Володя занимался ремонтом и модернизацией водяных молотов, изготовлением оригинальных штампов, приносивших ощутимую пользу производству. Если в прошлом году завод поставил полтораста тысяч пудов железных полуфабрикатов, от простых поковок, до листового и кровельного железа, нынче производительность выросла в полтора раза. За зиму почти весь запас руды и привезённого по Каме чугуна отработали, теперь добирали остатки со складов, в ожидании ледохода. Первые поступления руды будут с половодьем, Алимов уже отправил на Гороблагодатские заводы, поставлявшие руду и чугун, запрос об увеличении поставок. Мы с Володей не забывали и своих интересов, обговаривая заранее необходимые объёмы для ружейного производства. Постоянно экспериментируя над удешевлением ружейных гильз, Вова изготовил пару прокатных станков от водяных приводов для катания медного и железного листа до трёх десятых миллиметра толщиной. Ширина таких листов, правда, не превышала аршина, чего вполне хватало для изготовления патронных гильз и капсюлей. Управляющий, удивлённо поинтересовавшийся возможностью применения таких тонких листов, был успокоен, что для ружейного завода мы закупим любое разумное количество, по разумной, опять же, цене.
В предчувствии изменения нашего статуса с наёмных рабочих на владельцев завода, отношение среди жителей посёлка к нам заметно менялось. Тот же Сергей Николаевич ежемесячно приглашал нас к себе в дом, знакомил с приезжавшими купцами и заводчиками. Мы довольно доходчиво объяснили управляющему, что основным поставщиком металла и деталей для ружейного завода видим Прикамский завод, что может заметно обогатить Алимова и увеличить прибыли завода. После ежемесячных молебнов, оплаченных деньгами и весомыми вырезками лосятины, отец Никодим с матушкой также прониклись к нам добрыми чувствами. Городовой не проявлял особых пристрастий, вполне удовлетворённый подарками. Поручик Жданов, как любой офицер, умеющий и любящий пострелять, регулярно выезжал с нами на охоту. Доктор с интересом обсуждал нашу точку зрения на болезни и медицину вообще, тоже не упускал случая встретиться с нами. Так, что званые обеды в доме управляющего стали практически обязательными для нас.
В одно из посещений дома на Господской улице Владимир удивил избранное общество заводского посёлка, приглашённое на обед управляющим. Небольшая кампания, состоявшая из главного инженера, поручика, командовавшего взводом заводской охраны, городового, доктора, единственного на сто вёрст вокруг, священника одной пока церкви, с супругами, у кого они были, практически еженедельно собиралась в казённом доме управляющего, самом большом здании посёлка. Все они воспринимали службу в Прикамске возможным трамплином для удачной карьеры, потому искренне интересовались заводскими делами, вполне заслуженно считая прибыльную работу завода главной своей задачей. К тому обеду Алимов приурочил показ недавнего своего приобретения — пианолы, выписанной вместе с самоучителем для двух своих дочерей, четырнадцати и шестнадцати лет. Пока девушки смогли показать лишь пару сыгранных гамм, зато Владимир с некоторой заминкой сыграл три прелестных мелодии, после чего спел несколько песен, пояснив, что написал их некий Макаревич. Лучшего способа завоевать сердце управляющего, и без того, довольного придумками обоих немцев, Вовка отыскать не мог. Гости знали, как близко к сердцу воспринимал Сергей Николаевич судьбы своих дочерей, о чём не преминул заметить в курительной комнате поручик Жданов новоявленному музыканту.
— Однако, Владимир Анатольевич, Вы рискуете оказаться в зятьях у нашего хозяина, — прикурив трубку, повернулся он к собеседнику, — или это часть Вашего далеко рассчитанного плана?
— Побойтесь бога, батенька, — закрылся рукой обескураженный Владимир, — мне скоро сорок лет стукнет, мы почти ровесники с Сергеем Николаевичем. Нет, портить судьбу юной девушки неравным браком, увольте. Да и положение в обществе моё оставляет желать лучшего, так, что даже не шутите в этом направлении. Подобными измышлениями мы может оскорбить нашего хозяина, и, — он улыбнулся, — я никогда не получу возможности вспомнить молодость, поиграв на пианоле.
Этот разговор молодой поручик, видимо, передал своим знакомым, потому, что вскоре о нём знали все жители посёлка, начавшие гордиться немцами. Всё же, обычные работяги, а утёрли нос барину-управляющему, знай наших. На фоне таких слухов происки местных вдовушек и родителей девиц на выданье резко активизировались в отношении нас обоих. Спасала нас почти круглосуточная занятость и присутствие в домах помощников, при которых гостям было трудно начать разговоры о женитьбе. Трижды приходили к нам в гости отцы девиц на выданье, под мелкими предлогами, ужинали и пили чай, но, так и не решались завести серьёзные разговоры. Видимо, играла не последнюю роль, наша спартанская и откровенно бедная обстановка в избушках. Поговорив о погоде и видах на урожай, гости уходили, не рискнув говорить о браке с таким не хозяйственным немцем. Хоть и мастер, а деньги в трубу выпускает, такой и семью не прокормит, лишь опозорит родню.
К Пасхе вернулся Лушников из столицы, выбив-таки разрешение на собственное оружейное производство в Сарапульском уезде. Он нашёл в Питере нашего Никиту и привёз от него письмо, с приятными известиями. Наш друг устроился секретарём графа Кирилы Григорьевича Разумовского, покровителя Академии Наук, человека, приближённого к императрице. Подробности в письме Никита не давал, но, упоминал, что скоро может приехать, в составе той самой инспекции, направлявшейся для изучения нашей пушки. Такие новости радовали, более того, наше сообщение о скором приезде инспекторов поразило управляющего, повышая наш имидж в его глазах. Настолько, что Алимов придал нам рабочих и пару санных упряжек для работ по производству пироксилина. До этой поры порох мы производили в небольших количествах, руками наших учеников и своими. В ожидании инспекции управляющий расщедрился, намереваясь приготовить для испытания не менее сотни выстрелов нашим пушкам. Несмотря на помощь, сам процесс химических реакций при производстве пороха, знали мы трое и Валентина. Остальные парни, привлекаемые к работам, занимались исключительно вываркой целлюлозы, поддержанием огня и прочим неквалифицированным трудом.
Вернувшийся Лушников развил кипучую деятельность по строительству оружейного завода и не только. Этот полный светловолосый мужчина с окладистой русой бородой, оказался очень интересным человеком. В своей общительности превосходил, пожалуй, нашего Никиту, проявляя чудеса коммуникабельности, но, без занудности и приставания. Акинфий Кузьмич оказался знатоком прибауток и поговорок, густо пересыпая ими свою речь. Вопреки нашему мнению о богатых купцах, он чаще улыбался, чем мы трое вместе взятые, практически, по рекомендациям Дейла Карнеги. Узнав, что Володя умеет играть на пианоле, уговорил его заниматься со своей старшей дочерью Катериной, вполне симпатичной девицей на выданье, за месяц купил в Казани и привёз ей пианолу. Катерина, подобно отцу, разрушала все стереотипы купчихи, этакая худенькая шустрая девушка, хохотушка и затейница. Первым же делом, после знакомства с Володей, она организовала наш выезд в свою родную деревню Бугры, на полпути между Прикамском и Сарапулом.
Добрались туда мы под утро воскресенья, на специально нанятых подводах, отправившись в путь с вечера. Там, в родовом доме, Акинфий Кузьмич, устроил фуршет по-староверски. Мы не задумывались, что наш компаньон старовер, оказывается, почти всю торговлю по Каме держали староверы, впрочем, как и по другим рекам России. В его деревенском доме накрыли длинные столы, к которым степенно подходили соседи с семьями, приехали два купца из Сарапула, также с жёнами и детьми. В нашем прошлом староверы, даже нарочито крестившиеся двумя перстами, были безнадёжно испорчены советской властью. Здесь же, приходили вполне вменяемые люди, разговаривали о делах, шутили, смеялись и пели. Несколько своеобразная одежда, в основном из домотканых тканей, да чёткое распределение кружков по интересам, девушки с девушками, мужчины с мужчинами, только и отличали эти посиделки от прочих, увиденных нами за полтора года.
Нет, было ещё одно отличие, полное отсутствие спиртного на столах и ни намёка на табачные изделия. В заводе многие рабочие и охранники курили трубки, заполняя их ядрёным самосадом. В нашем кругу, куда нас усадил хозяин дома, кроме знакомства с многочисленными родственниками Акинфия и соседями, обсуждали наиболее выгодное место для строительства ружейного завода. Потому, как разрешение на завод было получено без приписных крестьян. Видимо, кто-то из чиновников решил подшутить над самоуверенным купчиной из провинции, не вписав, как обычно, в указ о строительстве завода, список деревень, где разрешено брать рабочих. Все окрестные селения на семьдесят вёрст вокруг были приписаны к Прикамскому заводу, нечего даже пытаться уговорить Алимова поделиться рабочими руками. Даже, если подобное удастся, первые же ревизоры снимут такого управляющего за самоуправство.
