Он поискал глазами и, увидев недалеко на столике нож для фруктов, схватил его, но лишь попытался на нее замахнуться, как Виринея, выдернув сбоку виолу, ударила его по больной ноге.
Ворон упал. Виринея постояла над ним, бесстрастно наблюдая, как он извивается на полу от боли, потом бросила на него виолу и, ни слова не сказав, вышла.
Срок приближался, а Аскалон по-прежнему бездействовал, и это было хуже всякой пытки. С момента, когда он отдал деньги, прошло уже два дня, целых два дня, а клефты не подавали никаких вестей. Аскалон сходил с ума. Днем он гулял по улицам Города в сопровождении двух охранников – Наследнику полагались телохранители, - надеясь отвлечься, но картины мирной жизни действовали на него угнетающе – мысль, что все это благополучие может исчезнуть из-за его глупости и пассивности, не покидала его. Богатые красивые дома, сытые, хорошо одетые горожане, полные прекрасных товаров магазины – все это было солью для его ран. Если бы его окружали нищета и разруха, ему было бы легче. Но ничего подобного не было и в помине. Лишь один раз ему показалось, что на дальней улочке он увидел старика в лохмотьях, просящего подаяние, но когда он, пробравшись сквозь толпу, дошел до того места, там никого не было – померещилось.
Вечером Ворон сделал попытку встать. Опираясь на костыль, он проковылял по дому, потом вышел на крыльцо; постоял, осматривая кусты с большими розовыми цветами, окружавшие дом. Дальше идти не решился – был еще слишком слаб. Но и ложиться ему не хотелось. Он присел у окна и занялся починкой виолы, пострадавшей от встречи с его ногой. К счастью, сделанный на совесть инструмент выдержал этот удар судьбы и не потерял своего звучания. Ворон взял несколько аккордов.
Вдруг дверь отворилась. На пороге стояла Виринея. Ворон нахмурился и хотел отложить виолу, но Виринея, быстро подбежав, прижала инструмент к его коленям.
- Нет, не убирай! – она заглянула ему в глаза, и он увидел, что она пьяна – слишком неестественной и жалкой была ее улыбка.
Руки его опустились: о чем говорить с пьяной женщиной?
Виринея тихо присела рядом:
- Ворон, спой.
- Уходи, Виринея.
- Спой. Мне так плохо.
- Тебе надо проспаться.
Она покорно кивнула, потом всхлипнула. Потом по ее щекам полились слезы. Она просто сидела, сложив руки и, не отрывая взгляда, смотрела на него – а слезы все лились и лились. Она их не вытирала, лишь изредка хлопала ресницами.
Ворон испуганно молчал – он ни разу не видел ее такой. Так прошло несколько минут. Наконец, Виринея провела рукой по щекам, стирая с них влагу, потом тронула виолу:
- Она не сломалась?
- Иди домой, - снова сказал Ворон.
Виринея вздохнула, и ее рука с корпуса виолы переместилась на его грудь. Он почувствовал, будто разряд тока пронзил его – и отодвинулся. Но она не отступилась. Другой рукой она переложила виолу на пол, а потом дотронулась до его колена. Ворон глядел на нее, словно кролик на удава, и не мог оторвать глаз, а она продолжала гипнотизировать его своим взглядом в то время, как руки ее мягко скользили по его телу. Он почувствовал, что задыхается, и вскочил, насколько позволяла больная нога.
- Виринея, уходи, - он сам не понял, крикнул или прошептал. – Уходи.
Она встала, схватила его за рукав и, почувствовав, как по его телу пробежала судорога, шепнула умоляюще:
- Пожалуйста…
- Ты с ума сошла! – он наконец собрался с силами и вырвал свою руку. – Пошла вон!
Она пьяно качнулась, ухватившись за стену, потом выпрямилась и, не глядя на него, пошла к двери. Возле двери она оглянулась, бросила на него последний, вопросительный, взгляд и вышла.
Ворон поднял с полу виолу, положил на стол – он никак не мог прийти в себя. Он все еще ощущал прикосновение ее рук, будто она не ушла. Его колотил озноб, ему не хватало воздуха. Эта пытка была похуже тех, что были в тюрьме. До полуночи он бродил туда-сюда по комнате, не находя себе места, и лишь когда боль в ноге стала невыносимой, лег в постель. Но заснуть не мог. Стоило ему закрыть глаза – и он видел ее, видел до того отчетливо, что даже ощущал ее запах.
Все вокруг заволокла абсолютная тишина, такая, какая бывает только глубокой ночью. Ворон лежал, уставившись невидящим взором на серый прямоугольник окна. Вдруг скрипнула дверь. Ворон затаил дыхание. Неужели опять? Он стал панически соображать, что делать: притвориться спящим или все же встать? Дверь медленно отворилась, и в проеме показался силуэт – явно не женский. Ворон насторожился.
Вошедший тихо приблизился к его кровати. Мешкать было нельзя. Ворон вскочил и ударил незваного гостя в лицо. Тот махнул чем-то в воздухе, и руку Ворона ожгло болью. Но он ловко схватил противника, и не успел тот сделать движение, вырвал у него нож, а потом сильным ударом повалил на пол. Быстро зажег свечу и осветил лицо лежащего.
- Угрим?
Угрим неприязненно глянул на него, зло сплюнул кровь.
- Что тебе надо? – Ворон покрепче сжал нож.
- Мне от тебя ничего не надо, - Угрим осторожно поднимался, не сводя глаз с ножа. – Мне от тебя нужно лишь, чтобы ты был мертв.
- Ты сбесился или головой ударился?
Угрим встал и сделал несколько шагов к двери:
- Я тебя все равно убью.
Возле двери он обернулся:
- Я видел, как она выходила от тебя сегодня вечером.
- Да пошел ты, - устало бросил ему вслед Ворон и пошел запирать дверь: незваных гостей на сегодня было достаточно.
Утром доктору, пришедшему осмотреть его ногу, пришлось обработать и порез на руке – к счастью, это была лишь царапина. Но царапина эта, как ни была незначительна, сыграла ключевую роль в дальнейших событиях. Не прошло и пятнадцати минут после ухода доктора, как к Ворону ворвалась Виринея. Глаза ее горели огнем.
- Это правда? – С порога крикнула она. – Покажи руку.
И не дав ему рта раскрыть, задрала его рукав и стала разглядывать порез.
- Так значит, это правда, - она тяжело дышала. – Он хотел убить тебя. Ублюдок.
- Виринея, - Ворон сделал слабую попытку успокоить ее, но она оттолкнула его с такой злостью, словно он был виноват во всем.
- Ничего не говори! – И с этими словами она выбежала вон.
Угрим, хорошо знавший характер своей любовницы, с ночи ждал расплаты и не удивился, когда к нему, как чумные, прибежали двое бандитов и, заикаясь, доложили, что Виринея приказывает ему немедленно явиться. По лицам прибежавших Угрим понял, что «немедленно» - это значит сию секунду и ни мгновения позже, и не стал мешкать. Он уже привык к ее приступам ярости, которые не были редкостью, и за два года, что они были вместе, научился гасить их. Все-таки он был мужчина, а она женщина, будь она хоть трижды колдунья.
Когда он вошел, Виринея стояла спиной к нему и переставляла на столе какие-то чашки.
- Можно? – Угрим кашлянул и сделал шаг вперед.
Она не обернулась – молча продолжала свое бессмысленное занятие.
- Я знаю, ты злишься, и я тебя понимаю, но пойми и меня, - он подошел ближе, - ведь я же…
Тут она резко обернулась. Лицо ее пылало, губы дергались от бешенства – таким, наверное, было лицо настоящей фурии: увидишь – и онемеешь от ужаса. Не произнеся ни звука, она схватила со стола кнут и с такой силой ударила его по лицу, что он упал. Потом еще и еще. Удары сыпались без остановки, он сначала лишь слабо прикрывался руками, совсем очумев от боли; потом, видно, сработал инстинкт – способность соображать он потерял с первым же ударом – и Угрим выкатился на улицу. Она – за ним. Кое-как под градом ударов ему удалось подняться на ноги. Закрыв руками залитое кровью лицо, ничего не видя, он бросился бежать. Виринея кинула ему вслед кнут и хрипло крикнула:
- Вон! Если через час ты будешь… - голос ее сорвался, - ты будешь на острове, я прикажу убить тебя! Разорвать на куски! Не смей больше показываться мне на глаза!
Она вернулась в дом – ее била дрожь, руки ходили ходуном. Она вцепилась в волосы и, громко застонав, опустилась на пол прямо у двери. К ней со стаканом воды подошла испуганная служанка. Виринея, не поднимая глаз, оттолкнула стакан – он разбился. Служанка попятилась обратно, но не успела она скрыться за дверью, как услышала голос хозяйки:
- Стой! Дай воды.
Расплескивая воду, Виринея жадно выпила весь стакан, потом уткнула лицо в колени и зарыдала.
Через три дня Аскалон получил, наконец, долгожданный малиновый конверт. Он, как и прежние, лежал на его столе в спальне, и послание в нем опять отличалось лаконичностью: «Сегодня у причала». Даже не было указано время.
Не теряя ни минуты, Аскалон отправился на знакомое место. Клефт уже ждал его. Он сидел на берегу и флегматично бросал в воду камешки. Услышав шаги, он поднялся и сразу же поймал вопросительный взгляд Наследника.
