— Господин… — Меррель с сомнением посмотрела на ту штуку, что держала в руках — Это разве панталоны? Как это надевать? Как носить?
— Сказано тебе — надевай, идиотка! — рассердился Эдгель — Говорю тебе, это панталоны! Вон тот лоскуток прикрывает щелку и лобок, эта веревочка между булок! Давай! Надевай!
Меррель покрутила в руках странное изделие швейников, примерилась, как оно должно на ней сидеть, и одну за другой вставила ноги в «петли». Потом натянула это сооружение на себя. Ощущение было странным. И наверное все-таки неприятным. Лучше бы она как обычно была без панталонов — и проветривает, и заднюю дырочку ничего не трет. Откуда он взял эту дурацкую штуку?!
И вдруг до Меррель дошло, будто в голове что-то щелкнуло. Наста! Это ее вещи! То-то они такие странные! Как и она сама.
— Ну-ка, покажись…покрутись, да! Походи передо мной! Ну?!
Меррель пошла вдоль дивана, и взгляд хозяина сопровождал ее, пока она не вернулась назад, на место. Потом Меррель покрутилась вокруг оси, и Эдгель с досадой сказал:
— Великоваты. На ней они не так сидели. На ней они почти не видны. А у тебя лоскут чуть не до пупа достает!. Ладно…потом мы тебе их подкоротим. И еще сошьем! Будешь всегда в них ходить!
Меррель не подала виду, что ей очень не понравились обещания хозяина. Лучше бы она ходила вообще без панталонов, а одевала их только когда идут месячные. Так ведь полезнее для здоровья.
— Мне раздеться, господин? — спросила девушка, краем глаза заметив, что член Эдгеля уже в боевой готовности, и кстати — без всяких усилий с ее стороны. Смешно. Понадобилось только лишь показать этот лоскуток ткани, и…мужчина готов к сексу? Мда…в этом есть что-то колдовское
— Нет! Наоборот — оденься! — и Эдгель указал на куски ткани, лежащие на столе.
Меррель взяла их в руки, примерилась…штаны, наподобие очень длинных панталонов, и…нагрудный жилет, похожий на те, которые носят рабыни. Только ткань все та же — тянущаяся, упругая, невиданная.
Девушка натянула панталоны, поправила — они сидели как влитые. Эти штаны-панталоны растягивались, и похоже что их могут носить люди почти любой комплекции. Только вот длина…вряд ли эти штаны спускались ниже щиколоток. Но Меррель решила проблему, закатав их чуть повыше. Ну а с жилетом вообще не было никаких проблем. Грудь у Насты конечно же пошире, чем у Меррель, но не настолько, чтобы жилет собрался морщинами.
— И туфли! Да, да — вон те, яркие! — скомандовал Эдгель, указывая под стол. Меррель нагнулась и вытащила странные, невероятно красивые, яркие туфли…такого размера, что ей на миг стало смешно. Они были раза в два больше размером, чем могло подойти Меррель.
Эдгель и сам заметил свою ошибку, поморщился, и досадливо махнул рукой:
— Положи на место. Они для тебя — все равно как лодку на ногу надеть. Я и забыл…
Он не сказал, что именно забыл, но это было ясно и без слов. Рост Насты таков, что если бы размер ее ноги таким, как у Меррель — они смотрелась бы невероятно уморительно. Высокую башню не удержишь на узком постаменте.
— А теперь походи…да, да…вот так! Хорошо!
Довольный, как никогда Эдгель откинулся на подушки, и смотрел, как Меррель ходит мимо него, будто часовой на городской стене. Она доходила до двери, поворачивалась, потом шла обратно, и краем глаза смотрела за тем, как рука Эдгеля ходит между его ног.
Через некоторое время мужчина замер, поднял левую руку и дернул за шнурок звонка. Где-то не так далеко зазвенело, и через минуту по коридору послышались шаги. Дверь открылась, и в нее втолкнули…Насту.
Девушка, как и все то время, что сидела в своей комнате, была совершенно обнажена. Как она сама созналась Меррель на их вчерашней встрече, за эти две недели Наста настолько привыкла к своей наготе, что уже ее почти не замечает. На что Меррель ей сказала с грустной кривой усмешкой — что для рабынь нагота суть естественное состояние организма. Все рабыни низшего уровня ходят только нагими, и никто никогда не находит это неестественным. Ведь кошки и собаки тоже ходят нагими, и никого это не беспокоит. Вот если родовитая дама высунет ножку из-под платья, или вообще предстанет перед кем-нибудь голой (кроме мужа, любовника и врача) — это скандал, это разврат, это падение нравов. А рабыня…кто на нее смотрит? Рабский ошейник — вот ее главная одежда. И он решает все. Даже если рабыня совершит преступление — отвечать будет не она, а ее хозяин, имя которого начертано на ошейнике.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кожа Насты блестела под лучами солнца, заглянувшего в спальню — ее недавно умастили ароматическими маслами, и девушка выглядела блестящей во всех отношениях. Она буквально сверкала красотой.
Волосы ее решили оставить такими, как прежде — вчера к ней пригласили цирюльника, и он привел их в порядок, сделав такими же, какими они были в момент ее прихода в этот мир. Это придавало Насте экзотичности, и должно было повлиять на уровень цены. Эдгель в таких случаях никогда не ошибался, и не экономил на средствах рекламы. Лучшее ароматическое масло, массажистки, цирюльник, который кроме прически еще и обработал ногти на руках и ногах девушки. Теперь ногти девушки были красными, будто испачканы кровью.
Покрасили и брови, и ресницы — но это уже с помощью мага. Цирюльник мог бы покрасить и то, и другое дешевле и проще, но покраски хватило бы самое большее на пару дней. Покраска с помощью магии — гарантированно на два, а фактически на три-четыре года. А может и дольше. Пока не выпадут черные волосы и не пробьются новые, натуральные. Но тогда и снова можно покрасить. Денег стоит, да, но только посмотреть — какой получился вид!
На ногах Насты сандалии, да не простые, с деревянной подошвой, а белые, кожаные, с высоко опутывающими голени шнурками. Это была идея Меррель, которую она подала Эдгелю — как способ поднятия цены. В этих сандалиях ноги Насты смотрелись еще более длинными, настолько длинными, что просто-таки захватывало дух. А еще — она не повредит ноги, наступив на что-нибудь острое. Ее ступни не предназначены для того, чтобы ходить по земле без обуви. Слишком мягкие и гладкие. Изнеженная девица.
— Встань туда, к столу! Смотри на Меррель — приказал Эдгель, как следует осмотрев вошедшую, и тут же обратился к Меррель — Походи так, как ты ходила. Ну?! Давай!
Меррель снова стала прохаживаться, а Настя недоуменно, но внимательно за ней следила. Потом брови великанши нахмурились, и она сердито спросила:
— Может, вернете мне одежду? Сколько я еще буду голышом ходить?! Это моя одежда!
Эдгель посмотрел на нее туманным взглядом, а потом вдруг уцепил проходящую мимо Меррель, и бросил ее на колени, поставив у себя между. Он был уже готов, и Меррель начала работать. Это было как никогда трудно — Эдгель схватил ее за голову и насаживал на себя так, что Меррель даже забеспокоилась — сломает гортань! И до лекаря добраться не успеешь, сдохнешь…
Он заходил так глубоко, как никогда еще не делал. Видимо потому, что его член никогда не был таким твердым. Работорговец будто с ума сошел — нанизывал и нанизывал голову Меррель на себя, и та хрипела, исходила слюнями, и самое плохое — никак не могла отрешиться от происходящего, «улететь», как она всегда это делала. Мешала Наста. Меррель чувствовала ее взгляд спиной, и впервые ей ужасно не хотелось, чтобы кто-то…а именно Наста — видела ее в этот момент. Раньше они разговаривали с Настой на равных — две взрослые, образованные, умные девушки. Меррель являлась перед ней в образе учительницы, наставника, которая знакомит новичка с чем-то новым, ему еще не знакомым. А тут…ее дерут в горло, безжалостно, зло, как последнюю шлюху в портовом борделе. А Наста, которая никогда не была с мужчиной ни в каком виде — смотрит на это, и скорее всего ее презирает. Мол, я думала что ты тут что-то вроде начальницы, учительницы, а вот как оно на самом деле…шлюха! Слюнявая шлюха, захлебывающаяся спермой своего хозяина! Тьфу на тебя! Мерзость!
И тут Наста вдруг подала голос:
— Прекрати, урод поганый! Ты же удушишь девчонку! Тварь мерзкая! Жирная жаба! Да чтоб у тебя твой поганый отросток никогда больше не стоял! Гад!
