Оригинальным нужно быть, непредсказуемым. На этих пресыщенных сэлф-мэйд-мэнов только шоковые методы и действуют. Тараном бронебойным стену из величия и самоуверенности пробить нужно, кувалдой, ядром пушечным, чтоб до костей пробрало. Например, услышав предложение продать ручку, молча встать, подойти вплотную к великому бизнесмену и упереть ему шариковое острие в сонную артерию. Почти до крови, а если надо – и до крови. «Купи, падла, ручку, – сказать ледяным шепотом, – купи, а то умрешь. Я псих, у меня и справка имеется. Мне ничего не будет. Ручка или жизнь? – И поднажать сильнее, а когда поверит, испугается, отпустить сразу, аккуратно поправить ему воротник рубашки и произнести светским тоном: – Ну вот, Михаил Валентинович, я и продал вам ручку». Проймет, сто процентов проймет, стыдно ему станет в своей слабости признаваться, заржет и купит ручку. Какой соблазнительный вариант, тут главное не переборщить, не проткнуть ему острием накачанную шею, я ведь ненавижу его. Мы все ненавидим тех, от кого зависим, а поскольку все зависят ото всех, мир захлебывается в ненависти. Забавное открытие: продавцы ручек ненавидят покупателей, поэтому и продают столь ненужный им предмет. Покупатели, кстати, тоже ненавидят продавцов и в отместку ставят перед ними такую сложную, почти невыполнимую задачу. Продать ручку.
Господи боже мой, куда катится мир, куда я прикатился? В детстве думал о покорении космоса, на Марс хотел полететь. В юности мир пытался изменить, у Белого дома в 91-м три ночи стоял, умереть готов был за свободу. В молодости влюбился и поклялся себе, что сделаю жизнь своей возлюбленной самой прекрасной на свете. Делаю. Продаю ручку, бессмысленный, отживший свое в век смартфонов предмет. В космос не полетел, свободы не получил, жизнь возлюбленной испоганил, а собственную жизнь потратил на куплю-продажу фетишей неизвестно чего. Да что же это со мной, что я здесь делаю, зачем? Потерялся я, голова моя кружится, а внутри ее кружатся мысли, невозможно зацепиться ни за что, сконцентрироваться…
– Михаил Валентинович вас ждет. – Равнодушный голос секретарши доносится очень издалека. Словно стал я все-таки космонавтом и подлетаю к Марсу, а ЦУП пытается до меня докричаться сквозь миллионы километров пустоты. В полном соответствии с законами физики я понимаю смысл сказанного с задержкой.
– Что? – переспрашиваю недоуменно и ору снова, пытаясь преодолеть помехи связи. – Что?! Что?! Что?!
– Ждет вас Михаил Валентинович. – Так же равнодушно, меняя на всякий случай (для тупых) порядок слов в предложении, повторяет секретарша. И до меня доходит наконец-то. Ждет. Я буквально врываюсь в вожделенный кабинет, словно в плотные слои атмосферы незнакомой планеты. Слои очень плотные. Раскаляюсь я от трения и от злости. На себя в основном. Дофилософствовался, домечтался, чуть не просрал самую важную встречу в своей жизни. Но ничего, вовремя я опомнился, а злость – это даже хорошо. Она поможет. Я снова собран и нацелен на результат. Я покорю эту неведомую мне планету, выхода у меня другого не остается. Покорю и вместо древка флага воткну в ее жирную плодородную почву гигантскую золотую ручку. Это я умею, это единственное, что я умею – втыкать, толкать, втюхивать гребаные, никому и мне самому тоже не нужные ручки.
* * *
– Ну здравствуй, здравствуй, так вот ты какой, примерно так я себе и представлял. Ничего, что я на «ты»? Ничего, ничего? Я со всеми на ты, в английском, например, «вы» нет, и очень правильно. Все люди, как говорится, братья. Но штука в том, что есть среди них младшие и старшие. Согласен, есть ведь?
Сосиху-Зашкваркин сочится энергией. Заводной мужик с харизмой, и кабинет у него такой же. В углу висит боксерская груша с его собственным портретом, на стенах плакаты «Секс Пистолз» и фотографии блюющего Сида Вишеса. Над головой Сосиху, словно нимб, расположился триптих знакомых портретов – слева Медведев, справа Путин, посередине все тот же Сид Вишес. Хозяин кабинета облачен в ярко-красные джинсы и желтую майку, на которой крупно написано «Желтая майка лидера». Сосиху расчетливо косит под анархиста и бунтаря. Одно дело, если, скажем, сто миллионов долларов есть у скучного дядьки в дорогом итальянском костюме и английских лакированных туфлях, а другое – если у бунтаря в красных джинсах. Это уже не сто миллионов, а как минимум двести. Мы с ним одного примерно возраста, около сорока, и все друг про друга понимаем. Сегодня ручку продаю я, поэтому он будет куражиться, моя же роль восхищаться его выкрутасами. Я и восхищаюсь.
– Согласен, – отвечаю на ребром поставленный вопрос. – Все люди братья, ну или сестры, скажем. Братья на земле есть, а братства нет, и равенства тоже нет. Бог создал людей неравными. От этого вся движуха и происходит. Поэтому, может, как младшему брату, мне стоит называть вас на «вы», Михаил Валентинович?
– А почему ты младший? – одобрительно, но все же опасаясь глубоко зарытой издевки, спрашивает Сосиху.
Я развеиваю его сомнения, как могу.
– Вы мне больше нужны, чем я вам, следовательно, я младший. Любая иерархия так определяется, вот, например, Путин нужен всем, а Путину нужны не все, да никто в принципе, сам с усам, поэтому он и Путин.
Хозяин кабинета, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, дергано улыбается, но все-таки не выдерживает и ржет, утирая навернувшиеся на глаза слезы. Ему очень смешно, так смешно, что смех его через несколько секунд переходит в совсем уж неприличное хрюканье. Но он молодец, он не стесняется никого, этот хозяин кабинета. С другой стороны, а кого ему стесняться, меня, что ли?
– Ой уморил, ой здорово ха-ха-ха… сам с усам… Путин всем, а ему не все, ну ты даешь, младший… ха-ха-ха…
Сосиху смеется, и я расслабляюсь, выдыхаю я и впитываю в себя его хрюканье. Как перезвон хрустальных колокольчиков оно для меня. Последний раз так радовался чужому смеху в классе восьмом или девятом, когда Анька Поливанова, тайная моя зазноба с начальной школы, впервые благосклонно на меня отреагировала. Вот, оказывается, как все просто, немного лести, немного юмора – и в дамки, а я боялся… Правильно боялся, Сосиху не малолетняя дурочка Анька, его так просто не возьмешь. На самой высокой ноте своего веселья он резко обрывает смех и злобно спрашивает:
– Умный ты такой, понятливый, хваткий, а чего бизнес продаешь тогда, раз такой умный?
Это похоже на автомобильную катастрофу. Однажды я въехал в фонарный столб на скорости восемьдесят километров в час. Вот примерно такие же ощущения, только ремней и подушки безопасности нет. Я в шоке, мордой о лобовое стекло, это не очень-то… Хуже, чем о лобовое стекло, о реальность шваркнулся, больнее это намного. Ну ничего, и не такие удары переживать приходилось. Подушки безопасности только для езды, в жизни подобные причиндалы не предусмотрены, и ничего, жив пока… Через пару секунд я уже знаю, что ему ответить, но знания своего обнаруживать не тороплюсь. Пускай порадуется гад, пусть почувствует свое превосходство над бедным продавцом ручек. Съесть столько дерьма в жизни, сколько он, и не получить хотя бы маленькой и по-человечески понятной компенсации, это даже несправедливо. Ничего, продам ему ручку и тоже буду кайфовать, строить из себя ковбоя и гуру бизнеса. Кайф заслужить нужно, в том числе и таким способом. Выдержав достаточную, по-моему мнению, паузу, я произношу свой ответ многоопытному проходимцу:
– А кто сказал, что я умный? Я такого не говорил, вы сказали. Дурак я, если честно, дурак, что продаю, и вдвойне дурак, что так дешево. Вы умный, Михаил Валентинович, купить за копейку то, что грош стоит, безусловно, умный поступок. Но и меня можно понять, одна глупость тянет за собой другую. Дурак я трижды, что вообще ввязался в это дело. Нет, дело-то хорошее, прибыльное. Но ротик у меня оказался маловат для такого куска, не пережевал, поперхнулся, поэтому и продаю дешево.
– А у меня, значит, ротик по размеру?
– Нет, не по размеру, больше он у вас гораздо, для вас мой бизнес тьфу, семечки пощелкать…
Это я хорошо ввернул про величину его пасти. Не будет же он присоединяться к ничтожествам с маленькими цыплячьими клювиками. Цуцванг у него, только вперед остается переть, и каждый его ход приближает меня к продаже ручки и опостылевшего бизнеса.
– Слушай, а почему так? – как бы недоуменно спрашивает Сосиху. – Возраст у нас одинаковый, бэкграунд за плечами похожий, я справки наводил. И сам ты парень не глупый, сразу видно. А ротик у тебя намного меньше моего.
Он думает, что вывернулся, улыбается победоносно и ехидно заглядывает мне в глаза. Фиг ему, не знает он, что я неделю настраивал себя на эту встречу. Медитировал, убеждал свою совесть, успокаивал нервы и искал моральные оправдания. У меня трюк в запасе есть, козырной туз в рукаве. Мне ничего не стыдно. И даже признаться, что я маленький обосравшийся мальчонка, и что моя пиписька намного короче его, и что встает она с большим трудом и то сразу падает. Пожалуйста, все, что угодно за ваши деньги. С самого начала я предполагал, что без унижений наше знакомство не обойдется. Молва о Сосиху-Зашкваркине тиране и деспоте бежала впереди него, и я подготовился. Я представил себе, что бессердечные бандиты украли моих детей и я молю босса мафии отпустить их. Это не так уж далеко от истины, между прочим, мое и их будущие решается здесь и сейчас, в этом кабинете. А ради детей, как известно, можно вынести все. Только непонятно, зачем люди их рожают. Чтобы тонны дерьма на своих плечах перетаскивать? Но дети вырастут, родят собственных детей, и история повторится. Если сократить немножко формулу, в сухом остатке остаются сгорбленные плечи и придавливающее их к земле дерьмо. Так выходит? Нет, плохая мысль, не сейчас, не нужно… Я отбрасываю накатившие сомнения и бодро, по-пионерски, с точно рассчитанной пропорцией наглости и смирения отвечаю:
