— Ну, этот ящик у нас вообще…
Сама я стараюсь этим ящиком не пользоваться. Ярко-красный, похожий на старинную копилку для монет, со стороны он выглядит даже приветливо. Но увы! Письма из него вынимают только дважды в день — с утра и после обеда, и этого, конечно же, недостаточно. Поэтому ничего, кроме деловой переписки, я туда обычно не опускаю. Важные послания и все, что касается заказов, я отправляю с почтамта у центрального вокзала. Даже Наставница всегда говорила, что так оно и быстрее, и надежнее.
В десятый раз оглянувшись на почтовый ящик за окошком, женщина уперлась взглядом в часики на руке.
— Ох… Ну все… Дальше я ждать уже не могу!
Казалось, еще секунда — и она разрыдается в голос.
— Умоляю! Я понимаю, как неприлично просить о таком постороннего человека! Но вы не могли бы дождаться почтальона и отменить отправку этого письма?
Она выпалила все это на одном дыхании и тут же согнулась в поклоне. Явно готовая, если нужно, валяться у меня в ногах.
Что ж, похоже, в том письме и правда было за что стыдиться. Но мне показалось, я понимаю ее отчаяние. Чего только в жизни не бывает. Кто-то после жуткой ссоры отошлет близкому человеку известие о том, что между ними все кончено, а потом успокоится и кусает локти, ведь на самом деле не желает расставаться. А кто-то отправит деловое письмо и вдруг с ужасом понимает, что о самом-то главном написать и забыл… Как бы там ни было, этой женщине, судя по ее глазам, не до шуток.
Хотя беспокоиться ей, в общем-то, не о чем. Насчет того, как вернуть уже отправленное письмо, существуют стандартные правила. Ситуации вроде этой случаются редко, но неизбежно. Все-таки почта — не такая уж бессердечная система, чтобы у только что отправленного письма не было дороги назад.
В этом же случае письмо, скорее всего, из ящика еще не забрали. А если так, то и вернуть его совсем не сложно.
— Да не вопрос… Из-за этой погоды все равно заняться нечем! — ответила я.
Мне хотелось хоть немного успокоить ее. Не зря ведь говорят, что даже случайные встречи связывают судьбы. Да и по сравнению с тем, как это жизненно важно для нее, оказать ей такую услугу — сущий пустяк. Тем более что и почтовый ящик расположен прямо напротив — буквально у меня перед носом.
Достав из ящика стола ручку с блокнотом, я попросила женщину написать свое имя и координаты. А также имя и адрес письма, которое нужно изъять. Ну и на всякий случай — как оно выглядит.
Закончив писать, женщина немного успокоилась и рассказала мне о своих злоключениях подробнее.
— Отец при смерти, — сообщила она. — Мне велено срочно ехать к родителям. Если опоздаю на вечерний самолет, могу уже не успеть…
«Разве самолеты летают в такую погоду?» — чуть не выпалила я, но прикусила язык. А вместо этого пообещала, глядя ей прямо в глаза:
— Ваше письмо обязательно вернется, не беспокойтесь!
Судя по тому, что она написала, звали ее Хо́ко. Совершенно неяпонское имечко[48]. А фамилию я даже прочесть не смогла. Иероглиф как будто похож на «лавровое дерево». Но на каком языке? Чтобы не гадать, я про себя окрестила эту женщину Лаврушкой. Но задерживать ее дальше было нельзя. Я заставила себя выгнать Лаврушку обратно под дождь, и она, перепрыгивая через лужи, помчалась на свой самолет.
Дожидаясь почтальона, я села на втором этаже у окна и уставилась в пелену дождя за стеклом.
Дождь хлестал все безумнее. Густые ветви камелии, обычно почти недвижные, подрагивали, как на пружинах. Хорошо, хотя бы госпожа Барбара не участвует в этом кошмаре, подумала я. Сейчас она путешествует с бойфрендом по Европе…
Ближе к вечеру дождь перестал. За окном растекся не виданный доселе закат — розово-черный, в таких угрюмых оттенках, будто небеса объявляли о наступающем конце света.
И снаружи, и в доме резко похолодало. Но закат, несмотря на угрюмость, все же был нереально красив.
И тут наконец к почтовому ящику подрулил такой же красный мотоцикл.
Сбежав по лестнице вниз, я выскочила на улицу. И, точно заправский спринтер, понеслась к почтовому ящику, во все горло крича:
— Подожди-и-те-е!
Наконец я добежала до почтальона и, не успев отдышаться, принялась объяснять ему ситуацию. А чтобы не затягивать разговор, сказала, что письмо и написала, и отправила я сама.
Почтальон, по счастью, оказался приветлив и сообразителен. Сегодня он обнаружил в ящике одно-единственное письмо — с Лаврушкиным именем на конверте. Которое тут же без лишних вопросов мне и отдал.
Имя адресата на конверте было мужское. Иероглифы, нацарапанные шариковой ручкой, местами расплылись. От дождя? Или от чего-то еще?
Случайно ли Лаврушка заскочила в «Канцтовары Цубаки»? Или знала об этом месте заранее? И решила, что, раз дело касается писем, ей как-то помогут именно здесь?
Или это каприз Судьбы? Судя по обратному адресу на конверте, сама она живет в Дзу́си, за пару станций от меня. Но с какого перепугу женщине из пригорода тащиться под ураганным ливнем в Камакуру, чтобы бросить письмо именно в этот почтовый ящик?
Сплошные загадки. Несмотря на которые ясно одно: Лаврушка сделала все возможное, чтобы ее письмо не доставили адресату, и в результате это письмо — у меня в руках. Сообщить бы ей об этом поскорее…
В прояснившемся небе порхали стрекозы — их стеклянные крылышки казались пунцовыми от заката. У подножия фумидзуки я заметила опрокинутую ветром чашечку для подношений. Я подобрала ее, отнесла в дом, отмыла от грязи и листьев. Наполнив свежей водой, водрузила обратно на ритуальную полочку. И тут заметила, как буйно распустились ликорисы: красные и белые лучики их лепестков заполонили весь угол сада.
На пятый день после атаки тайфуна госпожа Барбара вернулась из своего заморского путешествия. И уже ближе к вечеру заглянула в «Канцтовары Цубаки».
— Поппо-тян? А вот и я!
— С возвращением! — Услышав ее голос, я чуть не подпрыгнула от радости. — Ну, как съездили?
Загар к ее бледной коже, похоже, все-таки приставал.
— Великолепно! После Парижа решили смотаться еще и в Марокко. Бесподобное место. Так и осталась бы там на всю оставшуюся жизнь!
— Да что вы? Очень рада за вас!
О том, что поездка удалась, было видно по ней и без слов.
— А это тебе подарок! — объявила она и вручила мне элегантный бумажный пакет с какими-то флакончиками.
— Здесь аргановое масло и розовая вода! С маслом получаются изумительные салаты. А розовой водой протирают кожу.
— Ох, как здорово!
У меня как раз заканчивался последний лосьон.
— Представь себе, аргановое масло изготавливают только там, и больше нигде на свете. Настоящая драгоценность!
Она откупорила флакончик, и в воздухе приятно запахло кунжутом.
— Представь себе, его тоже втирают в кожу.
— Спасибо огромное…
И тут — пока я рассыпа́лась в поклонах и благодарностях — откуда ни возьмись появилась Лаврушка.
К моему удивлению, госпожа Барбара среагировала на это первой.
— О? Привет, Па́нти! — воскликнула она.
Панти?[49] Значит, у этой «Лаврушки» еще и кличка «Детские Трусики»? С ума сойти. Но каким тайфуном ее занесло сюда снова? И откуда ее знает госпожа Барбара?
— Я у вас в школе преподаю, — пояснила она, заметив мое удивление. — Имя — Ханко, профессия — teacher. Вот дети и сократили сначала в «Хан-ти», а потом и в «Пан-ти». Ужасно, правда? Всякий раз краснеть приходится! Но что поделаешь! Тем более что сама я обожаю пан-багеты. С чаем! Вот и терплю. Но те, кто не в курсе, здорово удивляются…
Так вот почему на ней школьный спортивный костюм, сообразила я. От местной школы досюда — пять минут пешком. Неудивительно, что госпожа Барбара знает, как эту учительницу дразнят дети.
— А я забежала поблагодарить за помощь с письмом! Вы меня просто спасли… — прощебетала Лаврушка по прозвищу Панти. И поклонилась мне чуть ли не в пояс.
