Барабан в руке нагрелся. Пятно на ладони чесалось неимоверно. Плечи свело от напряжения.
— Уже недолго осталось, — раздался вдруг тихий голос Гуна, и Джилли впервые в жизни поняла, что означает выражение «сердце ушло в пятки».
Она вздрогнула так, что луч ее фонарика зигзагом метнулся по темным фасадам. Сердце включило вторую скорость.
— Что ты видишь? — спросила Мэран спокойно.
Луч ее фонарика высветил фигуру Гуна, а тот показал куда-то вперед.
— Уберите фонари, — распорядился он.
«Как же, — подумала Джилли, — дожидайся».
Но фонарик Мэран погас, и ей осталось только выключить свой. Мгновенно сгустилась такая тьма, что Джилли испугалась, уж не ослепла ли она. Но почти сразу сообразила, что вообще-то под землей должно быть еще темнее. Она посмотрела вперед, в направлении вытянутой руки Гуна, и увидела слабый свет. Он сочился из-за припавшей к земле громады полуразрушенного здания, до которого было полквартала ходьбы, не больше.
— Что бы это могло... — начала было она, но тут раздались такие странные звуки, что слова замерли у нее в горле.
Через пару секунд до нее дошло, что это, наверное, музыка, хотя ритма в ней не было и в помине, а инструменты дребезжали, завывали и пиликали в тщетных попытках набрести на какую-нибудь мелодию.
— Начинается, — сказал Гун.
Он обогнал их и поспешил туда, где улица делала поворот.
— Что начинается? — на бегу спросила Джилли.
— К подданным выходит король — он должен делать это не реже раза в месяц, иначе потеряет трон.
Джилли в толк не могла взять, о чем он говорит, хотя куда загадочней было то, откуда он все это знает, но спросить она не успела. Сбивчивый немелодичный скрежет достиг апогея. И тут же, откуда ни возьмись, на них налетели десятки скокинов, они прыгали вокруг, толкались, дергали их за одежду. Джилли завизжала, даже сквозь пальто чувствуя прикосновения их узловатых пальцев. Один попытался выхватить у нее барабан. Это привело ее в чувство: вцепившись в драгоценную вещицу обеими руками, она заговорила:
— Тысяча семьсот восемьдесят девятый год. Взятие Бастилии и начало Французской революции. Э-э, тысяча восемьсот седьмой, запрет на торговлю рабами в Британской империи. Тысяча семьсот семьдесят шестой, подписание Декларации независимости.
Скокины, шипя и отплевываясь, сдали назад. Какофония продолжалась, хотя и на полтона ниже.
— Так, что там у нас еще, — соображала Джилли. — Э-э, тысяча девятьсот восемьдесят первый, Аргентина захватывает — Мэран, меня надолго не хватит, — Фолкленды. Тысяча семьсот пятнадцатый... первое восстание якобитов.
Вообще-то историю она знала неплохо, цифры всегда легко укладывались у нее в голове, но теперь чем сильнее она пыталась сосредоточиться, тем дальше нужные факты ускользали от нее. Да еще скокины злобно таращились на нее, только и дожидаясь, когда она запнется.
— Тысяча девятьсот семьдесят восьмой, — сказала она. — Умерла Сэнди Денни, упала с лестницы...
Об этом ей рассказал Джорди.
Скокины сделали еще шаг назад, к свету, она — за ними, и вдруг ее глаза широко открылись от неожиданности. В маленьком парке, где давно завяла всякая зелень, горели два костра, в отблесках их пламени плясали тени голых и мертвых, точно скелеты, деревьев. Но не только деревьев — парк просто кишел скокинами.
Похоже, их было несколько сотен. Джилли разглядела музыкантов, которые производили весь этот шум; инструменты они держали так, словно видят их впервые в жизни. Горе-оркестр полукругом выстроился перед возвышением из щебня и вывороченных из тротуара плит. На нем стоял самый диковинный скокин, какого Джилли только доводилось видеть. Он был весь какой-то усохший и держался так прямо, точно лом проглотил. Глаза его горели холодным мертвым огнем. А выражение лица было настолько зловещим, что куда там до него прочим скокинам.
Нечего и надеяться удержать такую толпу на расстоянии теми крохотными кусочками истины, которые она в состоянии припомнить. Джилли повернулась к своим спутникам. Гуна она не увидела, но Мэран уже вытаскивала из сумки флейту.
«Какой от нее сейчас толк?» — удивилась Джилли.
— Это тоже истина, только другая, — пояснила Мэран и поднесла инструмент к губам.
Чистые звуки флейты полились в темноте, фасады домов ответили звонким эхом, мелодия засверкала в джунглях немузыки, как хрустальное лезвие в трясине. Джилли затаила дыхание, пораженная ее красотой. Скокины съеживались прямо на глазах. Оркестр начал спотыкаться, потом и вовсе смолк.
Все замерли.
Долго пела сладкоголосая флейта Мэран, долго вторили ее протяжной жалобе пустынные дома, долго вплеталась мелодия во тьму по ту и по эту сторону парка.
«Это тоже истина», — вспомнила Джилли слова Мэран. Только теперь она поняла, что в этом и есть суть музыки. Она — истина, только другая.
Наконец мелодия замерла на пронзительно-сладкой ноте, и в Старом городе наступила тишина. А потом раздались шаги. Из-за спины Джилли вышел Гун и через толпу присмиревших скокинов направился прямо к помосту. Вскарабкался на гору щебня, встал рядом с королем. Достал большой складной нож. Щелкнуло лезвие, король рванулся в сторону, точно собираясь бежать, но Гун оказался проворнее.
Буду резать, буду бить.
«Ну все, доигрался», — подумала Джилли, когда король скокинов рухнул на землю. И тут до нее дошло, что Гун к нему даже не притронулся. Нож все время кромсал воздух над ним. «Он резал, — тут Джилли почувствовала, что совсем запуталась, — нитки?»
— Что?.. — начала она.
— Пошли, — перебила ее Мэран.
Сунув флейту под мышку, она взяла Джилли за руку и потянула ее за собой к помосту.
— Вот ваш король, — раздался голос Гуна.
Он нагнулся и приподнял обмякшее тело, собрав в кулак еле видимые нити, которые тянулись к рукам и плечам короля. Тот безвольно повис, жалкая марионетка в железной хватке кукловода. По толпе скокинов прошел гул — наполовину угрожающий, наполовину удивленный.
— Король мертв, — продолжал Гун. — Уже давно. Я долго не мог понять, почему ворота города оставались закрытыми для меня последние полгода, но теперь знаю.
В дальнем конце парка раздался шорох, мелькнул чей-то силуэт. Позднее Гун объяснил Джилли и Мэран, что это был королевский вице-канцлер. Часть скокинов кинулись за ним, но Гун окликнул их.
— Пусть бежит, — сказал он. — Назад он не вернется. А нам пора заняться другими делами.
Мэран подтащила Джилли к возвышению и теперь подталкивала ее вперед.
— Ну давай, — повторяла она.
— Он что теперь, король? — спросила Джилли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
