И вот Франц Лаэн стоит передо мной, он гораздо выше меня, и вблизи кажется более внушительным и весомым. Я вижу мельчайшие морщинки на его коже, заметные только вот так, лицом к лицу, словно это потрескавшаяся фарфоровая маска. Его ладонь, сухая и теплая, касается моих губ отстраненным безучастным жестом - ничего нового или особенного в себе я не чувствую, разве что сознание проясняется. Я кошусь на Ларса, тот стоит, вытянувшись в струну и смотрит куда-то вперед. Наконец, ректор снова выходит перед нами.
- В Академии мы приветствуем друг друга так, - он склонил голову и приложил ладонь к своим губам уже знакомым жестом. - А прощаемся так,- он нарисовал рукой некое подобие треугольника в воздухе. - Молчание, внимание, смирение. Завтра ровно в шесть утра согласно вашему расписанию вы собираетесь на площади в удобной для физических нагрузок одежде - каждый день будет начинаться с тренировки тела. Всего доброго.
Он рисует в воздухе треугольник: молчание, внимание, смирение, - и уходит.
Мы стоим, растерянные.
- И что это было? - хочу спросить я.
Хочу, но не могу.
Воздух заходит в легкие и выходит из них. Губы, нёбо, язык - я провожу им по деснам, по альвеолам, - все работает, все на месте, как надо. Нет звука.
«Не дрейфь, я-то по-прежнему могу с тобой разговаривать»
Слабое утешение. Зря они думают, что молчание помогает освободиться от мыслей -невыпущенные, запертые мысли напоминают полчища гудящих мух.
***
Следующие двадцать четыре дня пролетели незаметно, - хотела бы я сказать. Хотела бы, но не скажу, потому что это была вечность. Мучительная, ноющая загноившейся раной вечность.
«Какой пафос, можно подумать!»
«Заткнись»
«Если еще и я заткнусь, кто будет озвучивать твои будни?!»
В тот день адепты немо разошлись с площади, как ожившие напуганные куклы. Мы с Ларсом прошли в свою комнату и попытались переписываться, но это быстро нам надоело. Оказалось вдруг, что занять себя до обеда совершенно нечем, и мы пошли бродить по территории Академии. В конце концов, дорогу теперь не спросишь.
Рядом с корпусом общежития для мальчиков - где нас и поселили, стояло точно такое же здание, по всей видимости, жилой корпус для девочек.
«Зайдем посмотреть, что ты потеряла?»
«Да с какой стати?!»
На башне общежития девочек обнаружились огромные часы. Большие металлические стрелки двигались абсолютно бесшумно. Я засмотрелась на них, потому что часы видела только в городе, и Ларс потянул меня за рукав. За центральной площадью начинался лес, густой, темный. Мощеная дорога неожиданно закончилась. Однако никакого забора не наблюдалось, из чего я сделала вывод, что лес принадлежал территории Академии. А раз так, почему бы там не прогуляться?
Мы с Ларсом смотрим друг на друга за неимением других способов взаимодействия. Я подняла валяющуюся ветку и нарисовала стрелку, ведущую в лес, а рядом с ней -вопросительный знак. Парень кивнул, и мы пошли вдоль густых зарослей колючего и непривычно высокого шиповника, в поисках какой-нибудь тропинки. Однако тропинки не наблюдалось. Создавалось ощущение, что лес обнесен живым забором, словно замок из сказки о спящей королевне, погруженной в магический сон.
«А может, просто не надо лезть туда, куда тебя не звали?»
«Странное замечание, совсем на тебя непохожее. По мне так, это вызов. Можно прийти сюда с ножом и...»
«Иуйти без головы»
«Если бы ходить сюда было запрещено, ректор или кто-то из них об этом бы сказали» «Если бы они хотели, чтобы вы сюда ходили, они бы сказали, что это запрещено»
Что ж, резонно. И все же...
Лес был тихий, даже какой-то притихший, уже местами по-осеннему побуревший и пожелтевший, только густой и непривычно высокий шиповник, сплошь усеянный крупными ржаво-оранжевыми ягодами, радовал глаз темно-зеленой листвой. Мы шли и шли вдоль, живая изгородь все не кончалась, и это отчего-то нервировало и злило. Наконец я остановилась и с какой-то непонятной для себя досадой протянула руки к упрямым колючим ветвям.
«Что мне сделать?»
«Перестань думать о том, что ты хочешь сделать»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«А о чем тогда мне думать?»
«О том, что ты делаешь. О том, что ты чувствуешь. Внешнее молчание только рамка. Чтобы постичь свою магию, ты должна замолчать изнутри»
Я старалась не зацикливаться на безумных внутренних диалогах.
Зрительные образы? Зелень, желтизна листвы высоких дубов, пыльно-коричневые стволы. По ветке ползет крошечная мошка с желто-зеленоватой спинкой. Зрение едва позволяет разглядеть в подробностях сетчатый узор ее крыльев.
Звуки? Тихо шелестит листва. Еще тише - дыхание Ларса, стоящего рядом. Еще тише, еще - казалось, вот- вот, и я услышу стук собственного сердца.
Ощущения? Кончики пальцев чуть касаются шершавых прохладных листьев, острых шипов на стеблях, холодных налитых ржаво-оранжевых тяжелых на вид ягод. Еще миг - и я ощущаю тепло, нет, жар, с вскриком отдергиваю обожженный палец. Обалдело трясу головой.
Куст шиповника тлеет. Не горит, а обугливается, чернеет. Ветки, безжизненные, словно бы закопченные, падают на землю, крошатся. Съежившиеся листья отваливаются и кружатся в воздухе.
Эла говорила, что моя стихия огонь, но никогда еще до этого момента мне не доводилось ничего сжигать. Демоны, это же порча имущества Академии! А я ведь даже объяснить ничего не смогу... Как же это у меня получилось? Ларс же как ни в чем ни бывало, поднял вверх ладонь, скрестив средний и указательный пальцы в знаке одобрения и первым полез в образовавшуюся дыру.
Мы шли, хрустко наступая на какие-то ветки, хлюпая попавшимися под ноги грибами, совсем недолго, как вдруг вышли на небольшую и вполне себе солнечную поляну, очевидно, побывавшую в человеческих руках. Поляна была ухоженная, перекопанная земля с редкими вкраплениями сорняков наводила на мысли об огороде.
Или кладбище.
Небольшие холмики, в локоть или даже короче локтя, были аккуратно обложены разнокалиберными камушками. Никаких табличек, естественно, не было, но на нескольких «грядках» - или все же могилках? - я увидела изрядно потрепанные украшения, отчего по телу пробежала волна ледяных мурашек. Заржавевший гребень для волос, выцветшая блекло-голубая лента, завязанная бантом, нить чуть сколотых бусин.. .Физическая невозможность сказать что-то Ларсу действовала на меня как.. .веревка на всем теле. Я чувствовала себя связанной.
Ларс чуть вытянул руку - и земля на ближайшем холмике зашевелилась, поползла в стороны. А потом я увидела несколько высушенных мелких косточек, слишком маленьких, чтобы принадлежать даже ребенку. Скорее - маленькому зверьку, может быть, белке или.
В уши врезался тонкий пронзительный визг, отвратительный, гневный. Мои ноги чуть ли не по щиколотку провалились в сухую твердую землю, и я забилась, выбираясь из нее, бесполезно зажимая уши - визг, казалось, шел изнутри головы. А потом мы с Ларсом, который так же остервенело тряс головой, увидели прозрачную руку, медленно высовывающуюся из порушенного холмика, затем голову, женское тело в плаще с длинными, до колен, волосами. Призрак женщины даже не взглянул на нас, сел на землю, подвернув ноги. Пряди волос, как щупальца гигантского спрута, словно жили своей жизнью. Они подхватывали косточки, бережно укладывая их обратно, сметая землю, расставляя камни - в этот момент призрак был похож на играющего ребенка. На нас она будто и не смотрела вовсе, и мы, не сговариваясь, буквально отползли обратно, невольно стараясь даже наступать на свои прошлые следы.
Остаток дня прошел буднично и даже скучно, закат - багряный, роскошный, - висел над лесом и мы с Ларсом стояли у небольшого зарешеченного окна нашей комнаты и смотрели на него, томительно ожидая обещанного часа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Интересно, откуда взялись решетки на окнах»
«Чтобы адепты не выпрыгивали из окон?»
«Хм, вариант. Возможно, прецеденты уже были. Раньше решеток не было»
«Откуда ты знаешь?»
Мне вдруг стало.. .нехорошо. Неуютно.
