И на первый, и на второй взгляд было совершенно непонятно, что могло привлечь сюда французов. Деревня стояла в чистом поле, и отсюда с вершины небольшой возвышенности легко просматривалось все пространство вплоть до реки Хмость, которая обозначала свое присутствие полоской растительности, тянущейся с севера на юг. Однако никакой рощи или песчаного бугра не было и в помине. Наоборот, местность плавно и монотонно спускалась под уклон, образуя нормальную и совершенно естественную речную долину.
Впрочем, особо долго размышлять было некогда. Передо мной лежали воистину громадные пространства, и требовалось срочно их обследовать. Прежде всего следовало дойти до самой речки и постараться отыскать там то место, где некогда мог находиться мост. Утолив голод, а заодно и жажду несколькими глотками воды и плавленым сырком "Дружба", я неспешно двинулся в направлении деревни Слотово, домики которой виднелись на противоположном берегу. Расчет мой строился на том, что мосты обычно строят на кратчайшей линии, соединяющей два населенных пункта.
Последующие три часа я упорно бродил по сильно заросшим дикой растительностью берегам Хмости. Посбивал все ноги, исцарапал все руки, но никакого реального результата не достиг. Ни остатков подъездной дороги, ни предмостной насыпи, ни даже единственной сваи от моста отыскать так и не удалось. В результате я добрался до того места, где в реку Хмость впадал ручей; именно это место и привлекло мое внимание. Где еще могло быть несколько мостов подряд, если не там, где сливаются воедино два русла? Решив, что непременно здесь я отыщу требуемые приметы, я принялся выбираться из прибрежных пожухлых кустов.
Расчет строился на том, что на совершенно ровной местности должно было хоть что-то остаться от той самой дороги, которая (по моим предположениям) должна была некогда здесь проходить. Иначе непонятно, где проезжали французы и где протыкали землю щупами Кочубей с Яковлевым. Но едва я выбрался из крапивной чащи, как увидел перед собой обширное болото, протянувшееся от берега реки на ширину не менее чем в триста метров. А сразу вслед за ним вздымался столь крутой холм, что въехать на него на обычной телеге даже летом было совсем непростой задачей.
Стало очевидно, что никогда здесь не было никакой дороги. И наши предки, вопреки злым наветам, вовсе не были глупцами. И если они не построили дорогу в более удобных местах, то уж тут затевать подобное строительство они тем более не стали. Впрочем, сдаваться я не собирался, хотя устал и вымотался изрядно. У меня возникла идея взобраться на тот высоченный холм и с его вершины осмотреть окрестности Цуриково еще разок.
Через полчаса, мокрый от пота и совершенно обессиленный, проклиная все клады на свете, я буквально на последнем издыхании вскарабкался на обрывистый, бруствер и рухнул на пожухлую траву. Меня ждало разочарование. Оказалось, что этот грандиозный холм местное население использует в качестве деревенского кладбища. Насколько хватало глаз, моему взору были видны лишь непритязательные надгробья, заботливо обсаженные кустами сирени.
И сколько бы я ни вглядывался в извивы Хмости, пытаясь отыскать на широкой речной долине что-то, хотя бы приблизительно напоминающее дорожную насыпь или гать, все было напрасно. Ни у самой реки, ни на прилегающей к ней территории не было ни малейшего намека, что здесь некогда существовала какая-то транспортная магистраль. Скорее всего» и Яковлев тоже ничего не нашел.
***
О своих неутешительных выводах я доложил Михаилу на следующий день после возвращения. Рассказал о посещении окрестностей Александрии, об утомительных блужданиях вокруг Цуриково и в заключение выразил уверенное сомнение в успешном осуществлении нашей затеи. Мы даже решили обсудить это пропащее дело за кружкой пива на нейтральной территории, дабы лишний раз не напрягать Наталью, люто ненавидящую подобные скороспелые пирушки.
– Так ты считаешь, – начал Воркунов, жадно отхлебнув пенного напитка из фирменной кружки одного уютного заведения, – вся эта история про «малую кассу» вообще высосана из пальца?
– Не похоже, – покачал я головой. – Слишком уж высок был статус лиц, в нее вовлеченных.
– Да, куда уж выше, – согласился Михаил, – сплошь князья, графья да императоры. Вот только этот Семашко…
Уж очень скользкая личность среди них затесалась. Причем, заметь, именно он и был инициатором данной затеи. Все остальные его только поддерживали, искали, продвигали…
– А ему-то зачем врать? Что-то я логики не вижу.
– Ну, не знаю, может, насолить хотел российским начальникам за то, что в свое время ему не дали тот кладик вытащить.
– Вряд ли. Начать с того, что он был крайне болен и отчаянно нуждался в деньгах, получить которые надеялся за содействие в поисках. Ведь фактически он расстался с самым значимым своим сокровищем – с заветной картой.
– Интересно бы знать, – недоверчиво хмыкнул Михаил, – откуда она у него? Ведь, если мне не изменяет память, в России он не был, а гренадер, разозленный его отсутствием в условленном месте, вряд ли поделился бы с ним своей тайной…
– Действительно, – согласился я. – Но ты забыл некоего Антона Ивицкого. Он ведь был свояком Семашко. И гренадер перед первой поездкой за кладом жил у него всю зиму. Затем они несколько недель путешествовали бок о бок. Сто процентов за то, что именно этот нечистый на руку Антон и сделал копию с его исходной карты, воспользовавшись подходящим моментом. А потом переслал своему родственнику в Париж или куда там еще. Затем рисунок, совершив своеобразный круг, вновь оказался в России. Вначале у господина Бенкендорфа, а теперь и у нас с тобой.
– И мы точно так же смотрим на него, как бараны, и ничего понять не можем, – жизнерадостно заржал Воркунов.
Смех смехом, но этот игривый тон заставил меня в известной степени мобилизоваться, пообещав себе отыскать этот проклятый клад, чего бы это мне ни стоило. И тут я вспомнил о том объявлении, на которое наткнулся в парке. Вдруг общение с тем, кто его дал, как-то продвинет меня в поиске? Оставалось только позвонить по указанному телефону. Для этого нужно было сделать немногое: вернуться домой и постараться отыскать заветную бумажку, которую, как мне помнилось, я куда-то предусмотрительно спрятал.
К счастью, на этом этапе поиски оказались недолгими – благодаря моей привычке складывать все нужные и ненужные бумажки в особый ящик в серванте. Туда попадали, разумеется, не только счета за телефон, платежки за квартиру и рекламные листочки. Примерно раз в полгода «мусорка» неизбежно переполнялась, и я принимался ее чистить. В результате не менее четверти накопившейся макулатуры безжалостно выбрасывалось в мусоропровод, и следующие полгода можно было жить,' как и прежде, т.е. безалаберно. Вскоре мятая бумажка объявления была найдена, и я взялся за
телефон.
– Лотошкин слушает, – практически моментально
отозвался неведомый абонент.
– Я звоню по поводу объявления, – растерянно пробормотал я, поскольку даже не успел сообразить, что именно следует говорить.
– По поводу… простите, чего?
– Того, что было некогда развешано по всему Ботаническому саду, – напомнил я. – О некоем портфеле с бумагами…
– Да, да, припоминаю, – прозвучало из трубки менее оптимистично. – Так вы нашли его?
– В общем… да.
– Наверное, звоните потому, что хотите получить обещанное?
– В принципе, конечно, но предварительно хотелось бы поинтересоваться, сколько это будет в материальном выражении?
– В материальном, – хихикнул человек на другом конце провода, – хорошо сказано. Давненько это было… За портфель со всем содержимым было обещано пятьсот зеленых.
– Всего? – разочарованно вырвалось у меня.
– Разве мало? – прозвучало в ответ. – А по мне, очень даже неплохо! Так что назовите место встречи, и мы сможем пересечься уже сегодня.
– Можно один нескромный вопрос?
– Нет проблем.
– Портфель нужен лично вам?
– Что вы! Зачем он мне? Нет, это случайный заказ… со стороны.
– Интересно, сколько же обещали за столь хлопотную услугу лично вам? Все же и объявления пришлось писать, расклеивать…
– Копейки, всего пару сотен.
– Обязуюсь удвоить ваше вознаграждение, если свяжете меня непосредственно с заказчиком.
– Но как же, – явно занервничал мой собеседник, – мне тогда все проверить? Вы ведь даже не сказали, что лежит в портфеле.
– Это я запросто. В нем лежит «Дело Императорской канцелярии № 31» и еще тетрадь в черном переплете. А свой гонорар можете взять из моего же вознаграждения, то есть даже ездить никуда не придется.
– Я, право, не знаю. Не уверен, что заказчик одобрит такую сделку.
– Так позвоните ему и спросите. Вы ведь, собственно, ничего не теряете, зато приобрести можете немало. Если будет «добро* на сделку, звоните мне, и все дела. Телефончик запишете?
