Его «истерики», значит. Генри определенно идет на обострение отношений.
– Но прожектор, он ведь работает нормально? – И вот оно опять, это ощущение, словно Генри пытается добиться чего-то от Саула. Он уже был знаком с этой тактикой, к ней прибегали не только нервные, но и самые застенчивые члены этой шайки.
– О да, работает, там все в порядке. – Саул пытался подпустить в голос веселости. Маленькую выщерблину он устранил, протер стекло и старался не вспоминать об этом неприятном инциденте.
Любой знающий этого фигляра Генри не стал бы обращать внимания на его дурацкие выпады, счел бы их проявлением неумения вести себя в обществе. Но он часто нервировал Саула одним своим присутствием.
В итоге он выгнал их обоих с кухни, потом позвонил Чарли, спросить, не хочет ли тот позавтракать вместе, запер свои комнаты и поехал в деревенский бар, хоть немного отвлечься.
Деревенский бар не был постоянно работающим заведением, он открывался от случая к случаю, в зависимости от того, кто был поблизости. Сегодня они вынесли на задний двор жаровню для барбекю и холодильник, забитый домашним пивом. Бумажные тарелки, позаимствованные с какой-то семейной вечеринки, торт со свечами на розовой глазури. Саул и Чарли уселись на улице, на старом деревянном настиле, лицом к морю, за столиком под вылинявшим голубым зонтом.
Говорили о том, как Чарли провел день в море на лодке, о новом соседе, который купил дом, полуразрушенный ураганом, о том, что Старине Джиму не мешало бы отремонтировать и обновить деревенский бар, потому что «это не круто, иметь бар на берегу, в месте, где рядом нет других приличных баров, а потому не с чем сравнить». О том, что было бы неплохо как-нибудь сходить на концерт той рок-группы, о которой рассказывал Чарли. О том, чтоб вместо того, чтоб торчать тут, они могли бы проваляться в постели весь день.
И о том, как «Бригада легковесов» действует Саулу на нервы.
– Этот Генри просто выродок, – сказал он Чарли. – И взгляд у него жуткий, как у гробовщика. А Сьюзен так и ходит за ним по пятам.
– Но ведь не навеки ж они сюда приперлись, – сказал Чарли. – Придет день, и уедут. Вот уж точно, жалкие выродки. Бригада уродов. – Он просто играл словами, наверное, потому, что оба они уже успели выпить по паре пива.
– Ну может, и так, но пока что при виде них у меня прямо мороз по коже.
– А что, если они агенты под прикрытием и работают на Агентство по защите окружающей среды?
– Точно, я же тут каждую ночь напролет закапываю химические отходы.
Чарли, конечно, шутил, но Забытый берег серьезно пострадал от десятилетий снисходительного отношения законов к сбросу биологических отходов на том, что считалось «немуниципальной территорией»[9]. В песке тонули прогнившие ржавые бочки, их было куда больше, чем думали местные, – на старых заброшенных фермах, укрытые жирным суглинком.
Они возобновили разговор позже, в маленьком двухкомнатном домике Чарли, что находился неподалеку. На стене – пара семейных снимков, несколько книг на полках, в холодильнике почти пусто. Словом, ничего такого, что Чарли не смог бы быстро побросать в рюкзак, если бы решил вдруг убраться отсюда или к кому-то переехать.
– А ты уверен, что они не психи, бежавшие из сумасшедшего дома?
Саул усмехнулся, вспомнив, что прошлым летом из психушки на окраине Хедли сбежали два пациента, пробрались сюда, на Забытый берег, и как-то умудрились прожить на свободе почти три недели, пока за ними не приехала полиция.
– Убрать отсюда всех сумасшедших – так ни одного человека не останется.
– Кроме меня, – заметил Чарли. – Кроме меня, ну и еще, может, тебя.
– Кроме птиц, оленей и выдр.
– Кроме холмов и озер.
– Кроме змей и лестниц[10].
– Что?
Но к этому времени они уже оказались в постели и так славно согревали друг друга, что могли бы сказать любую глупость. И говорили.
На следующий день Саул все еще колебался, идти ли к врачу, но наконец решился благодаря девочке. Генри и Сьюзен уединились на маяке, сам он возился во дворе, а она появилась днем и с тех пор ходила за ним, словно тень. Он так привык к ней, что если бы она не пришла, подумал бы, что с ней что-то случилось.
– А ты сегодня какой-то другой, – заметила Глория, и эта фраза застряла у него в голове.
Она прислонилась к сараю, наблюдая за тем, как он засеивает лужайку новой травой. Волонтер Брэд обещал приехать и помочь, но так и не появился. Солнце над головой висело огромной желтой каплей. Волны накатывали на берег, но шум прибоя звучал как-то приглушенно. Проснувшись, он обнаружил, что одно ухо у него заложило, наверное, просто потому, что он всю ночь проспал на этом боку. А может, он просто уже слишком стар для этой работы. Может, именно по этой причине смотрители маяка выходят на пенсию в пятьдесят лет.
– Стал на день старше и мудрее, – ответил он. – А ты почему не в школе? Если бы пошла, тоже немного поумнела бы.
– Сегодня День учителя.
– А здесь у нас день смотрителя маяка, – проворчал он, выворачивая ком земли лопатой. Кожа какая-то слишком эластичная, бесформенная, а под левым глазом снова задергалась мышца.
– Тогда покажи, что надо делать, и я помогу.
Тут он остановился, оперся о лопату и долго смотрел на нее. Если эта девчонка и дальше будет так быстро расти, из нее может получиться вполне приличный полузащитник.
– Хочешь стать смотрителем маяка?
– Нет, просто хочу поработать лопатой.
– Да лопата больше тебя.
– Тогда принеси другую из сарая.
Да. Этот сарай, где есть все, что надо… кроме тех случаев, когда как раз нужного-то там и нет. Он покосился на башню маяка, где «Бригада легковесов» наверняка проделывала с его маяком какие-то невообразимые гадости.
– Ладно, – сказал он и принес ей лопату поменьше, почти совочек.
Она лишь отмахнулась, когда он начал было ее инструктировать, встала рядом и принялась осторожно подцеплять и отбрасывать в сторону комочки земли. Саул предусмотрительно отскочил в сторону. Как-то раз один из слишком ретивых помощников угодил ему по голове рукояткой лопаты.
– Почему ты какой-то другой? – с присущей ей прямолинейностью спросила она.
– Я же сказал, ничего я не другой. – Ну разве что немного раздражительнее, чем обычно.
– Нет, другой, – сказала она, не обращая внимания на его тон.
– Ну разве что из-за занозы, – ответил он, решив не вдаваться в подробности.
– Заноза – это больно. Но ничего страшного. Можно вытащить.
– Да не от этой, – сказал он и снова принялся за работу. – Эта какая-то странная. Сам толком не понял, но с тех пор в уголке глаза мелькают какие-то точки.
– Тебе надо к врачу.
– Схожу.
– Моя мама врач.
– Да, знаю. – Насколько ему известно, ее мать была педиатром. А это не совсем то, что надо. Пусть даже и она давала советы здешним обитателям.
– Если бы я стала другой, то обратилась бы к ней. – Другой… Но в каком смысле другой?
– Оно и понятно. Ты с ней живешь.
– И что с того?
– Ты вообще зачем сюда пришла? Допрашивать меня?
– Думаешь, я не знаю, что такое допрашивать? Но вообще-то да, – сказала она и ушла.
Когда наступил вечер и Сьюзен с Генри уехали, Саул поднялся на самый верх башни и долго любовался контрастной полосой между берегом и морем, темными бронзовыми отблесками солнца на воде. Свет исходил из этой башни, просачивался через штормы и катастрофы, устраиваемые людьми, в спокойные времена и в кризисы. Свет, который изливался каскадом, временами неверный, прерывистый. Свет, который пульсировал и дрожал, но все же разгонял тьму.
Он стоял в фонарной комнате и в тот день, много месяцев назад, когда впервые увидел Генри. Генри тащился по песку к маяку и представлял собой в тот момент довольно жалкое зрелище – шел сгорбившись, его шатало из стороны в сторону, ноги увязали в песке. Щурясь, он всматривался в даль, сильный ветер почти сорвал с его плеч рубашку – она была явно великовата и теперь трепетала и пузырилась у него за спиной точно парус, словно пытаясь оторваться от этого тела, освободиться. Этот «парус» затенял тащившуюся следом Сьюзен, Саул поначалу даже ее не заметил. Песчаных куликов, похоже, мало волновало появление на берегу Генри: вместо того чтоб тотчас взлететь нервной стайкой, они продолжали ковыряться в песке, выискивать в нем пищу и поднимались в воздух лишь в самую последнюю секунду при приближении этого неуклюжего монстра. Генри походил в этот момент на робкого просителя, пилигрима, пришедшего поклониться святыням.
Они оставили здесь все свое оборудование – металлические ящики со странными круговыми шкалами и датчиками. Выглядело это почти как угроза. Как заявление прав на территорию. Как обещание непременно вернуться. Он не имел даже отдаленного представления о том, что видел. Да и не хотел. Не хотел знать, что здесь относится к спиритическим сеансам, а что – к науке. Частицы пребиотиков. Энергия духов. Зеркальные комнаты. Линзы этих прожекторов сами по себе были чудом, и он не видел смысла искать в них какой-то другой смысл или предназначение.
