Но она не слушала: ее внимание снова привлекло что-то в небе, и это были не аисты. На этот раз при нем был бинокль, и он стал доставать его, чтобы выяснить наконец, на что она засмотрелась. А когда он нашел это, то несколько раз поменял фокус, потому что поначалу просто не поверил своим глазам.
– Что это, черт возьми?
Высоко-высоко, в густой синеве, плыло нечто напоминающее длинную узкую потрепанную ленту. Оно плыло так высоко, так далеко, что казалось тонким, как бумага. Длинное, широкое и чужеродное. Будто искромсанный кусок пластикового пакета, подумал Контроль, плывет себе по небу… но только он и есть часть неба. Сама текстура, то, как это нечто существовало и одновременно не существовало – все это заставило его содрогнуться, сжать руки в кулаки, онеметь, похолодеть, вспомнить стену, которая стеной не являлась. Стену, которая дышала под его прикосновением.
– Ложись! – крикнула Кукушка, дернула его за рукав и заставила опуститься на колени рядом с собой, в зарослях тростника. Теперь и он почувствовал эту ясность – он весь был натянут, как струна, напряжен, невесом, и его так и тянуло к небу, которое уже больше не было только небом. Влекло и тянуло так сильно, что он бы поднялся на ноги, если б Кукушка его не удержала. Он лежал в зарослях и был благодарен ей за то, что она навалилась на него всем своим весом, что он здесь не один.
А это полупрозрачное нечто все прошивало, прошивало небо каким-то ужасным образом – рвалось на части, ныряло вниз, взлетало вверх, а потом вдруг раздался жуткий крик, пронзивший не только уши, но и все его существо, словно тело разом пробили насквозь мельчайшие частички. Он чертыхнулся и остался на месте, наблюдая, страшась. «Волнистые линии, которые как бы есть и одновременно нет». Строчка из доклада Уитби, которой он не придал значения, потому что не понял, о чем речь.
– Лежи тихо, – шепнула ему на ухо Кукушка. – Лежи и не двигайся. – Она по-прежнему прикрывала его собой, стараясь сделать так, будто его здесь нет.
Он даже дышать боялся, лежа неподвижно, как неживой. А эта штука продолжала кружить и извиваться в небе, и он вдруг услышал шепот. Звук походил на еле слышное потрескивание паруса в штиль – и он тоже кружил, нырял и поднимался на волнах. Наконец Контроль все же рискнул посмотреть наверх и увидел, как от некого столкновения в воздухе эта штука застыла на секунду, потом вдруг натянулась, как кожа, стала хрупкой, страшно уязвимой, но сдаваться не собиралась.
Нырнула вниз, взмыла вверх, совершила пируэт, подошла слишком близко, отчего стала почти не видна, а может, ускользнула куда-то прочь, и небо вновь стало таким, как всегда.
У него просто не было слов, ни позаимствованных у Уитби, ни своих. Это не какая-то там мертвая диорама. Это не звероподобный скелет человека, совершенно ему незнакомого. Теперь возможно почти все. И случиться может все, что угодно Он крепко сжимал в ладони фигурку Чорри. Так крепко, что дерево чуть не прокололо кожу.
Они оставались в зарослях, пока буря не сорвалась с неба, которое стало теперь в глазах Контроля предательским, в неверном сером свете ударили молнии, прогремел гром, потом хлынул дождь, и среди струй, промочивших их до костей, они разглядели черные, похожие на головастиков существа, падавшие вниз и тут же зарывающиеся в землю, пока изо всех сил старались найти хоть какое-то укрытие под мертвыми остовами деревьев с почерневшими стволами и листьями, острыми, словно кинжалы. Головастики падали ручьем, каждый размером с его мизинец. Он не мог удержаться от мысли, что принесло их сюда это странное нечто с неба, что оно неким образом распалось на миллион крохотных кусочков и что это тоже было частью экосистемы Зоны Икс.
– Как ты думаешь, во что они превратятся? – спросил он.
– В то же, во что здесь превращается всё, – сказала она, хотя это был не ответ.
Но вот гроза миновала, и болото ожило, вновь огласилось птичьим пением, журчанием ручейков в канавках, словно все здесь было совершенно обычным. Лишь ожили сорняки, деревья стали казаться зеленей, но, возможно, такой эффект придавал свет солнца, казавшегося сейчас страшно далеким, как и весь остальной мир.
Через некоторое время они поднялись. А потом в полном молчании продолжили путь, стараясь держаться поближе друг к другу.
0006: Директриса
Было место, которое еще ребенком ты называла самой дальней точкой – забраться куда-то дальше просто не было сил. Место, где ты стояла, представляя себя единственным на земле человеком. Это немного настораживало, но одновременно вселяло в душу мир и покой, и еще – ощущение безопасности. Из этой точки, в какую сторону ни иди, вернешься обратно, и ты возвращалась. И до сих пор возвращаешься. Но в данный момент, даже с Уитби под боком, ты забралась так далеко, что никакими милями не измерить – и ты это чувствовала. Чувствовала всерьез. Легкую панику сменила легкая усталость, но вот наконец перед тобой открылся абсолютно неподвижный пейзаж, где кустарниковая пустошь переходила в водно-болотистые угодья, где канал с пресной водой служил преградой солоноватым заболоченным почвам, да и самому морю. Туда, где ты некогда видела выдр, слышала крики кроншнепов. Ты с облегчением выдыхаешь и расслабленно растворяешься в этом пейзаже, бредешь вдоль берега под низким небом, завороженная этой абсолютной неподвижностью. И ноги уже не ноют от усталости, и ты больше ничего не боишься, даже Зоны Икс, и не осталось ни памяти, ни мысли о чем бы то ни было, кроме этого момента. И ты идешь все дальше и дальше.
Однако вскоре это блаженное ощущение начинает меркнуть, и ты вместе с Уитби – выжившие в топографической аномалии – останавливаешься перед развалинами материнского дома. От него остался лишь пол да две несущие стены с такими полинялыми обоями, что разобрать рисунок просто невозможно. Осталась и залитая теперь солнцем, выложенная из широких прогнивших планок дорожка, ведущая в дюны, а уже оттуда – к отливающему голубоватым металлом морю, где на волнах подпрыгивают белые буи. Возможно, тебе не следовало приходить сюда, но ты так хотела вновь ощутить себя и окружающий мир нормальным, вспомнить дни перед тем, как все полетело кувырком – дни, казавшиеся в то время такими обычными и даже скучными.
– Не забывай меня, – сказал тогда Саул, словно говорил не только о себе, но и о твоей матери, и обо всем Забытом береге. Теперь его и впрямь все забыли. Уитби стоял на одном конце, ты – на другом, тебе нужно было пространство. Он не уверен в тебе, да и ты тоже не слишком ему доверяешь. Уитби хотел прервать экспедицию сразу после башни, но ты в тот момент даже слышать об этом не желала. Ведь здесь был твой дом, и Уитби просто не под силу остановить тебя, сколько бы он ни протестовал, ворчал, жаловался и пытался вырваться на свободу, сколько бы ни умолял тебя немедленно перебраться с ним через границу.
«Ну и куда подевался твой оптимизм?» – тебя так и подмывает задать ему этот вопрос, но ты молчишь. Потому что, как ни крути, он все еще существует не в твоем мире.
Давным-давно, раз или два, на полу в доме, в том месте, где некогда была гостиная, разводили огонь – вот здесь, под сенью полуобвалившейся стены. Черные пятна свидетельствовали о том, что, даже после наступления Зоны Икс, здесь какое-то время жили люди. Может, этот огонь разводила мама? Совершенно дико и почти неуместно выглядели старые потрескавшиеся тарелки, лежавшие в раковине, которая отвалилась и превратилась в нечто неузнаваемое, заросшее плесенью и лишайником. Деревянные кухонные полки и буфеты давно сгнили. И пахло здесь теперь только опавшей листвой и землей.
Пол покрыт мертвыми жуками, раздавленными в блестящие изумрудные лепешки, зеленовато-голубым мхом и толстыми плетями плюща, смешавшимися в хаотичное зеленое море. Крапивники и пеночки пробираются через кустарник снаружи, усаживаются на распахнутую оконную раму – окно выходит на пустошь, – потом вспархивают и исчезают. Окно, в которое ты смотрела, поджидая прихода отца, дорога к дому сплошь заросла кустарником и сорняками.
По углам, покрытые толстым слоем пыли и грязи, виднеются консервные банки, проржавевшие, с давно сгнившим содержимым, погрузившиеся в слой земли, проступивший из-под половиц, сожранных насекомыми-древоточцами. Ты испытываешь сожаление и тоску, словно по некому ориентиру, очертания которого теперь замутнены, почти не видны. Экспедиции никогда не рассказывали о том, что здесь жили люди, здесь работали, здесь выпивали, здесь слушали музыку. Люди, жившие в передвижных домиках, в бунгало и на маяках. Нет, лучше не думать о людях, которые здесь жили, о том, что все тут опустело… Но тебе все же хочется, чтобы о них помнили, чтобы поняли, что потеряли, пусть эти потери и невелики.
Пока ты осматриваешься, Уитби стоит неподвижно, словно чужой – или ему хватает такта предоставить это дело тебе, или же он занят какими-то своими размышлениями. Он знает: ты что-то скрываешь от него, недоговариваешь об этом доме. Губы мрачно поджаты, в глазах читается осуждение – естественно ли это, или Зона Икс уже начала его деформировать, настраивать против тебя?
