недели я не видела здесь ни одного блондина.
Жоржетта ела макароны и кровяную колбасу — столько, что чуть не лопнула.
— Больше ты у меня не будешь столько кушать, Жожо, — это мама предупредила, что дома наша жизнь пойдет по-прежнему.
На обратном пути она машину вела лучше.
— Вальо, ты как в силах одолеть туннель? — спросил крестный.
Да, мама была в силах одолеть туннель.
Мы остановились поесть на автостоянке. Все были рады итальянской колбасе и сыру проволоне. Мама улыбалась по-итальянски. И говорила с полным ртом «пасты».
Мы вернулись в нашу маленькую квартиру, в дом 88 по улице Доброго Пастыря. Сосед на лестнице спросил, не мы ли заводили вчера музыку.
— Мы только что приехали.
Мама показала наши чемоданы.
Ему и ответить было нечего при виде мамы и сестер, такие они были черные, — я только теперь это заметила, по сравнению с мсье Онеттом.
Когда мама отперла дверь нашей квартиры, Коринна замешкалась на пороге. Она прислушивалась. Вдруг Пьер уже там?
* * *
Отклонили! Мой вопрос отклонили! У нас общее собрание. После первого пункта повестки дня — «Италия» — мы переходим к пункту второму — «штукатур».
— Да что нам за дело, если он здесь не живет?
В сотый раз повторяю я этот вопрос, сколько можно?
Коринна не хочет ничего слышать.
— Нет, нет и нет! — в сотый раз отвечает она.
Она решила, что я хочу реабилитировать осужденного без отбытия срока.
Коринна злится из-за Пьера. Мы видели его почти каждый вечер, пока были в летнем лагере. А после возвращения из Италии видим его еще чаще. Он приходил вчера, и позавчера, и позапозавчера, и позапозапозавчера, вот сколько! Ремонт давно закончен. Ящики выдвигаются как по маслу. Дверцы на новых петлях открываются и закрываются легко!
