— Ладно. Послезавтра встретимся, — улыбка осыпалась с ее смазливого личика. — И помните: никому ни слова. Иначе у вас будут проблемы. До свидания.
По пути наверх я думала, что больших проблем у меня уже быть не может. Но я ошибалась.
* * *Домой я вернулась позже обычного. Глеб отлип от монитора компьютера, мельком глянул на меня и бросил, как подачку, невнятное «Привет». На такой прогрессивный способ налаживания отношений я ответила таким же вялым приветствием.
— Где ты была?
Этот вопрос меня несколько удивил. Вернее, не сам вопрос, а вообще его наличие. Мы уже давно не разговаривали, лишь изредка перебрасывались односложными мычаниями. А тут – целая заинтересованность!
— На работе, — ответила я, даже не задумываясь.
— Я заезжал за тобой, мне сказали, что ты уехала куда-то с шефом. Твой телефон не отвечал. Может, придумаешь другую версию?
Ну вот, я думала, он хочет помириться, а получилось – всего лишь ищет новый повод поскандалить.
— Зачем ты заезжал?
— По пути, хотел тебя забрать. А тут – облом. Упорхнула женушка и на звонки не отвечает.
— Глеб, не ехидничай. Мы с Феликсом уезжали по работе…
— Куда?
Я чуть не проболталась, едва успела сдержаться. Ни ему, никому другому нельзя говорить, где я была. Тем более, что Глеб из профессионального любопытства наверняка начал бы выпытывать, как выглядит Центр евгеники, что я там видела, с кем встречалась и по какому поводу.
— Были в филиале.
— Почему на звонки не отвечала?
— Забыла телефон в машине. И хватит терзать меня! — я закипала. У меня не было ни сил, ни желания оправдываться. Хотелось побыстрее принять душ и остаться наедине со своими мыслями.
— Это кто кого терзает! – Глеб, как реактивный двигатель, набирал обороты. Наверняка, он уже придумал, как и к чему заведет наш разговор, подготовил набор новых колкостей и оскорблений.
— Мы живем, как на разных планетах! Ты шляешься неизвестно где, неизвестно с кем, — возмущался Глеб, — тебя вообще не волнует, что происходит со мной!
— А тебя?
— Что меня?
— Тебя волнует, что происходит со мной?
— Не передергивай!
Я отвернулась и начала переодеваться. Глеб кричал, что не понимает моего поведения, что жутко обижен и зол. Он вопил, что у нас до сих пор нет детей, а заклятый друг уже получил разрешение от Комиссии по евгенике и намерен обскакать на пути к новому, заветному повышению.
— Неужели до тебя не доходит, моя жизнь – коту под хвост! Я уже почти двадцать лет отпахал рядовым журналистом. Мне надоело!
Впервые в жизни я увидела мужа таким: как обиженный ребенок, он морщил лоб и хлопал глазами, будто вот-вот заплачет. На мгновение мне даже стало жаль его. Я прекрасно понимала, что такое работать много лет в одном и том же кабинете, видеть опостылевшие лица, подчиняться самодуру-главнюку десятилетиями. И все же… при чем здесь я?
— Прекрати, пожалуйста. Наша ссора бесполезна. Я сейчас просто уйду, и каждый опять останется при своем мнении. Хватит уже.
Глеб опустил голову и замолчал.
— Сейчас я схожу к маме, отнесу ужин. А потом, если захочешь, мы с тобой поговорим. Ладно?
В ответ — тишина. Глеб шлепнулся в кресло и, поджав губы, снова уткнулся в монитор компьютера.
Еле волоча ноги от усталости, я отправилась в подвал. Мама сидела в кресле и, наверное, в тысячный раз рассматривала альбом со старыми семейными фотографиями.
— Привет! Ты как? – я поставила ужин на прикроватный столик.
— Нормально. Только голова болит немного, — ответила мама и отложила альбом в сторону. — Я уже испереживалась. На работе задержалась?
— Да. Так получилось.
Пока мама ужинала, я взяла альбом и вспомнила про видеодосье, собранное на меня в Центре евгеники.
— Мам, ты кому-нибудь фотографии наши давала?
— Кому я могла дать?
Действительно, глупо спрашивать об этом человека, который в последний раз видел солнечный свет лет -дцать назад.
— А что?
— Да так, ничего. Просто сегодня я видела снимки, о которых даже не знала.
— Где видела? – удивилась мама.
— Ладно. Не важно.
Мама нахмурилась, но расспрашивать дальше не стала. И хорошо.
Меня мучил еще один вопрос: почему она никогда не говорила, что мой дед был одним из разработчиков процедуры нановкрапления? Задать этот вопрос прямо я не решалась. Если она скрывает что-то, никогда не признается. Такой характер. А мой допрос может вызвать ответную волну и придется рассказать, откуда мне все это известно. Я решила молчать. Пока.
Послышался звук открывающегося люка. Мы, как тараканы, тут же затихли. В подвал, как шаровая молния, с треском закатился Глеб. Застыв в проходе, он метал бешеный взгляд то в меня, то в маму. Взъерошенные волосы, сжатые кулаки, налитые кровью глаза… на мгновение мне показалось, что он сейчас убьет нас обоих, и я даже не успею узнать, за что.
— Сука! – просвистел он сквозь зубы. – Сука!
Глеб размахнулся и чем-то швырнул в меня. Я успела закрыть лицо. Рука заныла от боли.
— Анечка! Глеб не надо! – закричала мама и бросилась ко мне.
Я открыла лицо и посмотрела, чем он запустил в меня. Возле кресла валялась баночка с противозачаточными таблетками.
Глеб быстрыми шагами пересек комнату, схватил меня за ушибленную руку и выкрутил так, что я, как марионетка, заплясала на цыпочках.
— А теперь слушай меня внимательно, сука! Даю тебе месяц. Если ты снова надуешь меня, клянусь, сразу же сдам и тебя, и твою мамашу! — Глеб дышал мне прямо в лицо. От боли и страха у меня хлынули слезы.
— Глебушка, не надо! Пусти! – мама пыталась разжать его пальцы, впившиеся в мою руку.
— Поняла? – он выкрутил мою руку еще сильнее.
Я взвыла от боли.
— Ты меня поняла или нет? Отвечай, гадина!
— Поняла!
Глеб оттолкнул меня и подошел к люку.
— Помни, что я тебе сказал! — прошипел он и поднялся наверх.
Я тут же бросилась за ним и заперла люк. Мама дрожала и всхлипывала.
— Анечка, что случилось? Что с ним?
Стараясь унять наступающую истерику, я подняла баночку с таблетками.
— Что это?
— Противозачаточные.
— Откуда?
Я промолчала. Какая теперь разница. Но как Глеб нашел их? Я каждый раз принимала их тайком и потом прятала. Неужели он рылся в моих вещах? Или, может, стал подозревать меня в обмане и каким-то образом проследил?
Но это уже не имело значения. Он нашел таблетки, решил шантажировать меня и выбрал удобного заложника – маму. Я не сомневалась, что он так и сделает – настучит в спецотдел. Только что он имел в виду, когда сказал «даю тебе месяц»? Неужели он думает, что я теперь лягу с ним в постель? Да и какое значение имеют эти таблетки, если мы уже давно не переносим друг друга?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
