— У меня нет никаких других средств, — спокойно подтвердила Марсель.
— А как вы думаете, ваш сын получает в наследство от отца крупное состояние?
— Это мне неизвестно. Если недвижимость господина де Бланшемона так же обременена долгами, как моя…
— Ах, это вам неизвестно? Значит, вы не занимаетесь своими делами! Забавно! Да ведь все благородные таковы! Но я-то хочу не хочу, а обязан знать, каково ваше положение. Этого требует мое занятие и мой интерес. Так вот, видя, что его милость, покойный господин барон, живет на широкую ногу, и не имея в мыслях, что он умрет в таком молодом возрасте, я должен был обезопасить себя от разорительных изъянов в его состоянии и принять меры к тому, чтобы в один прекрасный день размеры займов не превысили стоимости бланшемонских земель и я не остался бы без гарантии возмещения долга. Поэтому я нанял людей — мастаков по этой части, чтобы они побывали в разных местах и разведали все, что нужно; и мне примерно известно, что остается на сегодня вашему малышу.
— Соблаговолите же поставить в известность и меня, господин Бриколен.
— Дело нетрудное, а все, что я скажу, вы потом сможете проверить. Ошибка не может быть больше, чем на десять тысяч франков. Ваш муж имел около миллиона, и налицо весь миллиончик, если не считать подлежащих оплате долгов на сумму девятьсот восемьдесят или девятьсот девяносто тысяч франков.
— Значит, у моего сына нет ничего? — промолвила Марсель, взволнованная этим новым открытием.
— Вот именно. От вас он все же когда-нибудь получит триста тысяч франков. Это еще не так плохо, но для этого надо все собрать и ликвидировать вчистую. Земли же будут давать шесть-семь тысяч ливров ренты. Ежели вы собираетесь на них жить, то опять же выходит не так плохо, даже еще лучше.
— Я не «намерена губить будущее сына. Мой материнский долг — по возможности наилучшим образом выйти из затруднений, в которые я попала.
— Раз так, то слушайте. Ваши земли и деньги вашего сына приносят два процента годовых. Вы платите по займам от пятнадцати до двадцати процентов, а так как проценты сложные, то общая сумма долга вскоре возрастет непомерно. Как же вы думаете выпутаться из этого?
— Надо продать земли, не так ли?
— Это как вам будет угодно. Но я полагаю, что продажа в ваших интересах, если, впрочем, вы, имея возможность еще долго распоряжаться имуществом сына, не предпочтете воспользоваться беспорядком и извлечь из него выгоду лично для себя.
— Нет, господин Бриколен, таких намерений у меня нет.
— Но вы могли бы еще извлекать доходец из вашего состояния, а у мальчонки ведь есть дед и бабка, они же оставят ему наследство; так что, когда он достигнет совершеннолетия, он не будет совсем уж банкротом.
— Вы отлично рассудили, — холодно отвечала Марсель, — но я поступлю иначе. Я все продам, чтобы долги не превысили капитала, а что касается моей недвижимости, то я хочу ее ликвидировать, чтобы иметь возможность надлежащим образом воспитать моего сына.
— Итак, вы хотите продать Бланшемон?
— Да, господин Бриколен, и безотлагательно.
— Безотлагательно? Да уж, конечно: когда окажешься в вашем положении, то, чтобы выйти из него с честью, надо действовать, не теряя ни дня, потому как с каждым днем прореха в вашей мошне становится все шире. Но вы думаете, что это легко — продать такое большое поместье, все равно — целиком или по частям? Сделать это не проще, чем за сутки выстроить замок наподобие этого, да такой, чтобы простоял целехонький лет пятьсот — шестьсот. Да знаете ли вы, что на сегодня капиталы вкладывают только в промышленность, в железные дороги и прочие крупные предприятия, в которых либо все потеряешь, либо наживешь сто на сто. Что же до земельной собственности, то ее чертовски трудно сбыть с рук. В нашем краю охотников продавать хоть отбавляй, а покупать никто не желает: людям надоело Зарывать в землю большие капиталы ради ничтожного дохода. Земля хороша для того, кто на ней живет, кормится с нее и довольствуется малым. Так живут деревенские вроде меня. Но для вас, горожан, подобный доход — просто мелочь. Поэтому имение стоимостью в пятьдесят, самое большее — в сто тысяч франков тотчас найдет себе покупателя среди подобных мне, а такое, которое стоит восемьсот тысяч, почти что никому из нас недоступно, и вам придется наводить справки в конторе вашего нотариуса в Париже, нет ли где капиталиста, не знающего, куда девать свои деньги. А вы думаете, много таких на сегодня, когда можно играть на бирже, в рулетку, на акциях угольных копей и железных дорог и еще по-всякому, потому как нынче много возможностей вести крупную игру? Нужно, чтобы вам повезло и вы встретили какого-нибудь боязливого старичка из благородных, который опасается революции и предпочтет вложить свои деньги в дело, приносящее два процента годовых, нежели пуститься в рискованные спекуляции, что на сегодня всем кружат голову. Да еще надо, чтобы в поместье был приличный жилой дом, где старичок рантье мог бы спокойно доживать свой век. Но вы видите, что представляет собой ваш замок? Мне бы он не сгодился даже как строительный материал. Коли пустить его на слом, то полученные с него гнилые балки да ломаные кирпичи не окупят затраченный на это труд. Может статься, конечно, что вы объявите о продаже поместья, и не пройдет нескольких дней, как вы сбудете его с рук целиком; но может случиться, что вы прождете десять лет: ведь хотя ваш нотариус будет, как это делается обычно, всем говорить и печатать в объявлениях, что поместье приносит три и даже три с половиной процента годовых, люди посмотрят в мой контракт и увидят, что за вычетом налогов оно приносит не больше двух процентов.
— Но, может быть, новый контракт с вами был заключен именно потому, что господин де Бланшемон взял у вас значительные суммы вперед? — спросила Марсель улыбаясь.
— Совершенно справедливо, — с апломбом ответил Бриколен, — и заключен он сроком на двадцать лет; один год истек, осталось девятнадцать. Да вы сами это знаете, ведь вы же сами его и подписали. Но теперь я допускаю, что вы, может быть, и не читали его… Это уж ваш промах, черт побери!
— Но я никого и не обвиняю. Итак, целиком продать поместье нельзя; ну, а по частям?
— По частям вы продадите, и за хорошую цену, но денег не получите.
— Почему же?
— Потому как вам придется продавать земли такому люду, что по большей части неплатежеспособен, — крестьянам, из которых даже самые зажиточные будут выплачивать долг по мелочам, а самые бедные не заплатят вам ничего, — потому как все они на сегодня поддаются искушению владеть клочком земли, а чем будут платить, не думают; так что через десять лет вам придется в погашение долга забрать у них все имущество. Но едва ли вам будет приятно причинять людям горе.
— И я никогда не решусь на это. Но как же быть, господин Бриколен? Послушать вас, так я не могу ни продать поместье, ни сохранить его?
— Коли вы будете рассудительны, не станете дорожиться и захотите получить деньги чистоганом, вы сможете продать его одному хорошо мне известному человеку.
— Кому же?
— Мне.
— Вам, господин Бриколен?
— Да, мне, Никола-Этьену Бриколену.
— В самом деле, — произнесла Марсель, припомнив кое-какие слова, вскользь брошенные мельником, — я слыхала о такой возможности. Так каковы же будут ваши предложения?
— Я улаживаю дела с вашими кредиторами, расчленяю поместье, одним продаю, у других покупаю, оставляю себе то, что мне подходит, и выплачиваю вам остаток.
— А кредиторам вы тоже заплатите наличными деньгами? Да вы неслыханно богаты, господин Бриколен.
— Нет, они у меня подождут, но тем или другим способом я вас от них избавлю.
— Я полагала, что они требуют немедленного погашения долга, вы же сами мне так сказали.
— Вам они бы не дали отсрочки, а мне окажут кредит.
— Да, наверно. Меня здесь, очевидно, считают несостоятельной должницей?
— Очень может быть! На сегодня народ стал очень недоверчивый. Ну так вот, госпожа де Бланшемон! Вы мне должны сто тысяч франков. Я даю вам двести пятьдесят тысяч, и мы в расчете.
— То есть вы хотите заплатить мне двести пятьдесят тысяч вместо полагающихся трехсот?
— Это будет просто ваша небольшая уступка мне за то, что я плачу наличными. Вы скажете, что я выигрываю на этом проценты, которые мне придется выплатить по вашим долгам. Но и вы выигрываете, без промедления обращая свое состояние в чистоган, так как иначе от него скоро не останется и медного гроша.
— Другими словами, вы хотите воспользоваться моим трудным положением и уменьшить еще на одну шестую часть то немногое, что мне остается?
— Это мое право, и любой другой на моем месте запросил бы больше. Уверяю вас, я считаюсь с вашими интересами, насколько возможно. Итак, я все сказал, и мое первое слово будет моим последним словом. Вы поразмыслите над всем этим.
