мнением семьи. Так и не выбрал ничего, кроме убийственной дозы снотворного.
Персонажи Гоувинда страдали в решётках древних табу. Страдал в них и сам Гоувинд, в каждом сюжете он прятал себя и Мукту. Но люди узнавали истории, которые роятся повсюду, прячутся в сотах комнат. В них видел свою печаль паренёк-мигрант горного Уттаракханда, полюбивший однокурсницу из Южной Индии. Молодые мужчины в ожидании конца медленной селекции невесты видели своё желание. Матери и отцы – свои мелодрамы. Дяди и братья – личный боевик на вокзале, когда треск рвущейся одежды заглушает уходящий поезд, из которого только что вытащили влюблённых беглецов. Люди хотели быть записанными и рассказанными. Тысячи любовников, разлучённых во имя чистоты рода, тайно просили поведать о них, чтоб умерить свою боль.
В парке
Я не перестаю таскать
Иллюзорную сеть увлечений.
НИРЕНДРАНАТ ЧАКРАБОРТИ, «ГЕМЛАТА»
Мукта, как водяная змейка, скользит в мутном потоке улиц. Женщины её возраста, а ей уже тридцать три, незамужние, бездетные, считаются странными везде, кроме среды актёров. Как безобидная змейка в тростнике, она проплывает через вереницу мнений. Как в воде, ей хорошо среди театральных друзей. И, как на берегу, ей сложно с другими, далёкими от сцены людьми. Но вы не догадаетесь об этом – она ладит со всеми. Белокожая делийка с огромными влажными глазами, грациозная и лёгкая, немного смешная, как нарисованная героиня мультфильма. На неё приятно посмотреть.
Она, как многие сикхи, покупает нищим еду, хотя бы стакан чая или лепёшку роти. Гоувинд ворчит на неё за это: «Хватит подавать этим парням!» Она, как истинная пенджабка[20], может вдруг разозлиться, наброситься с кулаками на обидчика, бить его сумкой до полного поражения, даже если он мужчина и гораздо сильней её.
Она видит Гоувинда у ворот. Они не касаются друг друга на людях. Просто вместе заходят в парк – островок, сдавленный со всех сторон домами и дорогами. Тётушка в шальваркамизе и кроссовках бежит перед ними по дорожке.
Они мечтают о больших ролях, крупных заказах, которые сделали бы их наконец независимыми от семей. Тогда они соединили бы свои жизни перед лицом этой страны, где люди разных религий и каст не должны быть вместе. Но с кем ещё на этой земле им будет так спокойно, как в парке среди безумия улиц? Кто ещё поймёт сложную хрустальную конструкцию, которая выстраивается в душе, колет, мучает, радует и сверкает?
О, Лорд Шива, они снова обсуждают политику, квоты-ааркшан и коррупцию. Им никогда не надоест говорить об этих проблемах. Кроме того, такие темы неизбежно приводят к их любимому предмету – иммиграции в Америку, мечтам уехать из страны с великолепным портфолио. Высокий Гоувинд и маленькая Мукта страстно нарезают круги по саду, ускоряясь, горячо жестикулируют, наслаждаются разговором. Обгоняют тётушку в кроссовках. Они уже чувствуют себя звёздами великого кино.
Но это по-прежнему два никому не известных актёра в крошечном парке с вытоптанной любителями крикета травой. Дома их жалеют, как детей, которые плохо развиваются умственно. Надо отдать должное семье Гоувинда, они ищут возможность помочь вечному отроку на его невнятном пути.
Азиф
Я планирую соблазнения, шедевры, битвы.
Громкоговорители орут в меня.
ДЕЛИП ЧИТРЕ, «ВИД ИЗ ЧИНЧПОКЛИ»
Некому помочь Азифу с тёмной стороны луны. Он помощи и не ждёт. Многим нравится вольная обстановка квартиры на последнем этаже Дворца Ашриты. Особенно местным, которые приходят отдохнуть от больших семей. Но коричневые ноги, скрещенные на узорной простыне Марии, прошли через улицы прежде всего ради Азифа. Они смотрят на его лицо в зарослях щетины, ловят его загадочные улыбки. Он ангел их ночей, агент театрального мира.
Азиф рано понял, что не силён в преображении, хотя ему неплохо удавались роли в масках или с закрашенным белилами лицом. Играя такие роли, он словно давал власть маске, а сам отступал. Для него не было секретом, что как артист он слаб, а главный его талант – сводить людей. В нём живёт и жаждет золотоискатель на приисках связей, игрок в рулетку переговоров.
Азиф сумел познакомиться кое с кем в театре Притхви[21], кое с кем, кто знает кое-кого, приближённого к знаменитым династиям. Ему были известны некоторые молодые безрассудные режиссёры, достаточно богатые, заскучавшие в семьях политиков и снимающие странное кино с долгими сценами молчания. У него в приятелях завелось несколько средненьких продюсеров и кастинг-директоров ниже среднего, щепотка рядовых менеджеров индустрии.
От них тянутся ниточки знакомств, оплетают киностудии, как паутинка дерево баньян. По этим ниточкам, если иметь деньги и карабкаться достаточно осторожно, можно добраться до тех, кто живёт в белых апартаментах в районе Джуу, в поднебесье Маллабар Хилла, к тем, кого встречают восторженные толпы на набережной Бенд-стенд променад.
Мои сироты взбираются по паутине. По пути многие осыпаются и разбиваются вдребезги. Другие цепляются мёртвой хваткой в одном месте, но оно рвётся. Они раскачиваются по бешеной амплитуде. Иные добираются до крепких веток, но индустрия перерабатывает их, высасывает и бросает вниз, как кожицу съеденного насекомого.
Азиф помогает тем, кому есть чем платить, но они не знают, в чьи руки и как верно передать многолетние семейные сбережения. Он доставляет бакшиш, берёт комиссию, следующий передаёт бакшиш по цепочке, забирая свою долю, и так дальше. От взятки остаётся ещё довольно крупный обмылок. Теперь талантливое дитя может выступить на фестивале искусств с народной песенкой, сняться в трёх сериях в роли слуги героини, которую вожделеет вся страна, получить ботинком в массовке драки от парня, чьи портреты вырезают из газет девчонки.
– На дереве, на которое нельзя залезть, всегда зреют самые сочные плоды, – приговаривает Азиф. – Кто подсадит вас на это дерево? Конечно, мистер Мухаммед Азиф.
Никто из друзей не представляет, сколько он зарабатывает. Азиф бережно откладывает свои проценты и ведёт неприкаянную актёрскую жизнь – так проще находить клиентов…
Пока Амир смеётся с гостями, как заботливый папочка, Азиф разглядывает Марию. Она оторопело смотрит на гостей из своего угла на краю матраса. Ничего она не понимает в потоке звуков. Просто видит лица: одно, другое, третье. Смуглые лица с белыми зубами сначала казались ей похожими, теперь нет, стало ясно – они разные, каждое – неповторимый слепок природы. Мария смотрит, пока её не обжигают чёрные бархатные глаза. Она опускает голову, встаёт и выходит на балкон.
