Сначала такое положение вещей меня развеселило – я подумал, что мое «Я» захотело поиграть со мной в прятки. Но когда я попытался включиться в игру, чтобы поискать его, мое веселье тут же испарилось. Без «меня» я ничего не мог – ни играть, ни искать, ни вообще что-либо делать. Ничегошеньки. И тогда я испугался. Откуда-то взялось невыносимо ясное и отчетливое понимание того, что я стал грибом и скоро ко мне придет абсолютное счастье абсолютного слабоумия. Но и не хотеть этого счастья я в тот момент не мог, потому что меня ведь не было. Было какое-то «оно» – тупое, трусливое, расплывчатое. И вот это-то «оно» как раз хотело, очень хотело быть бессмысленным грибом. Оно не могло само думать, принимать решения, совершать поступки. Оно ждало, что кто-то другой, извне, подскажет, как ему надо думать, какое решение принять, каким образом действовать. Мое «оно» остро нуждалось в любых приказах любого другого существа. Или сущности. Все равно. Без них оно бы не смогло прожить и дня. Без них оно бы просто пускало сопли и пузыри.
Чуть погодя, когда мое испуганное «оно» уже готово было забиться под матрас, чтобы никогда не вылезать оттуда (хотя в действительности оно даже на это не было способно), комната-гардероб, где я сидел, вдруг взбесилась. Началось самое настоящее шкафотрясение: пол задрожал, стенки принялись отстыковываться друг от дружки, углы между ними превратились в широкие щели, и через них внутрь поползли пегие клубы не то дыма, не то тумана – липкого даже на вид. Эта дрянь стала собираться в центре бывшей комнаты и, сгущаясь, принимать устойчивые очертания.
То, что из нее в конце концов материализовалось, было в тысячу раз хуже ночного кошмара. Женская фигура черного цвета с восемью руками – вот что это было. На шее у нее висело ожерелье из черепов, чресла прикрывала юбочка из человеческих голов с бахромой из кистей рук. У нее были длинные распущенные черные волосы, а в каждой руке она держала доисторическое орудие убийства – меч, лук, трезубец, кинжал и так далее, остального я, насмерть перепуганный, попросту не смог разглядеть.
Никогда прежде я не видывал ничего подобного, но все-таки сразу узнал ее. Это внезапное узнавание свалилось на меня, как спиленное столетнее дерево, и тяжело придавило к полу, хотя и без того я не мог пошевелить ни пальцем.
– Лиза, – потрясенно прошептало мое «оно». – Я тебя знаю. Ты – Лиза Пяткина.
Лиза в ответ показала мне язык – да так и оставила его свисать ниже подбородка. И это ничуть не умалило лютости ее облика, скорее наоборот, высунутый язык добавил ее свирепости вполне отчетливый оттенок кровожадной патологии.
Висячие сущности, до того демонстрировавшие полное ко всему безразличие, вдруг заметно зашевелились и все как один (одна?) двинулись ко мне. Они обступали меня, зажимали в плотное кольцо и уже тянули ко мне свои руки (лапы? манипуляторы?). В один миг мое беспомощное «оно» переполнилось внезапным пониманием того, что сейчас произойдет. Готовилось жертвоприношение – они намеревались задушить меня, а потом разрезать на кусочки. Защищаться я не мог, потому что, опять-таки, делать это было некому. Дистрофичное «оно», существовавшее теперь вместо меня, могло лишь верещать от ужаса, захлебываясь в собственных соплях.
Потом оно увидело, как толпа Сущностей расступилась и к нему медленной, тяжелой поступью приблизилась страшная, лютоокая Лиза Пяткина. В одно мгновенье она отрастила еще одну руку – в ней ничего не было, – неспеша, точно раздумывая, замахнулась и…
Это была всего лишь пощечина. Потом еще одна и еще…
(А вам не доводилось получать пощечины от самой Смерти? Ощущение очень, очень странное, словами даже не выразишь. Разве что так: ощущение асфальтного катка, размазывающего вас тонким слоем – но без каких бы то ни было членовредительных последствий.)
От этого обидного и вместе с тем жуткого битья по физиономии мое «Я» тут же вернулось на свое законное место. Как только оно это сделало, обступавшие меня Сущности со злым шипением растворились, а Лиза Пяткина немедленно превратилась в склонившегося надо мной Жилетку. Он хлестал меня по щекам, тихо и размеренно приговаривая: «Перестань орать… Прекрати вопить…»
Я в страхе дернулся от него в сторону, нашаривая рукой что-нибудь потяжелее.
– Ты чего разорался? – спросил Жилетка, распрямляясь и делая шаг ко мне.
Я, не отвечая, вскочил на ноги и бросился к открытому окну. Быстро перевалил через подоконник и, даже не посмотрев вниз, сиганул. Кажется, в тот момент я не помнил, что шаманы жили на втором этаже, но даже если бы они обитали на десятом, мне было все равно, каким способом и с каким исходом бежать оттуда. Я не сомневался в том, что Лиза Пяткина непременно пустится за мной в погоню и будет преследовать до тех пор, пока не добьется своего. Я был слишком сильно испуган, чтобы думать о чем-то другом, кроме ее десятка ловких, умелых, натренированных для несения смерти рук.
Упав на асфальт, я тотчас вскочил и побежал, хромая на обе ноги. Перемещался я совершенно бесцельно, даже не глядя по сторонам. Вместо меня на улицах ориентировался мой ужас.
Ужас затащил меня в крошечный магазинчик, где я, сходу бросив деньги на прилавок, хрипло потребовал бутылку водки.
Продавщица открыла было рот, чтобы зачитать мне стоявшую рядом табличку «Лицам до 18 лет…», но, очевидно, передумала. Наверное, мой ужас передался и ей, тут же нарисовавшись на ее толстомясом лице. Без единого слова она поставила передо мной бутылку и робко сгребла деньги.
Я свинтил крышку и, не сходя с места, влил в себя треть пузыря.
Любой опытный отечественный торчок вам подтвердит, если захотите: водка для русского человека – ни с чем не сравнимый по чистоте и широте действия психоделический продукт, без которого невозможно ни просветление духа, ни обретение истины, и она же – лекарство и спасение от непредвиденных, чрезмерно тесных или осложненных контактов с Сущностями той реальности, которую шаманы называли «несотворенным», а я коротко именовал «Оно».
Водка должна была помочь.
Но когда я взялся за ручку двери, чтобы выйти из магазина, я уже знал, что никакое бухло мне не поможет, сколько его ни выпей. Я боялся выходить на улицу. Я не знал, что меня там ждет: быть может, у входа меня уже караулит Лиза Пяткина, а может, под ногами там будет чавкать болото липкого пегого дыма-тумана, с каждым шагом все сильнее засасывая меня вглубь. Но стоять и трястись от страха в магазинчике я тоже не мог, потому что как только я об этом подумал, мне стало казаться, что сейчас пол подо мной разверзнется и многочисленные руки Лизы Пяткиной утянут меня в преисподнюю.
Тогда я разом выхлебал всю оставшуюся водку, поставил бутылку на пол и пнул дверь. Снаружи никого не было. Я вышел, затравленно озираясь по сторонам. И едва сделал несколько торопливых нетвердых шагов, сзади что-то с сильным грохотом обрушилось. Я оглянулся – тяжелый козырек, раньше торчавший над входом в продуктовую лавочку, теперь лежал на тротуаре, разбитый на куски и покореженный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
