стали допрашивать служанок королевы, неприглядная правда всплыла во всей своей красе. Один вид раскаленных щипцов и дыбы развязывал языки даже самым преданным слугам. Впрочем, их все равно пытали, вдруг они что-нибудь, да забыли. Кнут и огонь возвращали память даже тем, кто ее давным-давно потерял.
Король Гунтрамн в одночасье остался без наследников, и он, как человек глубоко верующий, считал, что это божье наказание. А за что? Разве мало он жертвовал на церковь? А сколько монастырей он построил? Король сидел, обхватив голову руками, и приходил в себя от припадка бешенства. Цельс, который хорошо знал повадки своего государя, ждал, когда можно будет начать разговор.
— Мой король, я предлагаю отправить ее в монастырь с самым строгим уставом, — посоветовал он, когда увидел, что в глазах короля утихли всполохи ярости.
— Да! Так и надо сделать! — лицо короля просветлело. — Пусть замаливает свои грехи. Из кельи не выпускать, кормить один раз в день, охранять день и ночь. Если я узнаю, что ей дали послабления, ответишь головой. Ты хорошо меня понял, Цельс?
— Да, государь, — поклонился тот. — Я все устрою. Она не выйдет из своей кельи, ей не дадут жаровню для обогрева, а из еды у нее будет только хлеб и вода.
— Я думаю, господь быстро призовет ее к себе. Да, Цельс?
— Мне неизвестны замыслы господа нашего, государь, — перекрестился галл. — Но, думается мне, столь тяжкий грех он не оставит без самого сурового наказания[45].
— Вот и хорошо, что тебе так думается, — многозначительно сказал Гунтрамн, и вышел из покоев, пнув на прощание жену. — Под замок эту суку. Не кормить и не поить. В монастыре поест.
* * *
Парижское королевство. Земли короля Хариберта. Париж
Королю Хариберту минуло сорок пять, а Всевышний продолжал посылать ему знамение за знамением. Он был сильно недоволен королем-грешником, и от его неудовольствия кровавыми слезами плакали сотни тысяч подданных самого большого и многолюдного домена Меровингов. Аквитанию, сердце страны, терзала чума, она опустошала богатейшие области. Торговля встала, потому что люди боялись выйти из дома. Брат сторонился брата, а отец — своих сыновей. Болезнь не щадила ни мирян, ни священников. Она, приходя в один день, забирала свою страшную дань. Среди полного здоровья в паху или подмышкой вскакивала болезненная опухоль, которая начинала истекать гноем. Несчастного бросало в жар, и он начинал бредить. Редко, кто мог протянуть неделю. Бывало и такое, что человек, который в обед просто чувствовал ломоту в теле, не доживал и до ужина.
Господь карал короля за то, что он изгнал законную жену и взял за себя по очереди двух сестер, которые умерли одна за другой. Наверное, все дело в том, что младшая из них была монашкой. Собор епископов отлучил от церкви и ее, и Хариберта, на что тот бесстрашно наплевал, как и положено настоящему королю франков. Хотя, может быть, дело было в том, что он вмешивался в дела церкви и налагал тяжкие штрафы на священнослужителей? Так они волю его отца презрели, и изгнали епископа, которого тот назначил. Как посмели то? Что это будет, если какой-то поп будет волю самого короля рушить? Он тогда виновного епископа в повозку, полную колючего терновника посадить велел и так от Парижа до самого Бордо везти. Ох, и хохотали они тогда. Герцогам и графам эта идея весьма остроумной показалась.
Как бы то ни было, но он лишился единственного сына, которого родила ему четвертая жена Теодогильда. Простая наложница, дочь нищего пастуха, которая всегда была в тени, стала королевой и его законной супругой. Она была мила и глупа, а он любил ее за яркую чувственную красоту и незамутненную деревенскую наивность.
И вот теперь у Хариберта нет наследников-сыновей, как нет их теперь у брата Гунтрамна, и у брата Сигиберта. Господь смеется над ними, ведь сыновья есть только у презираемого всеми Хильперика. Неужели все земли достанутся его потомству? Да что же это за несправедливость, господи!
* * *
Суассонское королевство. Земли короля Хильперика. Вилла Берни
— Ой, больно! — королева Аудовера была измучена схватками. Вокруг нее суетились повитухи, и Фредегонда тоже была рядом, со злобным нетерпением ожидая, кто же родится у королевы. Неужели, снова будет сын? Ее план был готов, остались лишь детали. Она лелеяла его и шлифовала до блеска все то время, что законная жена Хильперика носила его ребенка. Только бы не сын, господи помоги! Только бы не сын!
— Дыши! Дыши ровнее! — повитуха сидела у ног Аудоверы и легонько нажимала на ее живот. — Тужься, будто по большому хочешь! Да что я тебя учу, сколько детей уже родила!
— Да, сейчас, отдышусь только, — королеве утерли испарину на лбу влажным полотенцем.
— Давай на три выдоха, девочка, — командовала старая, и самая опытная повитуха. — Как в прошлый раз. Ну, пошла! Раз! Головка показалась! Два! Три! Вот умница.
Красноватое тельце малыша подняли на руки и хлопнули по попке. Раздался заливистый плач.
— Девочка!
Фредегонда выдохнула с облегчением, и с искренней радостью в глазах поднесла королеве кубок с разбавленным вином.
— Госпожа, я так рада! Вы родили принцессу. Она красавица, вся в вас! Король будет просто счастлив! Он всегда хотел иметь дочь.
— Правда? — устало улыбнулась Аудовера искусанными от боли губами. — Принесите ее мне, я покормлю.
— Госпожа, вашу дочь крестить нужно поскорее, — преданно глядя в глаза госпоже, сказала Фредегонда.
— Так, может, короля дождемся? — несмело сказала Аудовера. — Зачем такая спешка? Как он придет из похода, так и окрестим.
— Да что вы! — в деланном испуге округлила глаза служанка. — Болезнь ведь страшная ходит. Обязательно крестить нужно, чтобы ребеночек не умер. Я все устрою!
— Ну, хорошо, делай, как знаешь! — Аудовера откинулась на подушках. Она страшно устала и хотела спать.
Неделя пролетела незаметно. Фредегонда подготовила все к крещению юной принцессы, которая отличалась завидным аппетитом, и исправно спала, дав передышку матери и кормилице.
В назначенный день в их домовой часовне отец Гонорий, позвякивающий тугим кошелем, полученным от Фредегонды, начал обряд крещения. Песнопения раздавались под церковными сводами, а в церкви, не смотря на торжественность события, не было больше ни души. Только священник, королева и ее служанка.
— А кто будет крестной матерью? — удивилась Аудовера. — Тут же больше нет никого.
— Так ведь вы королева! — воскликнула Фредегонда. — А тут вокруг простолюдинки одни. Для вас бесчестием будет их в крестные матери взять. Представляете, служанка какая-нибудь — кума его величества. Король разгневается. Над ним же все смеяться станут.
— А кто же тогда крестной матерью станет? — Аудовера совершенно растерялась.
— Да вы
