неограниченной свободной конкуренции, который породил невообразимые человеческие страдания на ранних стадиях индустриальной революции и развития капитализма[43].
Если, по Манби, капитализма больше нет, то что же стало на его место? Может быть, социализм? Зная притягательную силу социалистических идей, Манби не хочет отказаться от такой альтернативы. Словно щеголяя своим объективизмом, он готов допустить принципиальную возможность социалистического общества в Англии. Он с готовностью признает, что «такая система (т. е. коллективная система, в которой вся индустрия была бы национализирована. — Я. В.) в рамках демократии могла бы вполне успешно действовать в условиях Англии. К тому же все те основные цели, за которые боролись первые социалисты, могут быть достигнуты как при наличии смешанной экономики, так и при полностью коллективной экономике»[44].
Среди буржуазных социологов Манби выделяется особой «благосклонностью» к социализму, однако все эти вынужденные «поклоны» социализму, обусловленные силой и популярностью марксистских идей в современном мире, нужны были христианскому социологу лишь для того, чтобы, защищая идейные и экономические устои капиталистического общества, показать свой «объективизм». Вот дальнейший ход его аргументации. Признав в общих чертах достоинства социалистической системы, он тут же ставит ее на один уровень с… капитализмом свободной конкуренции! Причем общий признак социализма и капитализма свободной конкуренции он видит не в чем ином, как в догматизме.
Таким образом, пытаясь дискредитировать социализм и не найдя ни одного веского аргумента против него, христианский социолог договорился до абсурда.
Но вернемся к «положительной» части его социологии — к концепции «смешанной экономики». «Под «смешанной экономикой» я понимаю такую экономическую систему, в которой государство различными путями контролирует и планирует действия частного предпринимателя», — пишет он[45].
Надо сказать, что термин «предприниматель» (businessman), который фигурирует в этом определении, занимает весьма важное место в рассуждениях Манби и является центральным для всей концепции «смешанной экономики». Значимость термина «предприниматель» явствует хотя бы из того, что Манби, например, утверждает, будто главной причиной, из-за которой деятельность ранних английских христианских социалистов XIX столетия не увенчалась успехом, является недооценка ими «роли предпринимателя». Это, мол, «роковой недостаток в их понимании социальной системы»[46].
Христианско-социальная теория XIX столетия и даже современности страдает одним и тем же пороком — пренебрежением к функции предпринимателя, и, применительно к нашей эпохе, «стоит только установить настоящую роль предпринимателя — и откроется множество возможностей для ее воплощения в жизнь»[47].
Что же это за магическая «роль предпринимателя», признанием которой христианский социолог предлагает решить все злободневные проблемы современности? Почему его роль столь важна? Оказывается, роль предпринимателя так важна потому, что, согласно Манби, экономический процесс предстает перед человеком как нечто мистическое, неосязаемое, непонятное. За экономическими процессами скрываются силы, которыми человек не в состоянии управлять и которые он не может подчинить себе.
Может показаться, что тут автор говорит о капитализме неограниченной свободной конкуренции, который, согласно концепции апологетов «смешанной экономики», обладал всеми упомянутыми пороками, от которых он теперь — слава богу! — излечен. Оказывается, нет! Согласно Манби, «сегодня благодаря новым изобретениям (имеется в виду научно-техническая революция, с помощью которой капитализм якобы реформирован. — Я. В.) это состояние не улучшилось, а, наоборот, еще больше усугубилось»[48].
Что же получается? С одной стороны, мы узнаем, что капитализм «уже не тот», что он реформирован, что его недостатки устранены, а с другой — нам твердят, что все его основные пороки существуют и по сей день и грозят современному человеку стихийностью, неопределенностью, произволом… Тут налицо крайняя непоследовательность христианского социолога, которая вытекает из его религиозно-идеалистического взгляда на общество, из его тщетных попыток выступить апологетом изжившего себя общественного строя. Когда это ему выгодно, он проповедует доктрину «излечения капитализма», а когда ему необходимо во что бы то ни стало возвысить принципы личного предпринимательства и частной собственности — основные принципы капитализма, он вынужден волей-неволей подчеркивать тот же антигуманный, антиобщественный характер капитализма, с которым якобы уже покончено, но который на самом деле является постоянной чертой всякого эксплуататорского общества.
Согласно Манби, личность предпринимателя заслуживает особого внимания по той причине, что на него падает самая трудная доля в общественном производстве — «координировать действия в соответствии с сигналами, которые он получает через механизм рыночных цен», и ему приходится «действовать в мире, в котором точное предсказание невозможно»[49]. Иными словами, частный предприниматель — это что-то вроде священнослужителя мистического культа свободной конкуренции, культа капитализма.
Таким образом Манби пытался возвысить роль капиталиста, дабы оправдать экономическую систему, которая ныне сковывает прогресс человечества.
Правда, после того как Манби, по его мнению, прочно утвердил эту роль капиталиста, он осмеливается направить по его адресу несколько критических замечаний. В условиях «смешанной экономики» некоторые стороны деятельности частного предпринимателя должны регулироваться государством, «он не должен руководствоваться лишь соображениями прибыли» и т. д., однако все это лишь фиговый листок для прикрытия основного тезиса об исключительном положении капиталиста в обществе, тезиса, которым оправдывается существование буржуазного строя.
Эта сущность учения христианского социолога еще более наглядно обнаруживается при рассмотрении других элементов социальной концепции Манби, а именно тех, которые относятся к рабочему классу, к классовой борьбе, профсоюзам и т. д.
Манби не жалеет слов для показа доброжелательности церковной социальной политики по отношению к рабочим. Напомнив, что в «порядочном» обществе не кто иной, как капиталист, должен иметь право окончательного решения по всем экономическим вопросам, он тут же «великодушно» признает, что и «рабочий должен иметь право, по мере своих способностей, содействовать предпринимателю в принятии решений»[50]. Но этим «великодушие» Манби не исчерпывается: оказывается, рабочий «должен иметь право давать консультации по поводу решений, которые влияют на его благосостояние»[51].
Посвятив рабочим еще несколько голословных комплиментов, общий смысл которых хорошо передается тезисом: «Рабочий должен иметь уверенность в том, что он нужен и что его работа полезна для общества», а также высказав доброе пожелание: «Мы должны избавиться от горького бича безработицы», Манби переходит к вопросу о классовой борьбе, в частности о борьбе рабочих за улучшение своих жизненных условий. Тут с поразительной быстротой Манби меняет облик «поборника интересов рабочих» и обнаруживает подлинное лицо выразителя англиканской социальной теории.
Исходным мировоззренческим пунктом для построения христианской концепции классовой борьбы у Манби служит тезис о равенстве и ответственности всех людей перед богом. «Люди должны рассматриваться как равные не потому, что они являются таковыми, а потому, что нам не дано право разграничения в этой области, в которой сам бог отказался это сделать», и «бог сделал людей свободными, но возложил на них тяжелое бремя ответственности»[52].
Если «ответственность» капиталиста
