Быстро собрали группу, состоящую из лучших сыщиков, опытных полицейских, военных; при помощи Угрима составили план острова, и стали думать, как на него проникнуть. Аскалон принимал во всем этом активное участие, и хотя червь сомнения все же сидел где-то глубоко в его душе, он не давал ему поднять голову. Отцу Наследник верил безоговорочно, а тот, видно, был твердо уверен в успехе, и эта уверенность вскоре передалась и его сыну. И Наследник, отбросив последние колебания, с головой окунулся в омут хлопот.
После всего произошедшего Ворон не мог спокойно сидеть на острове, все раздражало его: и собственная неподвижность, и любопытные взгляды, и бестактные вопросы о Черном острове, и неприличные намеки, преследовавшие его после изгнания Угрима. Что же касается Виринеи, то ее он не просто не мог видеть: сама мысль, что она находится где-то рядом, была для него мучительна. Он и ненавидел ее так, что, наверное, убил бы; и в то же время его так к ней тянуло, что он еле сдерживался. Запах ее волос и ее полные слез глаза преследовали его, как наваждение. И однажды, рано утром, убедившись, что заснуть ему так и не удастся, он взял лодку и быстро погреб в сторону Города. Утренняя прохлада и физические усилия, которых он так давно был лишен, освежили его; и выйдя на тихую, пустынную еще, пристань, он почувствовал, что наконец может дышать полной грудью. Опираясь на палку, на которую он сменил надоевший костыль, он медленно поковылял в Город. Вид пробуждающихся городских улочек, знакомых ему с детства, окончательно вернули ему душевное спокойствие, и он долго бродил по ним, стараясь не думать о том, что рано или поздно, но все же придется вернуться обратно.
День разошелся. Вокруг стал сновать народ, и Ворон уже поймал на себе два-три косых взгляда – хромота не вязалась с внешностью молодого человека и привлекала внимание; кроме того, лицо его еще не вполне освободилось от следов пребывания в тюрьме. Да и больная нога уже давно делала намеки, что нельзя еще ее так утруждать. Пора было возвращаться. Ворон уже повернул в сторону пристани, где оставил лодку, как перед ним вдруг вырос толстый полицейский в мятой шляпе.
- Документы!
Ворон осторожно оглянулся: небольшая торговая площадь, окруженная домами; четыре узких улочки вверх и вниз; кругом народ – раньше ему и секунды хватило бы, чтобы исчезнуть, но теперь – нога! Он поправил волосы и лучезарно улыбнулся:
- А в чем дело?
- Документы, - заученно повторил полицейский.
Ворон стал сосредоточенно рыться в карманах, лихорадочно соображая, что делать.
- Кажется, я оставил их в другой куртке, - он развел руками.
- Тогда пошли, - толстый полицейский невежливо дернул его за рукав.
- Но послушайте, - Ворон снова порылся в карманах: как назло, там была одна мелочь.
- Ах, ты, негодник! – вдруг услышал он звонкий голос. – Я его жду, а он тут прохлаждается.
Ворон обернулся – перед ним стояла Ива.
- Господин полицейский, он что-то натворил? – в голосе ее слышалось раздражение.
- Сударыня, вы его знаете? – подозрительно покосился на нее полицейский.
- Еще бы мне не знать собственного кучера! Я оставила его возле вон того магазина, вышла через пять минут, а его уже и след простыл! Тебе где велено было ждать? – обратилась она к потерявшему от удивления дар речи Ворону и потрясла пакетом с зеленью, который держала в руках.
Полицейский оглядел богато одетую барышню и попятился.
- Что мне теперь прикажешь, на себе овощи тащить? – продолжала, не обращая на него внимания, Ива. – Сколько раз говорить, стой, где приказано. Из жалованья вычту. Ну-ка, быстро пошли, – тут она изволила заметить съежившегося толстяка. – Господин полицейский, я могу его забрать?
Тот лишь что-то проблеял и, надвинув поглубже свою мятую шляпу, отошел.
Ива с Вороном быстро пошли прочь. Пройдя приличное расстояние, они свернули в глухой переулок и остановились.
- А я и не подозревал в вас таких актерских способностей, - улыбнулся Ворон.
- Я и сама не подозревала, - Ива тяжело дышала от быстрой ходьбы и от волнения.
- Кажется, вы спасли мне жизнь.
- Значит, теперь мы квиты.
- Вы о том случае на острове? Я уже, честно говоря, забыл о нем. Так давно это было.
- А мне кажется, совсем недавно, - она задумчиво теребила высунувшийся из пакета хвост петрушки.
- Просто у меня с того момента целая жизнь прошла, - грустно усмехнулся Ворон.
- Вы… убежали из тюрьмы? – спросила Ива шепотом, хоть рядом не было ни одного человека, и вдруг, взглянув вниз, воскликнула. – У вас кровь!
Тут и Ворон заметил, что его штанина запачкана кровью – видно, от долгой ходьбы открылась рана.
- Надо перевязать, - сказала Ива и, набрав в грудь воздуха, решительно добавила. – Мой дом недалеко. Пойдемте.
Ворон покачал головой и улыбнулся:
- Вы просто чудо, Ива. Спасибо вам за помощь, но теперь я пойду.
- У меня дома никого нет. Папа на время переехал к своей больной сестре, кухарка и горничная приходят только утром. Вас никто не увидит!
- Ива, я беглый каторжник. Вы уже нарушили закон, обманув полицейского. А что будет, если Наследник узнает, что вы помогаете преступнику? Поверьте, вы и так сделали для меня очень много. Прощайте.
И он повернулся уходить, но лишь сделал шаг, раненая нога подвернулась и он упал бы, если бы Ива не подхватила его.
- Это от того, что мы долго простояли, - сказал Ворон, но уже не так уверенно. – Она разойдется.
- Конечно, - согласилась с улыбкой Ива. – Мой дом вон в той стороне.
Дома Ива усадила его на диван, принесла бинты, лекарства, чистую воду – она понятия не имела, как обрабатывать раны, и поэтому достала все, что могло, по ее мнению, пригодиться. Пока Ворон занимался перевязкой, она приготовила поесть.
За обедом она выспросила у него все, что ей хотелось знать. Она так умело задавала вопросы, что Ворон и сам не заметил, как рассказал ей и про Виринею, и про половину монеты, и про тюрьму, и про Черный остров, опустив, естественно, самые жуткие подробности. Так по душам он ни с кем никогда не разговаривал, и впервые в жизни он почувствовал, что кому-то небезразличен. Ива слушала, раскрыв широко глаза, почти не дыша и время от времени по-детски всплескивая руками. Глядя на нее, Ворон ощущал, как оттаивает его душа.
Так они просидели около часа. Ворон не хотел задерживаться дольше, чем этого требовала необходимость: как ни приятно было ему общество милой девушки, как ни уютен был ее дом, надо было возвращаться на остров – он боялся, что, заметив его отсутствие, Виринея что-нибудь учудит, да и злоупотреблять добротой Ивы он не хотел. Нога болела поменьше и, пройдясь по комнате, он убедился, что вполне в состоянии дойти до пристани, где оставил лодку.
Ива проводила его до прихожей и попросила заходить к ней, если будет возможность. Ворон отворил дверь – и обомлел: на пороге стоял Аскалон.
Ворон интуитивно дернулся назад, сбив какой-то шкафчик, но увидел, что бежать бесполезно: в дом за Аскалоном вошли двое вооруженных телохранителей. Ива вскрикнула, Аскалон от изумления выронил букет, который держал в руке, охранники вскинули ружья.
- Да что же за день такой! – сказал Ворон.
- Ива! – Аскалон никак не мог прийти в себя.
А она потерянно переводила взгляд с одного на другого, в ее глазах стояли слезы.
- Руки! – качнул на Ворона ружьем один из охранников.
Ворон помедлил, потом вдруг широко улыбнулся, бросил палку и поднял руки. Его связали.
- Боже мой, - прошептала Ива, - это я виновата.
Она подбежала к Аскалону:
- Пожалуйста, отпустите его.
Аскалон посмотрел на нее и ничего не ответил.
- Аскалон, я прошу вас. Конечно, он заслужил наказание, но он ведь уже получил свое! – она не понимала, что говорит.
- Ива, не надо, - сказал Ворон.
Аскалон бросил на него тяжелый взгляд и махнул охранникам – Ворона увели.
- Ну как же так! – Ива была в отчаянии. – Неужели он опять… Аскалон, пожалуйста, я прошу вас об одолжении. Разве вы не сделаете для меня такую малость?
Аскалон шагнул к двери, она схватила его за рукав:
- Ну, что вам стоит?
- Ива, - слова давались ему с трудом, - я не могу.
- Ну, поймите, я же до конца дней себе не прощу. Если бы вам пришлось жить с такой ношей на сердце! Я же прошу не за него, а за себя.
- Я не могу, - повторил Аскалон тверже. В груди его что-то рвалось, а в голове был туман.
- Вы слишком далеко зашли в своей мести, - сказала она с тихим отчаянием.
- Дело не в мести, - ответил Аскалон. – Вы не понимаете.
Она устремила на него последний, полный надежды взгляд.
- Я не могу, - выдохнул он.
Взгляд потух.
- Не приходите ко мне больше, - прошептала она и отступила.
