Хотелось, чтобы на него смотрели не как на героя войны, а как на друга, как на любимого. Он больше всех их взятых этого заслуживал. Чёрт возьми, Гарри обязан был идти дальше. Чёртов второй шанс, господибоже…
— Просто подожди. Хорошо? — спросила она, заглядывая в его глаза. — Просто дождись, когда она тебе это скажет, а потом сам решишь, что с этим делать. Ведь ты будешь знать, что с этой девушкой у тебя всё будет хорошо.
— Я пока не готов… Слишком не до этого, — он вытянул руку вперёд ладонью вниз. Пальцы дрожали. На это даже смотреть больно.
Гермиона просунула пальцы сквозь его, крепко сжимая их в замок. Они есть друг у друга. Их дружба вечна. Ведь если у тебя есть хотя бы один человек, которому ты действительно можешь доверять, на которого можешь положиться, то неважно, как часто будут вонзать нож в спину, как часто будут неудачи — ты не пострадаешь…
…потому что у тебя есть кому доверять.
Они прошли через многое, и это многое хотелось поскорее забыть. Они будут помогать друг другу в этом несмотря ни на что.
Осталось просто подождать…
— Пойдёшь спать? — спросила она, положив голову на плечо Гарри.
— Чертовски устал, а завтра у Слизнорта контрольная. Не уверен, что я на неё проснусь.
Гермиона поднялась на ноги и потянула друга вверх.
— Я разбужу тебя и дам списать, — улыбнулась она, заметив, как он стягивал вниз рукав толстовки, пряча слова за тканью.
— Я очень на это надеюсь!
Когда Гермиона подошла к дивану, чтобы забрать вещи и подняться в спальню, Парвати остановила её.
— У тебя… сумка кричит.
Она недоуменно посмотрела на подругу, которая указывала на раскрытую школьную сумку. Грейнджер взяла её в руки и поднесла к уху. И как только услышала приглушённый крик, уронила к ногам.
Сердце ушло в пятки.
Она совсем забыла. Боже. Забыла про прослушку, которую в ту ночь так и не забрала из хижины…
Драко опять больно…
Гермиона сгребла вещи и быстро побежала в спальню. Закрыв за собой дверь, она вытащила ухо из сумки и бросила его на пол, вытягивая палочку. Сжечь и забыть.
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
Кончик древка дрожал под глухой крик из уха. Господи. Так умирают. Так кричат, когда умирают… она помнила эти звуки войны.
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
«Он сам просил не трогать его!»
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
«Тогда почему кричит так, будто ему нужна помощь, Мерлин!»
Все мысли утонули в желудочном соке, как только перед глазами появилась та самая картинка…
…на которой Драко скрёб руку ногтями и с кровавой пеной у рта извергал нечто похожее на хриплый крик.
Выдохнуть…
…и сорваться с петель.
Бежать, не разбирая дороги. Вниз по лестницам любимой школы. Вниз по лестницам, которые пережили многое. Бежать сквозь стены, которые видели многое. Видели смерть. И ей не хотелось, до боли в сердце не хотелось, чтобы эти стены опять увидели нечто подобное.
Она неслась через поле даже не чувствуя, как липла одежда от холодных капель дождя. Ива уже обездвижена. Ей оставалось лишь войти внутрь и споткнуться об удалённый, приглушённый крик в тоннеле.
Она поднималась по лестнице ощущая, что стояла на обрыве перед истерикой. Но весь этот страх отпустил, когда Гермиона поняла, как сильно сжала зубы. До хруста, до сведённых скул, почти вдавливая одну челюсть в другую. Нет. Чувств не осталось. Лишь механические движения, работающие по инерции, потому что перед глазами открылась ужасающая картина. Такая, которую она и представить себе не могла.
Драко, сидя на коленях в одних брюках, правой рукой пытался порвать светящиеся нити с предплечья левой. Грейнджер сначала ничего не поняла, но догадка вспыхнула в сознании слишком резко. Так же резко, как она побежала вперёд, накидываясь на него сверху. И обняла так крепко, притянув его левую руку к себе, что казалось, будто теперь они стали одним целым.
Она дышала в загривок Малфоя, держа его одной рукой за талию, а второй ногтями впиваясь в горячую кожу запястья. Вжимая грудь в его вздымающуюся спину, через которую она чувствовала, как ранено билось его сердце.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Выдохнуть…
— Я с тобой, Малфой… Я с тобой… Ты не один… Я здесь…
Впервые она чувствовала, как это не важно. Не важно помнить о том, как сильно они друг друга ненавидели. Важно только то, что она предотвратила его смерть. Вот только что. Не дав ему порвать нить непреложного обета.
Вот и всё, что было важно…
— Отпусти, — хрипло попросил он, пытаясь высвободиться.
— Ни за что…
Грейнджер ощутила, как от напряжения лопались сосуды в её голове. Куча вопросов нацелены в висок, совсем как кончик палочки, совсем как чёртов выстрел непростительного, прямо в подкорку, ни на грамм меньше:
Зачем ты это делаешь?
Что с тобой происходит?
Кому ты дал обет?
Почему ты только что чуть не убил себя?
Что здесь делаю я?
— Обещай, что ничего не сделаешь? — шепнула она прямо в его ухо.
— Я мог бы убить тебя прямо сейчас даже не шевеля губами!
Гермиона толкнула его в спину грудью, сильнее стискивая в объятиях.
— Обещай!
— Я уже дал когда-то обещание, — чернота в его голосе густая. — Видишь, что из этого вышло…
Гермиона прислонила лоб к его затылку. Ей хотелось плакать. Она никогда не чувствовала себя такой обессиленной и сильной одновременно, как сейчас, сжимая пальцы на его теле.
— Просто обещай…
Драко расслабился под её весом, и Грейнджер тихонько отстранилась, отползая назад к стене, облокачиваясь на покачивающуюся опору.
Малфой сделал то же самое, сев напротив.
Между ними кусочек выбеленной светом луны комнаты. Видны лишь их ноги, направленные в центр гостиной. Она слышала, как тяжело он дышал. И думала, что Драко слышал и её.
— Надо же, сегодня ты одета.
— Надо же, сегодня ты не разбил мне лицо.
Гермиона нутром чувствовала, что он ухмыльнулся, пусть даже его лица не было видно.
— Можем это исправить, — вновь послышался его голос из темноты.
— Разбить мне лицо?
— Раздеть тебя.
По её коже пронеслись кусачие мурашки. Тело ещё немного колотило, а ладони до сих пор ощущали фантомный жар его кожи.
— Какой же ты подонок, Малфой.
Он не ответил, подтянув ноги к себе, теперь уже скрываясь в темноте полностью. Так даже спокойнее, так не видно монстра. Они всегда прячутся в темноте. Там их место. Законное и справедливое.
Грейнджер услышала, как что-то щёлкнуло, а затем на секунду появилось очертание его лица, выхваченное огоньком от прикуренной сигареты. Она опять пропахнет дымом до ужаса сладких вишневых сигарет.
— Почему ты хромаешь? — наконец набравшись храбрости, задала она первый вопрос.
— Сразу с козырей зашла? — он злился. Оправданно злился, ведь она зашла на чужую территорию, которую охраняла злющая собака в его лице. — Поверь, я никогда не позаимствую твоё плечо, чтобы поплакаться.
Уж так сложилось, что Гермиона не в силах просто взять и выдохнуть. Не в силах сжечь ухо, через которое слышно, как этот ублюдок убивал себя. Не в силах просто взять и отступить, закрыть глаза на происходящее. Не в силах отвернуться.
Она притянула колени к себе, обнимая их руками; ей просто нужно за что-то держаться. Просто уловить какую-то опору, чтобы не упасть вниз, в ту жижу смердящей ненависти к себе, которая кричала и кричала:
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
Гермиона не в силах сделать этого.
Не зная всей его истории и того, с чем столкнулся Драко во время войны, Грейнджер не могла не думать об этом. Пострадали все, даже те, кто носил метку. Даже тот, кто сидел напротив неё. Гермиона вздрогнула от того, что в другом конце комнаты Малфой протяжно и хрипло застонал. Шорох и глухой удар об пол были последними каплями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Чёрт возьми, Грейнджер не в силах это игнорировать.
Она стрельнула люмосом вверх, освещая комнату. И увидела, как он, завалившись на бок, лежал спиной к ней и держался за предплечье.
