Вечером после брюссельской сессии я как адъютант генерального инспектора получил телеграмму из боннского министерства иностранных дел, в которой сообщалось о правительственном кризисе в Бонне, вызванном отставкой Федерального канцлера Вилли Брандта. Я тут же передал телеграмму генеральному инспектору, который на это заметил, что это, собственно говоря, логичный и вполне ожидаемый им исход. Я предложил покинуть заседание и немедленно вылететь в Бонн. «Зачем?» — спросил генеральный инспектор и указал на то, что вообще-то в любой демократической стране отставка главы правительства — явление совершенно обычное. Я не отступал. «Отставка канцлера ни при каких обстоятельствах не может считаться обычным явлением, — сказал я и добавил: — Любой британский или американский начальник генерального штаба, господин адмирал, в такой ситуации незамедлительно вылетел бы в свою столицу и там предложил бы свои услуги». Это убедило адмирала. И он вылетел в Бонн. Мне же, его адъютанту, он сказал, причем с чуть насмешливой улыбкой: «Браво, Зулу». На сигнальном языке военно-морского флота это означает что-то вроде «Молодец. Отлично сработано»
Пользовавшийся огромной популярностью в войсках федеральный министр обороны Георг Лебер (июнь 1977 г.); на заднем плане — Харольд Вуст, генеральный инспектор бундесвера в 1976–1978 ггОтставка Вилли Брандта была политической сенсацией того времени, однако немецкая политика, сильно потрясенная этим событием, вскоре вернулась в норму. Но на это потребовалось определенное время. Утром после возвращения с заседания в Брюсселе, как всегда точно в 9.00, генеральный инспектор вошел в свой служебный кабинет. И как всегда, я поспешил помочь адмиралу снять шинель. Однако он, как всегда, оказался чуть быстрей меня и снял эту шинель, изготовленную из лучшего английского сукна, не прибегнув к моей помощи.
Теперь порядка ради необходимо отметить, что, предлагая свою помощь, я вовсе не выказывал какую-то особенную прыть. Так что адмирал имел достаточно много времени, чтобы не прибегать к ней. Адъютантов в немецкой армии за глаза называли «носильщиками папок» своего начальника, а еще — «кусачками для обрезывания сигар», и ни одним из них эти ярлыки не воспринимались как поощрение. Поэтому некоторые старались продемонстрировать обратное. Я относился к этой теме чуть более дифференцированно. Адъютант — первый помощник своего шефа. Его совет всегда очень востребован и желанен.
Адмирал сел за свой письменный стол и бросил короткий взгляд на принесенные мной бумаги. «У нас новый министр», — доложил я. «Ну да, конечно, по фамилии Лебер, этого можно было ожидать», — отреагировал адмирал. «Я думаю, нужно предложить министру свои услуги», — выразил я свою точку зрения. «В каком смысле?» — спросил адмирал. «Ну, министр Лебер во Вторую мировую, конечно, служил в армии, был, кажется, фельдфебелем, но он, например, наверняка не знает современных тонкостей порядка проведения военных торжеств, установленного в бундесвере. Ну и естественно, нуждается в консультациях». Про предыдущего министра обороны Хельмута Шмидта было известно, что он, выслушав рапорт офицера, не удосуживался в качестве приветствия построенному подразделению произнести даже «Доброе утро», хотя господа из протокольного отдела из раза в раз рекомендовали ему не забыть это сделать. Поэтому в эру Шмидта на боннском Хардтберге ни разу не слышали гула проносящегося над площадью эха от бодрого «Доброе утро, господин министр!», вырывающегося из многих солдатских глоток. Ганзеец не любил таких сцен, они казались ему слишком интимными, а он всегда предпочитал дистанцию. Ну, чем бы это ни объяснялось, Георгу Леберу придется вести себя иначе, чем это делал Хельмут Шмидт.
И потом, естественно, существовали ведь еще и другие вещи, которые обязан был знать и правильно исполнять при церемонии передачи полномочий министр обороны. «В частности, — подсказал я, — нужно составить ему речь по случаю вступления в должность или хотя бы представить проект». «Ну хорошо, — сказал генеральный инспектор, — тогда, значит, предложите свои услуги, господин полковник!» И я отправился в министерство почты и связи, чтобы предложить свои услуги министру Леберу. Там уже ожидал приема какой-то армейский подполковник, который, как мне показалось, был радостно возбужден, потому что знал министра по встречам в одном и том же избирательном округе и, видно, не считал пустым делом лично в срочном порядке поздравить его с новой должностью, чтобы таким образом предложить себя в качестве кандидата на какой-нибудь высокий пост. Он, как я позднее узнал, состоял в той же партии, что и министр.
Секретарша министра открыла дверь в кабинет министра, и мне, к моему удивлению, было позволено пройти внутрь, тогда как дожидавшийся приема товарищ подполковник остался пока сидеть в холле. Ему велено было ждать. Министр Лебер стоял перед письменным столом и беседовал со своим преемником Лауритцем Лауритценом, обсуждая какой-то явно очень серьезный вопрос. После того как я доложил о цели своего прихода, Георг Лебер поблагодарил за предложение услуг, сказав, однако, что у него совсем нет времени, и спросил, не могу ли я в воскресенье приехать к нему домой на Таунус. Там, дескать, у нас будет достаточно времени. Таковы обстоятельства, приведшие к тому, что в воскресенье я отправился к министру Леберу с проектом речи в деловой папке по случаю его вступления в должность и, таким образом, предложил свои услуги.
Стояла прекрасная погода. Солнце перевалило за зенит. Министр провел меня по своему дому и показал свой красивый сад с очень большим бассейном в центре. Все было чрезвычайно ухожено и великолепно спланировано. Вилла находилась на невысоком пригорке с дивным видом на ослепительно зеленый луг у южною подножия Таунуса. Взгляд бежал над холмами и фруктовыми садами и терялся вдали. На горизонте можно было не столько увидеть, сколько угадать контуры франкфуртских высоток. Да, министр облюбовал там для своего «частного командного наблюдательного пункта» по-настоящему красивый уголок. Правда, позднее он подыскал себе, видимо, еще более привлекательное место в предгорье Альп.
Госпожа Лебер уже накрыла кофейный столик, оставалось только подождать, когда подадут напитки. Вскоре мы сидели за чаем, кофе и вкусной выпечкой. А министр, который вроде бы располагал теперь большим количеством времени, рассказывал о своем последнем визите в Советский Союз, во время которого он успел побывать не только в Москве, но и в Ленинграде. С одной стороны, русские, сообщил министр, были весьма дружелюбны, а с другой, когда считали это уместным, довольно искусно держали дистанцию. Георгу Леберу при подготовке визита в Бонн сообщили о том, что у русских в их собраниях произведений искусства есть определенное число выдающихся картин Пикассо, которые, однако, никогда не выставлялись. Нет, Пикассо у них нет, сказали русские в ответ на желание министра получить разрешение увидеть хотя бы некоторую часть произведений Пикассо, хранящихся в запасниках. Однако, как это за ним водилось, Георг Лебер и не думал отступать. Кончилось тем, что его провели в кремлевское подвальное помещение с арочным потолком и показали «советские» работы Пикассо. Таких картин, по утверждению Лебера, там было довольно много.
Русские, между прочим, как он рассказал потом, дали ему с собой несколько пачек сигарет. Я проявил интерес. «Ну вот, — сказал я, — надеюсь, вам дали не только папиросы из махорочного табака». «Мне незнакомы русские сигареты, — сказал министр и спросил: — А какие же сигареты у русских хорошие?» После этих слов он достал из книжного шкафа несколько пачек сигарет. Это были обычные русские сигареты, которые могли бы любому курильщику западного мира испортить язык и напрочь отбить ему вкусовые ощущения. «Стоп, — сказал я, — вот пачка «Казбека», это и лучшие, и самые дорогие русские сигареты из тех, какие я знаю».
Георг Лебер взял пачку, внимательно посмотрел на нее, понюхал, потом вложил ее мне в руку со словами: «Берите! Дарю ее вам».
Когда убрали посуду, госпожа Лебер взяла со стола подаренную мне пачку «Казбека» и положила ее обратно в книжный шкаф. «Нет-нет! — воскликнул Георг Лебер. — Пачка принадлежит господину полковнику!» И передал ее мне.
Почти сразу после этого мы перешли к обсуждению сугубо служебных дел. Внимательно прочитав проект речи по случаю своего вступления в должность, который я привез ему на его виллу в Таунусе, Георг Лебер взглянул на меня, слегка улыбнулся и, подытоживая прочитанное, сказал, что его, похоже, хотят оградить от политических нападок.
«Ну, — остерег его я, — господин министр, какой резон вам уже при вступлении в должность давать повод подвергнуть себя обструкции со стороны ваших молодых «соци»?»
