Бессон далеко не дурак. И теперь должен понимать, что для Клавдия он — не более чем пешка, прыгнувшая выше собственной головы. А заодно и выше голов окружающих крупных фигур.
Таких попрыгунчиков не принято оставлять в живых. До такой степени не принято, что порой убивают даже посредников, имевших с ними дело. Из чего следовало, что Граберу пора уже связаться с единственной ниточкой, способной привести к Бессону, а вернее Бессона к нему. Причем связаться срочно. Пока эту последнюю ниточку насильственно не обрубили.
И он связался.
Разумеется, Грабер шел на определенный риск, звоня человеку, через которого Бессон устроился на работу в центр. Изложив информацию — в предельно короткой форме, пропуская мимо ушей возражения собеседника, — Грабер дал номер коминса — не личного, а снятого им сегодня в центре с убитого охранника, перед тем как отправить того в утилизатор. Такие коминсы попроще и не имеют идентификации с владельцем. Свой коминс он сдвинул выше по руке, под манжету, отключив на нем предварительно систему связи. Теперь для внешнего мира Грабер стал анонимным абонентом.
Грабер почти не сомневался в том, что Бессон ему позвонит. Если же он не объявится до шести… Придется перезванивать посреднику и назначать новый срок. Либо… Что ж, тогда и будем решать.
С такими мыслями Грабер сел в машину и отправился в ближайший ресторан — обедать. До назначенного им предельного срока оставалось четыре с половиной часа.
* * *
Шесть тридцать вечера, двадцать километров за Кольцевой по Можайскому шоссе, оттуда восемь влево под прямым углом. Ронин не знал здешних мест, просто предложил собеседнику выбрать на карте равнинную местность, расположенную за городом.
Он летел довольно высоко, внимательно оглядывая расстилающуюся внизу однообразную местность — что-то вроде плоской солончаковой равнины, — время от времени кидая взгляд на датчик километража. На горизонте слева лежала Москва, слегка размытая дымкой расстояния. По правую руку от ронина раскинулась в кресле бесчувственная Жен. Сзади доносилось сиплое дыхание все еще не пришедшего в себя Рунге.
Пустынный пейзаж его более чем устраивал: если свидание предстояло не с одним человеком, а с большой группой, например, с сотрудниками СВБ, их можно будет заметить издали.
Пока ронин заметил только серую луковицу, расположенную далеко впереди и справа по курсу вне всякого сомнения, машину. Датчик свидетельствовал о приближении к условленному месту.
Неизвестный прибыл раньше — должно быть, сорвался сразу после звонка. Нелишняя предосторожность: и за рониным мог стоять кто угодно, начиная с Гильдии и вплоть до личной Администрации господина Президента.
Ронин посадил «Феррари» метрах в тридцати. Вытащил и отложил лучевик: не любил театральщины с держанием друг друга на мушке и обоюдным по сигналу бросанием оружия. Поскольку обыск при этом исключен, у обеих сторон, как правило, припрятаны запасные пушки, и обе стороны прекрасно это понимают.
Из серой машины тем временем вышел человек в черном плаще и решительно зашагал к «Феррари».
Ронин достал из внутреннего кармана карандаш. Взглянул напоследок на своих спящих пассажиров — снаружи их не видно, лишь бы в ближайшие минуты не проснулись.
Затем покинул салон и пошел по белому, плотно слежавшемуся грунту навстречу человеку в черном.
— Ну, Гор, я жду результатов вашей авантюры. Советник Администрации был холоден и неприступен, как айсберг в полярных водах.
Гор стоял навытяжку, играя желваками. Он прекрасно понимал, что первый этап им проигран в пух и прах, но сдаваться не собирался. Эта грязная свинья Левински, лучась невыносимым самодовольством, говорил с ним сегодня в таком тоне, что инспектора тошнило до сих пор. И главное, что приводило инспектора чуть ли не в бешенство — то, что никаких доказательств найти в центре действительно не удалось. Одни крохи, которые и к делу не пришьешь. Нет, кое-что нарыть все-таки удалось, и, если бы он имел допуск самого высокого уровня, на серверах центра нашлось бы чем поживиться. Тем более что сегодня Гор окончательно утвердился в предположении, кому и зачем нужна была смерть Анжелы. Остальное — дело аналитиков, которые сейчас перелопачивают полученную информацию.
Но советнику результат нужен прямо сейчас, и он не угомонится, пока ее не получит или не смешает Гора с дерьмом в отместку за свое унижение днем ранее. И поскольку результата нет, придется терпеть и ждать выводов экспертов.
Да, шум поднялся серьезный. Еще бы! Налет на вотчину фактически теперь второго человека в государстве. А эта жирная свинья ясно дает понять неприступным видом, что свою задницу подставлять он не намерен. А может, жаба уже присягнула на верность Левински? Что ж, Гору было не привыкать действовать на свой страх и риск. Париям вообще свойственно личное бесстрашие, а уж прошедших ту школу, что пришлось пройти Гору, вообще ничем не испугаешь.
— Господин советник, — столь же ледяным тоном произнес Гор. — Я обладаю неопровержимыми данными о причастности Левински к смерти принцессы Анжелы… — Гору пришлось блефовать, чтобы выиграть время для себя и своих людей. Он даже позволил себе тонко улыбнуться. — Вы же понимаете, что в свете всех событий иметь против Левински некие улики весьма и весьма… Выгодно.
На жирном лице советника отразилась напряженная работа мысли. Гор имел возможность воочию наблюдать, как проворачиваются ржавые шестеренки его мозга, рождая нужное решение. И чтобы закрепить воздействие, он мягким, почти бархатным тоном добавил:
— Мне требуется всего несколько часов, чтобы мои аналитики закончили обработку полученной информации. Пока же очевидно одно — Силаев был ликвидирован по прямому указанию Гарри. Обнародовать эти сведения мы, очевидно, не сможем, но намекнуть будущему наследнику о том, что они у нас есть, — это в свое время может сыграть свою роль. Понимаете?
Да, теперь советник это понял. Он важно выпрямился в кресле, сигналя всем своим видом, что сейчас он наконец принял жизненно важное государственное решение. «Ну давай же ты, свинья, рожай!!!»
— Хорошо, инспектор. Я вами доволен. Пока. — Это что, тонкий намек на толстые обстоятельства? — Идите работать. Я жду доклада к завтрашнему утру, и данные должны быть полные. Вы слышите меня — полные! А пока мне придется доложить наверх общие рассуждения. — Он многозначительно осклабился, показывая, какой он есть хитрожопый политик. — Ну, это мои проблемы. Все. Идите. Идите, Гор, и помните, что ваше положение шатко. Можно сказать, что вся ваша карьера, а может, и жизнь зависит от успешности ваших дальнейших действий.
Лишь в коридоре Гор дал волю своей, увы, пока еще бессильной злобе: «Карьерой мне грозить? Да в гробу я тебя видел, сволочь!!!» Но черт возьми, что же это за темный аппарат, вокруг которого завертелась такая карусель? Ведь очевидно же, что убийство Силаева просто совпало по времени с визитом группы инспектора в институт. Правда, если бы Гор не пошел к Левин-ски в логово, может, никто бы этого так и не узнал. Теперь же Гор дал себе слова вцепиться в это дело мертвой бульдожьей хваткой. Здесь была задета его честь наймита. Да, это был Грабер собственной персоной. Оно и понятно — никто больше не заинтересован увидеть живого ронина. Никто, кроме уголовного розыска, который тоже не особо в этом заинтересован.
Коминс, настроенный на обнаружение работающих пеленгаторов, пока помалкивал. Грабер переминался с ноги на ногу в четырех с половиной метрах впереди. Неуютно ему, но смотрит уверенно и холодно, словно на монитор в личном кабинете. Ничего, держит себя в руках. А ведь сегодня в «Новостях» передали, что останки его шефа — Силаева — пригодны к скринированию. И Грабер не может этого не знать.
Ронин шагнул навстречу, фиксируя малейшее движение противника, — пусть он и не пария, но и не совсем мягкотелый. И взгляд, взгляд такой нехороший, под стать рукам — белым и вялым, словно мучные черви.
Неужели он один пришел? Неужели нет у бывшего шефа безопасности под рукой еще пары-тройки костоломов взамен «скакнувшим» Алексу и Шпаку? Нет, скорее всего нет. А если и есть, то Грабер — первый кандидат на «скок».
Расстояние между ними сократилось до метра с небольшим. Можно и поговорить. Вообще-то ронин намеревался решить все вопросы быстро, но интуиция ему подсказывала, что отстричь голову бывшему начальнику еще успеется.
— Ну здравствуй, Бессон,
Ронин промолчал, похлопывая карандашом по ладони. «Здоровались уже, хватит. Да и какой смысл желать здоровья без пяти минут покойному? Никакого. Мертвые не болеют».
— Не чаял тебя опять увидеть. Очень рад, Бессон. Или как там тебя?..
— Проще все-таки Бессон, — сказал ронин, — Чем обязан? Прошу прощения — у меня времени в обрез.
— Хорошо. — Грабер кинул беглый взгляд на «Феррари» — Рунге с тобой?
«Торопится, бродяга. Несладко, поди, в бегах-то…»
