Теперь каждый из них знал всё.
Через три дня Евгений уехал из Москвы. Так потребовала Тина:
– Этот гордиев узел, – сказала она, – можно только разрубить. Я люблю тебя, но… я виновата перед дочерью, и дай мне Бог когда-нибудь загладить эту вину.
– Ты не виновата, – тихим, почти осевшим голосом произнёс Евгений. – И никто не виноват. Судьба сыграла с нами злую шутку. Но, может быть…
– Нет, – Тина была тверда, – не может. Время ничего не сгладит. Нас трое, и Сана не может быть третьей, лишней. А мы, – она грустно улыбнулась, – мы уже взрослые, мы справимся… Обязательно справимся.
– Да, – ответил он, – наверное.
Если бы знать тогда, с чем ещё им придется справляться…
ЕВГЕНИЙ, Евгений Викторович А. рассказал мне эту историю, историю собственной жизни, когда волей случая мы познакомились с ним в одном из подмосковных санаториев, где он находился после недавнего инфаркта. Ему исполнилось шестьдесят, и к этому времени у него были две взрослые дочери и трое внуков.
– Тогда, – продолжил он свой рассказ, – по настоянию Тины я уехал из Москвы, начал работать в Челябинске. Оттуда сразу же прислал ей свой адрес, не раз писал письма, но она не отвечала. А потом узнал от знакомого страшную весть: у Саны родилась девочка, а сама она умерла при родах. Через несколько дней родилась девочка и у Тины. Это были мои дочери, я всё бросил, вернулся в Москву. Тина долго лежала в больнице до того, как её с двумя малышками выписали домой. Я был рядом с ними, как мог, помогал, но Тина и слушать не хотела о совместной жизни. Первое время ей тяжело было даже видеть меня. Я всё понимал и ждал, ждал… Но девочки подрастали, Тина видела, как они тянутся ко мне, и – сдалась. Мы поженились, когда им было по полтора года. Так и живём. Теперь уже внуки пошли. Только я вот заболел, и пришлось уехать подлечиться. А Тинушка дома, с ними…
Евгений Викторович произнёс имя жены с такой непередаваемой нежностью, что мне показалось – тень её коснулась и меня, человека ему постороннего.
«Мы были музыкой во льду…»
В январе 2002 года в Московской консерватории шёл вечер памяти композитора Виссариона Шебалина, посвящённый 100-летию со дня его рождения. В Малый зал пришли артисты и музыканты, ученики композитора, его сын, внуки и правнуки. Его вдова, Алиса Максимовна Шебалина, присутствовать на вечере не могла, мешал возраст: в сентябре 2001 года ей исполнилось ни много ни мало – сто лет.
А вскоре, в один из февральских вечеров, слушая любимый ею «Славянский квартет» Шебалина, она уснула и – не проснулась. В марте 2002 года урна с её прахом была захоронена в могиле мужа на Новодевичьем кладбище. Мой очерк об Алисе Максимовне тогда не успел увидеть свет, и я решаюсь – пусть с таким грустным опозданием, пусть хотя бы коротко, – воздать должное этой женщине.
Удивительно ранним было первое воспоминание Алисы Максимовны. В год и четыре месяца она заболела воспалением лёгких. Было тяжело дышать и почему-то очень страшно. И тогда дедушка купил игрушку – большого солдата в синем мундире, с ружьём на плече, и поставил его возле кровати внучки. Маленькая Аля успокоилась, и – началось её выздоровление… Не тогда ли зародилось в ней чувство, сделавшее её впоследствии настоящей хранительницей семейного очага, умевшей понять, что нужно близким в трудную минуту, и сделать – спокойно, разумно, несуетливо – именно это главное и спасительное…
Память этой женщины была поистине уникальна. Свидетельство тому – её книга воспоминаний «Беседы с памятью» в несколько сот страниц. Отдельные из них Алиса Максимовна печатала на машинке в возрасте 97 лет.
Шебалина хранила в памяти мельчайшие подробности быта своей семьи, знала, по рассказам родителей, их родословную, десятки больших и маленьких событий, касающихся многочисленной родни в нескольких поколениях. Она хорошо знала жизнь и предков своих, и потомков… И нет более живой «связи времен», чем такой вот человек во плоти.
Детство Алисы Максимовны, по её словам, было просто прекрасным. Родилась она в Москве, в доме, построенном её дедом, голландцем. Строитель и архитектор, он уехал в молодости на заработки в Россию. Его жена, немка, родила ему двенадцать детей, один из них был отцом Али. Её мама, в которой смешались две крови, французская и голландская, закончила русскую гимназию, свободно владела немецким и французским. Впоследствии, не имея высшего образования, заведовала кафедрой иностранных языков в Институте Красной Профессуры.
Алиса Максимовна хорошо помнит походы с мамой и сестрой в Третьяковку, на выставки Куинджи, Левитана… И в свои десять лет, когда семья отдыхала на Балтийском море, Аля шла к берегу с мольбертом и масляными красками, писала пейзажи. Любовь к рисованию унаследуют потом дети, внуки и правнуки Алисы Максимовны.
В одиннадцать лет папа подарил Але двухколесный велосипед. В последний раз Алиса Максимовна ездила на велосипеде… в девяносто два года!
Из детства эта женщина вынесла, пожалуй, самое главное – вкус к жизни и почти абсолютный слух.
Музыка занимала особое место в её жизни. Музыкальной была семья деда – отец и три сына образовали домашний вокальный квартет. Сколько она себя помнит – музыка всегда жила в родительском доме. 1921 год стал началом музыкальных «Пятниц» в семье. В трудное, голодное и холодное время гражданской войны, пешком, со всех концов Москвы по пятницам в их дом стекался «цвет» музыкальной жизни столицы – Мясковский, Александров, Гедике… Сюда впоследствии пришел и Виссарион Шебалин, талантливый музыкант и композитор, за которого Алиса Максимовна вышла замуж.
Музыка естественно и полноправно вошла в жизнь её собственной семьи. Музыкой занимались их дети и внуки, сейчас на рояле, что стоит на даче, играют её правнуки. А маленькая праправнучка учится играть на арфе.
Музыка для Алисы Максимовны, её предков и потомков всегда была частью их жизни. Они и сами были музыкой, эти интеллигентные и образованные люди, это о таких, как они, писал поэт Борис Пастернак: «Мы были музыкой во льду…»
Почему же при такой любви к музыке Алиса Максимовна стала врачом? «… Тогда мало было детских врачей, а я всегда очень любила детей. И свою специальность – тоже».
После окончания в 1924 году медицинского факультета Московского университета она работала в сельской больнице, принимала роды, лечила женщин, стариков, «хроников»; с осени 1938 – в детской больнице имени Филатова. Во время войны, в эвакуации, врачевала в совхозе под Свердловском.
Конец ознакомительного фрагмента.
