– Удачи! Мужайся!
Abrazo[74], обнимаю тебя, держись. После турне по Испании в Театре прижилось это слово. Даже среди мужчин: «Abrazo».
Да, иногда они спорили, ссорились, но вообще-то относились друг к другу с нежностью.
Постановщик вернулся в зал, но тут выяснилось, что нарядная лошадка уже не рысит. Спеклась за час, потраченный на звук. На сцене вместо скачущей каурки ветхая старушка без сил и вдохновения. И зачем, спрашивается, было расходовать столько энергии, препираясь из-за паршивой акустики?
Еще новость: Одетт вышла на сцену босая, в одних носках. Постановщик не смог скрыть изумления. Она ответила как ни в чем не бывало:
– Из зала моих ног не видно, а мне так гораздо удобнее.
Даниэль, фея артистической, рассказала потом на ушко постановщику, в чем тут дело: собираясь в Бретань, старушка по ошибке сунула в чемодан две белые теннисные туфли на правую ногу… На первой репетиции она, бедная, так и ходила, делая вид, будто все в порядке. Однако с тех пор ежедневно репетировала в носках.
– Неделю уж мучается, а ты только сейчас заметил! Все вы, мужчины, одинаковые.
Тут фея Даниэль смущенно прибавила, что она, само собой, не врач и в болезнях не разбирается, но, пожалуй, Одетт частенько все забывает и путает…
– Тебя это не беспокоит? Я вовсе не настаиваю, однако что, если у нее…
Даниэль не договорила. Есть слова, которые страшно произнести вслух.
* * *
И снова постановщик за рулем, снова везет Одетт в гостиницу после репетиции. День прошел без пользы, настроение скверное, ему захотелось ее немного развеселить, растопить лед. Он принялся рассказывать о своей любимой Бретани, о море, об островах, о нежарком солнце. Одетт не проявила ни малейшего интереса. Постановщик заговорил о бретонской музыке: ночной танцевальный марафон «festounoz», гавот, gwerz[75], Дан Ан Браз[76], Нолвенн Корбель[77], Анни Эбрель[78], Денез Прижан[79]… Никакой реакции. Перешел к собственным воспоминаниям: превкусные блины Мари-Элен, рыболовный порт Ромер, бретонский красочный карнавал «Les Gras»… Нет, звезда по-прежнему абсолютно равнодушна. Одетт, видно, не любит путешествовать. Ну и черт с ним, постановщик умолк.
По дороге им пришлось остановиться на заправочной станции, залить в бак бензин. Постановщик попросил владельца:
– Полный, пожалуйста.
– Полный-полный? – переспросил тот.
Говорил он в нос, сильно растягивая гласные. Постановщик не понял, что тот подразумевает под «полный-полный». Вежливо повторил свою просьбу. И вновь услышал тягучий гнусавый вопрос:
– Полный-полный?
Чтобы не выглядеть полным идиотом, кивнул, хотя смысла так и не уловил. Одетт встрепенулась, проснулась:
– Какой у него акцент, слышал? Он точно с юга!
На каменистом юге, где родилась Одетт, говорят иначе, но все южане все равно узнают друг друга. Опустив стекло, она высунулась наружу и поприветствовала владельца бензоколонки раскатистым звучным: «Здравствуй!» Он ответил ей не менее музыкально, тоже обрадовался землячке.
Постановщик вышел из машины и все-таки спросил, что означает странное определение «полный-полный». Владелец объяснил, что вместимость у баков разная, отличается на несколько литров.
Чтобы оплатить бензин банковской карточкой, пришлось зайти внутрь. И робко поинтересовался:
– Неужели у вас в машине сидит та самая Одетт, которая играет на аккордеоне? Я ее сразу узнал!
– Да, это Одетт.
– А можно попросить у нее автограф?
– Конечно! Одетт раздает автографы всем и всюду, никому не отказывает.
Хозяин тщательно вытер руки, выбрал лучшую ручку, снял со стены огромный календарь с изображением бензоколонки и побежал к Одетт. Постановщик наблюдал за ними издалека, стоя на пороге офиса. Стоило южанину с календарем и ручкой приблизиться, как звезда оживилась и засияла. Впервые за весь день на ее лице расцвела настоящая, искренняя улыбка…
Постановщик стоял слишком далеко, чтобы слышать их разговор. Для него это была немая сцена: Одетт нацарапала автограф на календаре, отдала его, снова забрала, приписала что-то еще. Хозяин бензоколонки прочел и засмеялся от удовольствия. Звезда тоже засмеялась и притянула его к себе. Он удостоился двух поцелуев.
Хозяин вернулся в офис весь красный от гордости и восхищения. Бензоколонку осенила звездная благодать.
– Спасибо вам! Спасибо большое!
Будто постановщик тоже к этому причастен. Растроганный хозяин попросил автограф и у нашего героя, видимо, потому что тот пропитался магией звезды, и получил корявую надпись: «Желаю полного-полного счастья!» Будем надеяться, владелец бензоколонки не почуял сарказма, что легкой тенью скользнул по его безоблачному небосводу.
Заодно постановщик украдкой прочел, что написала старушка: «Жорди с дружеским приветом, Одетт». Обычное заверение в дружбе, а ниже – специальная приписка для южанина-земляка: «Да здравствуют гасконцы!»
Они поехали дальше, Одетт продолжала радостно улыбаться. Пользуясь случаем, он вновь попытался ей рассказать о здешних местах, о Дуарнене, о рыбной ловле, о музее кораблей, о красных парусах, о лазурных далях, об Океане, о штиле и шторме.
Напрасно. Старушка уснула.
* * *
Три часа спустя постановщик сидел в ресторане вместе с Одетт и своими самыми дорогими людьми, Мартиной и Лионом.
После прекрасного вечера с торжественным спасением устриц его родные и Одетт старались видеться как можно чаще. Почему Лион охотнее проводит вечера с ней, а не с давними друзьями за видеоиграми и курением травки? Зачем фанату Бьёрк и «Radiohead» понадобилась Одетт? Его поколению вовсе не нужна старуха с аккордеоном, в гробу они видали танго, самбо и вальс. В гробу! Но дело в том, что Лион, как и многие другие, почти все на свете, благоговел перед знаменитостями. Появись перед ним королева красоты, известный богач, чемпион, президент, актер, телеведущий, он мгновенно выпал бы в осадок. Когда, еще подростком, Лион раздобыл автограф Эрика Кантона[80], то был беспредельно счастлив – сам играл в футбол и надеялся, что с такой реликвией станет на поле непобедимым. Когда на родительской свадьбе мэр крошечного городишки в предместье Парижа пожал ему руку, он был потрясен. Ему тогда исполнилось от силы шесть лет. Папа и мама умилялись: надо же, сын повесил их свадебную фотографию на стену у себя в комнате. Не знали, что главные тут не они, а мэр, положивший руку на плечо мальчика, осенивший его трехцветным шарфом, словно ангел крылом.
Та же история и с Одетт. Сын вращался вокруг звезды как верная ей планета лишь потому, что ему ласково улыбнулись, по-дружески взяли за руку вечером, когда спускались с устрицами к воде, подписали CD, певуче называли: «Ли-он».
Боже, сколько историй знала Одетт! Она говорила без умолку. О концертах, о Театре, где родилась, о конкурсе юных аккордеонистов, о продавце цветов в Кемпере, который сразу узнал ее и подарил ей розу… Сказания об Одетт от сказительницы Одетт. Басни об Одетт от баснословной Одетт. Яркий фейерверк, настоящий праздник. Сегодняшняя неудачная унылая репетиция забыта. Одетт сама по себе – воплощенный театр, а ему все никак не удается вывести ее на сцену… Постановщик-параноик не мог отделаться от этой ужасной мысли.
Он сидел с таким несчастным видом, что Одетт рассмеялась:
– Что с тобой? Волнуешься из-за спектакля? Не о чем горевать, все получится, вот увидишь.
Один из посетителей ресторана встал, подошел к их столику и попросил автограф. Он прервал Одетт на полуслове – нет-нет, ничего страшного, вы мне не помешали, слава – тоже часть моей жизни, – автограф мигом вплетен в повествование, звезда поцеловала поклонника, улыбнулась Лиону, взяла его за руку правой рукой. А левую через стол протянула папе-постановщику:
– Ну же, перестань изводиться по пустякам…
Звезда предложила мир. Разве можно ей отказать? Он взял руку и поцеловал ее. С нежностью и почтением.
– Мне не нравится мое имя. «Одетт» не годится для актрисы и музыкантши. «Евгения» куда красивее и мелодичнее. Когда я начала выступать, лучше бы назвалась «Евгения».
Мартина сказала, что к ее святой покровительнице, Жозефине, обращаются во время тяжких испытаний.
– Браво! Отлично! Станет худо, помолюсь твоей святой. И тебе сразу позвоню, договорились?
Обе дружно расхохотались. Императрицы составили заговор, святые великомученицы зажили душа в душу, два таланта – верующая католичка аккордеонистка и неверующая атеистка певица – выразили взаимное восхищение, школьницы-хулиганки, увенчанные бумажными коронами, затеяли новую шалость.
Звезда принялась пересказывать житие святой Евгении. Одетт, как всегда, говорила громко, так что люди за окрестными столиками тоже могли наслаждаться церковным преданием. Такой складный рассказ едва ли был импровизацией. Работа на публику, скажете вы? Поиск дешевой популярности? Вовсе нет, у Одетт это выходило само собой, естественно, и все ей с благодарностью внимали, людям не надоедало, а ей и подавно.
