Как и Меррель, Насту совершенно не интересовал секс. Правда для Меррель он был не нужен потому, что она шла Путем Идеи, Насту же он просто не интересовал. Она считала, что ей рано думать об отношениях с мужчиной, что вначале должна «встать на ноги» (забавное выражение») и выбрать свою судьбу, а уж потом… Она даже не удовлетворяла себя с помощью рук, как это часто делают молодые девушки, не решающиеся лишиться девственности. Сказала, что лучше этого не делать, не пробуждать чувственность — и тогда секс тебе не будет нужен. Так ее научил один знающий человек. И Меррель была согласна с тем человеком. То же самое им говорили в храме: «Да не тронет свои интимные места девушка, не желающая пробудить свою женственность. И тогда многие проблемы женщин ее не коснутся!» Кстати, спорное утверждение. Ну, не трогала себя Меррель, и что? Не коснулись ее проблемы женщин? Не просто коснулись, а порвали, и не один раз.
Меррель вздохнула, и повернулась на бок, закусив губу. Еще один день прошел. Послезавтра — аукцион, на котором Насту продадут какому-нибудь извращенцу, который превратит ее в животное, мечтающее лишь о том, чтобы доставить удовольствие своему хозяину. Меррель слышал, как об этом говорил Эдгель. Он ей рассказывал все, что с ним происходило за день — почти все. Как делятся новостями с любимой домашней кошкой, зная, что она никому и ничего не расскажет. Как Меррель — бессловесное животное в образе девушки.
Вздохнув, и с грустной улыбкой представив прекрасное, полное жизни лицо Насты, Меррель закрыла глаза и заставила себя уснуть. Она и это умела делать — за одиннадцать лет в Храме ее много чему научили. Хозяин не знает и десятой части ее умений.
* * *
Меррель всегда вставала с рассветом. Причесывалась, умывалась, принимала душ. Да, у нее в комнате был душ — одна из привилегий, доступных только избранным. Но Эдгель любил, когда от нее пахло только чистым тело, и он мог себе позволить такую роскошь, как проточная вода.
Потом Меррель шла в контору, заниматься бумажными делами. Отчеты, сводки продаж, перечень необходимого для жизни рабов, все было на ней. Она считала, рассчитывала, отчитывалась, и у Меррель всегда сходились все цифры. Она не воровала и не давала другим воровать. И Эдгель знал, что лучшего работника в его конторе — нет.
Может потому она до сих пор и жива? Сколько раз за пять лет он грозился убить, или продать в бордель «эту бесчувственную суку»? Раз в месяц — точно. А может и раз в неделю. Но не убил, и не продал. Он, конечно, мерзавец и человек с дурной головой, но все-таки не дурак. Меррель ОЧЕНЬ ценная рабыня. И точно не потому, что умеет ублажать мужчин лучше, чем самая опытная работница борделя. Шлюх в этом городе тысячи, а хороших, честных счетоводов — единицы.
Ближе к полудню в контору прибежал Эдгель — взмыленный, встрепанный. Он приказал, чтобы Меррель после обеда пришла к нему в опочивальню, заранее приготовившись к сексу. Ибо он не любит грязи. Меррель только поклонилась и вздохнула — все, как обычно.
Бедная Наста… Меррель научила ее, как сделать так, чтобы девушку не задевало то, что делают с ее телом грязные жестокие самцы. Как уйти из себя и смотреть на происходящее со стороны. Но похоже — Наста ничего не поняла. Или поняла, но все-таки думает, что это Меррель какая-то неправильная, не умеющая жить дурочка. А ей, такой красивой, белокожей, длинноногой богине будет уготована другая судьба. Как в сказках — в нее влюбится сын господина, а то и сам господин, сделает своей любимой наложницей, она родит от него сына, и станет полноправной хозяйкой в доме. Но это лишь душещипательные романы для глупеньких дам, не знающих жизни. Действительность гораздо жестче и злее, чем придумки сказочников, не подозревающих о настоящей жизни, которой живут десятки тысяч, а то и миллионы женщин этого мира. И скоро Насте придется в этом убедиться на собственном горьком опыте. И что после этого останется о ее света и юности — знают только боги.
Глава 7
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Меррель не стала есть. Она знала, что перед ЭТИМ лучше не наедаться. Будет еще хуже. Она сходила в душ, сделала то, что надо, и сидела за столом, готовя отчет по продаже последней партии рабов, когда за ней прибежала кухонная девчонка, рабыня Орга — маленькая, шустрая девчушка, купленная Эдгелем у ее родителей по случаю неурожая. Они продавали трех детей из одиннадцати, но Эдгель купил только одну. Она не была красивой, и фигурой не отличалась, но мордашка ее мила, и ему показалось забавным вырастить дома нечто вроде смешной обезьянки. Ну и кому-то ведь надо работать на кухне? А десятилетняя девочка вполне способна таскать ведра с водой и мыть полы. В рабских загонах всегда хватает работы.
— Госпожа Меррель! Хозяин вызывает тебя к себе в спальню! — запыхавшись выдала Орга — Скорее! Он сказал, что порвет меня пополам, если я медленно к тебе прибегу!
Меррель легонько кивнула, чтобы показать — «услышала!», сложила бумаги в сейф, и пошла к дверям. Голова Орги тут же исчезла, а по коридору послышался дробный топот шустрых ног. Она и правда забавна, эта девочка. Когда-то и Меррель была такой же юной, как она…
Когда рабыня вошла в спальню, Эдгель сидел на широком кожаном диване, привалившись спиной к его спинке. Чресла мужчины покрывало широкое полотенце. Меррель не мешкая прошла к хозяину, и опустившись на колени между его ног, потянула полотенце с бедер. Но Эдгель ее удержал:
— Погоди! Вначале разденься. У тебя, надеюсь, сейчас нет красок?
«Красок» не было, но вообще-то вопрос Меррель слегка удивил. Хозяин не раз брал ее как всех женщин, спереди, но чаще всего предпочитал сзади, как мальчика. И сегодня он ее предупредил, чтобы она подготовилась. Значит, хочет взять сзади. Так зачем тогда вопрос про месячные? Если не собирается воспользоваться тем отверстием? Впрочем, это не рабское дело — спрашивать о намерениях хозяина. Она должна делать то, что он говорит.
Меррель разделась донага, постояла перед хозяином, оглаживая себя по груди, по бедрам, трогая себя между ног — Эдгель любил, чтобы она так делала. С его слов — «товар любит, чтобы его показали!». С годами он становился все менее возбудимым, и это его злило. А объяснял свою слабость тем, что Меррель плохо его возбуждает, совершенно не старается.
К слову сказать, с другими женщинами у него и вовсе не получалось. И опять же — виновата была Меррель, ибо: «Проклятая колдунья нарочно лишает его силы! Потому он к ней так и прикипел, гадине!».
И снова Меррель устроилось у него между ног. Сорвала полотенце, и скоро голова ее заработала ритмично и поступательно.
Но…ничего не получалось. Эдгель сидел задумчивый, глядел в пространство, а его мужское достоинство как висело, так и продолжало висеть, хотя Меррель и старалась вовсю, помогая себе руками. И похоже что дело шло к трепке — он обязательно выместит на ней свою неудачу.
— Мерзавка! — Эдгель перегнулся через голову Меррель и сильно хлопнул ей по заду, оставив на нем красный отпечаток пятерни — Совсем разучилась работать! Ожирела! Расслабилась! Разленилась!
— Господин — Меррель была как всегда холодна и бесстрастна — Может вы будете думать о сексе, а не о чем-то другом? Я стараюсь изо всех сил… (и она снова занялась делом, доказывая верность своих слов)
— Так это я виноват, дура?! Я?! — Эдгель толкнул Меррель в плечо, и его член с громким чмоканьем, почти как пробка из бутылки, выскочил у нее изо рта. Девушка отлетела к столу и ударилась головой о его ножку, да так, что искры посыпались из глаз. На секунду в глазах потемнело, а когда темные мушки рассеялись, Меррель увидела, что хозяин смотрит на нее без злости, даже с каким-то сочувствием. Что очень удивило рабыню. Она не привыкла к тому, чтобы он проявлял к ней хоть малейшую жалость. Может с годами и этот монстр становится мягче? В отличие от тех, кого он всю жизнь терзает…
— Встань — то ли попросил, то ли приказал работорговец — Посмотри на стол. Видишь там…эту одежду? Надень ее. Нет, нет — вначале панталоны. Да не это! Панталоны — это вон то, с шнурками! Да, да — это панталоны! Надевай их!
