дня.
Сквозняк погнал по полу комочки сора, и за окном закаркали вороны. Из-за спины охнул Латы.
Но Совьон только прищелкнула языком.
– Меня многому не обучили, Айна Лииса, – согласилась она. – Многому, но не проклятиям. Мое слово – слово самой Кейриик Хайре, и оно убьет тебя, если я пожелаю.
Совьон повела плечом:
– Твоим угрозам я не по зубам.
Она почувствовала, что внутри нее растеклось чародейское тепло – пряное и вязкое, как бывало всегда перед короткими видениями или значимыми ритуалами. С удивлением Соьон признала, что сейчас владела толикой колдовства так же, как и телом в бою, поэтому смотрела на Айну Лииса равнодушно, с небольшой примесью горечи и презрения.
Ее чары не достигли цели.
– Будь ты проклята! – завизжала вёльха. – Будь ты проклята, отродье смертных!..
Она шагнула к Совьон, и ночь зашелестела за нею рыданием вьюги и птичьим гвалтом. Но яростнее всех кричали вороны, а с воронами у Совьон была своя история. Айна Лииса, потеряв самообладание, размахнулась, намереваясь дать пощечину, и Совьон перехватила ее руку.
– Ступай прочь, – попросила она, прикрывая глаза. Колдовская кровь прилила к пальцам, и Айна Лииса закричала от боли.
– Пусти, – взвыла она, точно прикосновение Совьон обожгло не хуже огня. – Пусти, пусти!
Крохотное проклятие, незаметное для Кейриик Хайре – и потребовавшее недюжинных сил от Совьон. Она слукавила, сказав, что могла бы убить Айну Лииса, ведь даже поранить ее стоило невероятного труда. Но та об этом не знала. Запахло паленой кожей, и Совьон ослабила хватку – Айна Лииса вырвалась. Она упала, прижимая к груди покалеченную руку: на ее запястье остались черные рубцеватые следы от пальцев Совьон.
В дом запорхнули бешено кружащиеся свиристели, вернейшие из прислужников Айны Лииса. Свиристели щебетали, чувствуя боль госпожи, но не в их силах было ей помочь. Оттого они метались из угла в угол, не находя себе места.
Вёльха вскинула залитое слезами лицо.
– Гадина, – сказала она.
И, тяжело поднявшись, ушла прочь.
* * *
Ближе к рассвету очнулась Жангал. Попила воды, кипяченной с чабрецом, поплакала – и уснула обычным человеческим сном, чтобы позже встать с новыми силами. Комната в Дагримовом доме была в чудовищном состоянии, вся в перьях свиристелей и птичьем помете. То там, то тут находились кусочки обледенелого лишайника или гроздья разметанных сухих ягод. Снежинки, принесенные ветром, растаяли, и теперь в лужицах мокли комья сора.
Еще не рассвело, когда Совьон вышла во двор. Она наклонилась над бадьей, в которой отражалось черное небо, и зачерпнула пригоршню воды. Охладила разгоряченное лицо, взмокшую шею – а потом устроилась на хлипких ступенях крыльца.
Ворон сел на ее плечо, затем спрыгнул на колени. Уткнулся мощным клювом в ладонь.
– Здравствуй, – сказала Совьон нежно. – Сторожил ночью? Отгонял собратьев от дома?
Она гладила шею ворона большим и указательным пальцами, посматривая на запертые изнутри ворота. Совьон чувствовала тревогу: нужно было уходить. Неудивительно, если к жилищу Дагрима уже подтягиваются горожане с факелами и топорами.
Скрипнула ступенька.
– Позволишь? – спросил Латы и, дождавшись кивка, опустился рядом.
Совьон принялась поддразнивать ворона. Тот, принимая вызов, пытался уцепить ее за фалангу, но хозяйка оказывалась проворнее. На деле же она раздумывала, как поступить.
– Ты, наверное, знаешь, – начал Латы, взъерошив волосы. – Я пришел в крепость, чтобы собрать людей для своего князя.
Совьон не ответила, только неопределенно дернула плечом.
– Тыса обещал мне дюжину дружинников, а на деле со мной отправится не больше десяти. Думаю, это козни их посадника. Сначала я хотел поспорить, но теперь передумал. Сейчас я просто желаю уйти.
Латы ногтем подковырнул наледь на крыльце.
– Войску моего князя не помешает такой дружинник, как Дагрим.
– Он идет с тобой? – равнодушно отозвалась Совьон. – И берет с собой рабыню?
– Берет. Зачем ему оставаться, если земляки готовы разорвать его зазнобу? – Латы потер нос, раскрасневшийся на морозе. – А если вёльха продолжит свои проделки, и его разорвут, даже на прежние заслуги не посмотрят.
– Ничего вёльха не сделает, – покачала головой Совьон. Эту битву Айна Лииса проиграла: даже если бы она захотела, у нее не хватило бы сил отомстить целой крепости. Совьон же скоро здесь не будет – вспрыгнет на Жениха, привязанного за домом, и ищи ветра в поле. Жаль только, что запасы остались на постоялом дворе. К ним теперь не вернешься, не рискуя головой.
– Это славно, – протянул Латы, а Совьон уже знала, что он скажет. – Послушай… у тебя есть дела? Семья? Куда ты держишь путь?
Совьон промолчала: разыгравшись, ворон все-таки ухватил ее за палец. Латы помедлил и, не услышав ответа, добавил:
– Мой князь молод, но мудр, и с каждым днем в его ставку прибывают союзники.
Так ли много, если Латы собирает дружинников по крепостям?
– Будет еще больше, – проговорил мягко, словно угадывая мысли Совьон. – Множится слава о моем князе и… о его соратнике.
– Слышала я, что ты рассказываешь о своем князе.
Краем глаза она увидела, как Латы перекосило от ее тона, но дружинник прикусил язык раньше, чем с него сорвалась бы колкость. Совьон попыталась спрятать улыбку: какой исполнительный! Князь сказал привести побольше воинов – Латы делает все для этого.
Латы же притворился, что ничего не заметил, и предложил самое главное:
– Возможно, и ты не откажешься взглянуть на войско моего князя? Присоединишься к нему, если захочешь. Нет – так никто тебя не удержит.
Совьон пересадила ворона на предплечье и хрипловато рассмеялась.
– Быстро смекнул, что я могу пригодиться твоему князю. Боишься упустить мои силы и не привезти Горбовичу диковинный трофей?
Она взмахнула рукой, и ворон сорвался ввысь.
– Я не повезу тебя трофеем, – возразил Латы вкрадчиво. Даже если он и переживал, что не уговорит ведьму, то не выдал беспокойства: Совьон решила, что так и пристало настоящим гуратцам из родов посланников да вельмож. – Ты вольна делать все что пожелаешь.
Это и так было ясно. Совьон кивнула и принялась следить за полетом ворона в предрассветном малиновом мареве. Она знала, что Латы позовет ее к ставке своего князя: слишком она необычна, пришлая женщина с полумесяцем на скуле, которую не тронули ни вёльха, ни мертвая вода. Знал бы ты, дружинник, что от этих сил больше горя, чем пользы – над какими полями рассеялся пепел предводителя черногородского каравана?..
Но Совьон была свободна в выборе пути. И ей самой было любопытно, что же там за князь, что у него за соратник и откуда идут слухи о белом драконе.
– Ладно, – сказала она, поднимаясь. – Покажи мне своего князя, а там решим.
Тем же днем они отправились в дорогу.
Яхонты в косах II
